От птичьего языка спасает изобретательность

Один из способов — калька: буквальный перевод слова или оборота по частям. Вот открыл в XVIII веке Антуан Лавуазье вещество, которое участвовало в образовании кислоты, и назвал его oxygene (от древнегреческих слов, означающих «кислый» и «рождаю»). Мы могли бы так и заимствовать этот «оксиген».

Но русские ученые (возможно, сам Ломоносов) перевели оба корня этого слова. Получился «кислород». «Небоскреб» — перевод английского skyscraper (sky — «небо», to scrape — «царапать»).

— В XIX — начале ХХ века преобладали кальки словообразовательные: «себестоимость», «работодатель» (нем. Selbstkosten, Arbeitsgeber), — говорит Леонид Крысин, доктор филологических наук, заведующий отделом современного русского языка Института русского языка РАН. — Теперь кальки создают редко (предпочитают заимствования).

Если же они возникают, то либо у слова, которое давно существует, появляется еще одно значение («теневой» в значении «незаконный» или «не стоящий у власти» — калька с английского shadow), либо переводится целый оборот («горячая точка» — от английского hot spot).

Другой способ — изобретение принципиально новых слов.

В романе Солженицына «В круге первом» фанатичный Сологдин пытался «говорить на так называемом Языке Предельной Ясности, не употребляя «птичьих», то есть иностранных слов».

Если не догадывался сказать «доглядать» вместо «шпионить» или «зиждитель» вместо «инженер», сам себя наказывал. Сам Солженицын, кстати, активно изобретал слова. А до него адмирал Шишков надеялся заменить «калоши» «мокроступами», Даль «атмосферу» — «мироколицей». Но такие слова почти не приживаются. Так что иногда заимствование побеждает в честной борьбе.