Здесь вам не маркет

Базар у моего дома это - почти фонтан Дружбы Народов. В сплошной гудящей толпе сколько не считай, а все равно получается только два этноса - продавцы и покупатели. Вот тут продает сладкий гранат азербайджанка, напротив, в ларьке, взвешивает «севанскую форель» армянка. Между ними не Карабах, а мы.

Покупатели.

Ха, Айгуш, хочется  сказать  мне армянке. Я ли не ел севанскую форель? Она не крупная и энергичная, а то, что ты кидаешь на весы больше похоже на веселых поросят. Послушай, последний раз армянка меня обманула сорок лет назад и с тех пор мы вырастили с ней троих детей и подняли двух внуков. Ну, черт с тобой, давай своих поросят.

Фрукты  я  покупаю у  дамы с Украины по имени Татьяна. Не женщина, а, блин, Вечер На Хуторе Близ Диканьки. Она может не класть товар на весы, поскольку всегда точно знает, что они должны  показать. «Гарна девица, - говорю я ей, -  среду тому назад ты продала мне пару  кг корольков. Так ты знаешь, там оказалось штук восемь хурмы, которая завязала мне рот, так, что я не мог ответить жене, кто-таки, подсунул мне эту гадость».

Красавица Таня, начинает упирать кулаки в свои шикарные бедра и оповещает весь  базар  о том, что невозможно отличить одно от другого не  надкусив плод. «Как, как я могу  их отличить?», - она трагически обводит глазами очередь, не понимающую всей  тонкости этого  интеллектуального спора.

- По попке, Таня, -  маслянисто смеется  мясник Абдулла, глядя на опушку украинской спины. – Только по попке. Там должны быть черные точечки.

- Они на пипке,  Абдулла, не путай  божий дар с яичницей. Кстати,  тот  меринос, которого ты мне продал под видом  курдючного барашка, оскорбил  мой  казан. (Т.е. котелок в православной  версии).

Мясника  вместо приветствия  я  каждый раз спрашиваю: «А когда поставят  памятник Абдулле, злодейски  убитого  коммунистом  Суховым»? Абдулла всегда  смеется  ак Петруха. Но теперь в его голосе  появились нотки закоренелого басмача:

- Абдулла никогда не продавал мериноса, - говорит он, спешно добавляя, - тебе.

- Слушай, - отвечаю  я,  изображая  председателя Центризбиркома Чурова, распознавшего всю  гниль американской избирательной  системы. – Когда  Аллах, да святится имя  его,  призовет тебя и спросит: «А не продавал ли ты,  Абдулла,  мериноса в ноябре  2012 года?», то,  что ты  ему ответишь?

Абдулла  тщательно взвешивает  свой ответ на стоящих перед ним  весах,  и  по привычке лихорадочно переводит  всё это в местную валюту. Но я  не даю  ему опомниться:

- Давай  сделаем так. Ты  продаешь мне  две лопатки по цене одной,  а  я  как-нибудь уговорю свой  казан проглотить это оскорбление  мериносом. Идет?

И вот  пришла горькая весть – 13 декабря  базар закрывается. Причина – «антисанитария».  Аргумент, конечно, железный. Но вот в Париже  под самой  Эйфелевой   башней работает рынок  выходного дня, причем,  чистота там не хуже,   чем  в  московских  поликлиниках. Вы  скажете, там  торгуют культурные люди. Я отвечу – там  просто никто  рынки не крышует. И там  соблюдаются  все законы.  Ах, у вас тут не чисто? До свидания!

Остается только поздравить  с 13 декабря супермаркеты. Где все стерильно, все в пластике, и между тобой и продавцом стоит касса, которая  «считывает»   коды и  без слов  выбрасывает  чек: итого… Но где я  куплю сушеный  урюк (не курагу в пакетиках), курдючное сало, репу, зра, девзра?

И поставят ли памятник Абдулле, павшему в тайной конкурентной  борьбе?

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции