Икона — не портрет: Александр Соколов о своем пути к иконописи

Александр Соколов всю свою жизнь проработал в серьезных федеральных изданиях. Начинал самым молодым собкором «Комсомольской правды». Вначале на Русском Севере. Не раз прошел Севморпуть. Открывал ледовые причалы на Ямале.

Побывал и на Северном полюсе. Потом переехал в Ростов-на-Дону. Юного журналиста не прельщали ни административные должности, не обещания повышений: лучше «полей» ничего не было.

— Когда я задумал уходить из «Комсомолки», ее главный редактор, Геннадий Селезнев, даже предлагал квартиру, — вспоминает Соколов. — Ответом был отказ: на мое место много нашлось бы желающих. А меня на тот момент пригласили возглавить крупнейшее северокавказское отделение мирового Агентства печати «Новости».

Десять лет руководства, переезд в Москву, разлады с женой — по глупейшим, как признается Александр, причинам…

— В столице закрепился самостоятельно, хотя с пропиской в ту пору было очень трудно, — говорит художник. — Началась совершенно сумасшедшая работа: смена времен, смена строя… Был свой бизнес — издание художественных миниатюр. Помощник куда-то исчез, бизнес рухнул, но перепады на этом не прекратились.

Семинары по биоэнергетике, руководство сразу несколькими журналами. Редактор газеты фонда Шаталина «Реформа», холдинг «Совершенно секретно», где создал и руководил дирекцией региональных изданий...

— Подзаработав определенное количество денег, я купил скромные апартаменты в Болгарии и понял: Москва надоела, — рассказывает Соколов. — Своим объяснил просто: «Мне нужна свобода». Уехал и попросту забыл про журналистику.

По рисованию были тройки

Время от времени Александра посещают сомнения: может, напрасно оставил любимое дело? Но сейчас это уже неважно.

— Было очень плохое состояние, ужасное настроение, непонимание — как жить, — вспоминает художник. — Однажды у себя в записной книжке я обнаружил телефоны двух девушек, которые приезжали на семинары по биоэнергетике. Одной позвонил. Договорились о встрече. Она приехала на следующий день с подругой, у которой была своя галерея. Посидели в кафе, посмеялись, а потом договорились отправиться вместе на Шуменское плато, где у них проходила, скажем так, встреча единомышленников. Посадили меня в кружок, что-то поколдовали, а потом привезли в ту самую галерею. И вот там я получил такую «накачку» энергии, что словами и не передать. А вечером приехал домой и нарисовал первую картину. По черчению и рисованию у меня были исключительно тройки. Но вот брат — профессиональный художник. Он трагически погиб за два года до моей пробы кисти.

Многие из работ были представлены на недавней выставке в Москве  / Фото: Светлана Колоскова, «Вечерняя Москва»

Чуть позже там же, в Болгарии, наметился масштабный международный пленэр под эгидой ЮНЕСКО, где собрались порядка тридцати художников из самых разных стран.

— Я познакомился с тремя очень талантливыми художниками, — рассказывает Соколов. — Поболтали, что-то выпили, разговорились… И они позвали с собой. Здесь я начал серьезно работать на холстах. Понаехали галерейщики, но покупали картины у одной турчанки и у меня — все!

Но со временем ушла живопись, отдалилась сама Болгария. Александр переехал в Великий Новгород, где познакомился со своей нынешней супругой. Там, в городе храмов, началось его увлечение церковной графикой.

Без благословения нельзя

Началось все с посещения быстрых курсов иконописи. Тогда Александр и не предполагал, что это дело станет одним из важнейших этапов его жизни.

— У московских мастеров, которые организовывают свои школы, я вижу в глазах только доллары, никакой заинтересованности и участия, — категорично утверждает он. — Как-то нашел одну школу, принимавшую довольно большой поток и обучающую византийскому стилю. Ценитель поймет меня сразу: это не самый трудный путь к написанию икон.

Весьма продолжительные и полные разочарований поиски наставника привели Александра к Сергею Васильевичу Куропаткину. Его иконы украшают один из приделов Святого Никиты в Соборе Святой Софии — одного из древнейших храмов на Руси. Как говорили раньше, «там, где София, — там и столица!» Сейчас он пишет иконы в придел Иоанна Крестителя, и это снова для Софии.

— Жаль, я не попал в золотое время его обучения, когда он преподавал в Юрьеве, — говорит Соколов. — Поясню. В Новгороде три монастырских столпа: Антониев монастырь, Юрьев — самый древний, а также до сих пор действующий Хутынский женский монастырь. Сергей Васильевич лет 10 работал в Юрьевом монастыре. Сейчас принимает только уже готовые работы учеников и исключительно по субботам. Но в совете никогда не отказывает, да и кисть нередко берет в руки, чтобы сотворить на глазах чудо.

Пишет Александр в московской квартире, в обстановке самой бытовой: приносит с балкона столик и садится за работу. Свой кабинет есть и в Новгороде, с видом на монастырский пруд. Так что аура самая нужная.

— В церковь хожу, хотя человек и невоцерковленный, — утверждает художник. — А на то, чтобы писать иконы, получал отдельное благословение. Без этого — нельзя.

Пока мы с плавью возимся

Два года назад Александр по чистой случайности познакомился с человеком, который делает иконы — как пироги печет.

— Мы тут с плавью возимся (жидкое письмо с использованием тонкого слоя краски, накладываемого на все элементы композиции. — «ВМ»), один левкас (грунт, представляющий собой мел с животным клеем и с добавлением льняного масла. — «ВМ») чего стоит, — сетует художник. — А он сколотил бригаду людей и с реставрации Рильского монастыря собирал доски, которым по 300–400 лет. Придумал особый раствор и покрывает старые доски как левкасом. Покрытие становится буквально каменным. Нужного эффекта у него не получается: только левкас впитывает олифу, которая делает икону вечной и дает ей свет. Но все же работы у него безумно красивые и достаточно дорого уходят с аукционов Европы. А вообще, думаете, в магазинах иконы настоящие? Да те же самые краски, то же самое золото. Но они похожи друг на друга, словно штампованные!

Многие из работ были представлены на недавней выставке в Москве  / Фото: Светлана Колоскова, «Вечерняя Москва»

Материалы для иконописи, по словам Соколова, найти легко, были бы деньги. Доски — по заказу, три-четыре тысячи рублей за штуку. Одна кисточка — от 300 рублей и до полутора тысяч. Стираются кисти, кстати, очень быстро, так что на этом сэкономить не получится.

— Под руководством Сергея Васильевича не забалуешь, все строго по канону, — говорит Александр. — Но вообще от экспериментов не отказываюсь. На ошибках, как говорится, учимся.

Не продал ни одной

На недавней выставке Александр представил максимально полную коллекцию своих работ.

— Что-то храню у себя, что-то отдаю, — говорит Соколов. — У жены родился племянник — пишу именную икону Георгия Победоносца. У подруги жены юбилей — дарю равноапостольную княгиню Ольгу. Кое-что выставляю в «Фейсбуке», где в группе друзья и коллеги по прошлой «Комсомольской правде». Мне приятна их реакция. А выставка — первая и последняя. Организовал ее по просьбе друзей. Многим хотелось увидеть мои работы. А вообще, иконы для храмов и людей, которые на них молятся. Может, поэтому ни одной иконы за десять лет, что пишу, я не продал.

Та самая «Неопалимая купина» в свое время была первым заказом: обратился обеспеченный друг и коллега по бывшему цеху.

— Выбрали образец, договорились о деталях, — вспоминает художник. — Но процесс сразу пошел очень трудно: там блики, там тени, в сюжете собраны все пороки… Кажется, будто эта икона до сегодняшнего дня меня изматывает. Работа такого размера стоит не меньше 100 тысяч рублей. Сама только себестоимость — 27 тысяч. Так что пошли не самые приятные разговоры с заказчиком, и икона осталась у меня. Но своим друзьям я уже объявил, что готов распродать хоть всю коллекцию за полцены, кроме разве что самых близких. Меня все это стопорит. Летом, по-моему, я вообще за кисть не брался. Так что, думаю, пора начать все заново.