В каждом цветке живет эльф. Или Дюймовочка

Всю долгую и страшную войну они с бабушкой, тогда юной медсестричкой Лизой, слали друг другу почтовые треугольнички. В своих письмах дед всегда давал понять: тяжело, но жизнь идет, ни шагу назад!

И потом обязательно что-нибудь лирическое: про синее чистое небо, по цвету так похожее на Лизуткины большие глаза, про самую прекрасную в мире землю, которая исстрадалась от взрывов и жаждет заботливых человеческих рук.

Четыре года в письмах. Каждый такой треугольник, пожелтевший от времени, хранит и тепло дедовых рук, и Лизуткино ожидание, и волнение, и счастье: «Жив!» Дедовы письма бабушка всю жизнь хранила, как самую большую ценность, в маленькой сумочке-ридикюльчике. Когда деда не стало, она часами перечитывала эти письма.

Твердый, очень разборчивый почерк; обязательно — дата, когда написано, где. О чем писала ему бабушка, уже не узнать. Все свои письма, которые дед пронес через множество смертельных сражений, она уничтожила.

После войны история с письмами продолжилась. Только теперь дед слал письма своим боевым товарищам. Из Курска, Волгограда, Ленинграда и Самары, с Дальнего Востока и из Минска шли весточки: живы, здоровы! Работаем! Слали фотографии. Жены, дети. Потом — внуки.

Письма становились все короче, их сменили поздравительные открытки. Помню, как в конце апреля дед целый день отводил «на открытки». Сидел за столом и подписывал поздравительные открытки своим друзьям-ветеранам.

Желал здоровья, мирного неба над головой, надеялся на то, что когда-нибудь обязательно встретятся. Круглый, четкий почерк. Обязательно — дата.

Я любила рассматривать эти открытки ко Дню Победы — они были такими нарядными! Часто там изображались букеты: майская сирень и красные тюльпаны. В большой хрустальной вазе — бабушка очень любила хрусталь — тоже стоял такой же победный букет.

Фото: Рixabay

Лиловая сирень, алые тюльпаны. Тюльпаны стояли недолго. Бутоны раскрывались, потом выгибались, обнажая черные тычинки. В этом тоже была какая-то магия, волшебство. Каждый раз я думала, что в тюльпанном бутоне вполне может притаиться эльф или даже целая Дюймовочка. Но эльфа в цветке не оказывалось, я брала опавший алый лепесток, рвала напополам, наклеивала на губы. Смотрелась в зеркало.

Ух, ну, просто артистка! С бабушкой шли на почту и отправляли открытки. Я кидала их в почтовый ящик, одну за другой, и слышала, как они с глухим стуком падают внутрь.

А накануне Девятого мая начинали приходить открытки-ответки. Фронтовые товарищи поздравляли деда с бабушкой. С каждым годом пачка открыток становилась все тоньше. Уходили из жизни ветераны.

«Что-то Коля в этом году не ответил», — говорил дед. Бабушка выразительно молчала. Дед тяжело поднимался с кресла, подходил к окошку и смотрел куда-то вдаль. В 1991 году дед умер, и поток писем, превратившийся к тому времени в тонкий ручеек, прервался совсем.

Сейчас почти не шлют почтовых открыток и не отправляют рукописных писем. Ушла эпоха. А тюльпаны и сирень в мае хороши по-прежнему. И до сих пор я смотрю на каждый тюльпановый бутон с какой-то скрытой надеждой: а вдруг там живет эльф?

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции