Бомж: добровольный выбор

На страницах "Вечерней Москвы" колумнистами много раз поднималась эта тема: подавать или не подавать, быть милосердным или карать, тварь дрожащая или право имеет... И при полемичности вопроса, красной нитью проходила мысль - все-таки это несчастные люди. Куда несчастнее, чем мы, работающие и внешне благополучные. Написала "внешне" и сама споткнулась о слово: оговорка? А вы посмотрите на лица людей, которые в утренний час пик едут на работу. Счастливыми их никак не назовешь. Бледные, злые. На станции метро - третьей от конца - в вагон уже можно и не воткнуться, столько народу. Одиночество и страх нигде не ощущается так полно, как в толпе...

И вот бомжик Валера рассказывает мне свою историю. Он приехал откуда-то. Неважно ведь, где он был благополучным семьянином, а потом развелся и загулял. Оставил квартиру жене и сыну. Доехал до Москвы и здесь остался. Жил, скажем так, пёстро: гулял, выпивал, дрался. Спал в "бомжатне" на свалке. Есть у них там специальные поселки, построенные руками самих бомжей из подручных средств. Потом, будучи сильно нетрезв, заснул, прижавшись к какой-то отопительной трубе, а когда проснулся - ноги его уже обгорели. Пришлось ампутировать. Но - вы не поверите - его его не расстроило. Потому что определили потом Валеру в интернат и как инвалиду назначили пенсию. Он говорит, что нигде не жил еще так хорошо, как в интернате. Какую-то часть пенсии забирают, какую-то оставляют ему. Есть одно условие. Нельзя приходить в интернат пьяным. Ни за что не пустят, и это правильно. Иначе интернат превратится в вертеп.

Это условие Валере выполнить невозможно. Раз в неделю напивается он в хлам, в лоскуты, в грязи. После этого ночует опять неизвестно где, иногда уходит в отрыв. И еще одно его печалит. Нашел он себе подружку Лиду, такую же, как он, любительницу вольницы. А вместе им жить в интернате нельзя. М отдельно, Ж отдельно. Поэтому летом они, как молодожены, жили в шалаше в Серебряном Бору. Валера говорит: "И вот там я был по-настоящему счастлив, как никогда в жизни". Я не верю своим ушам. Безногий инвалид, пьяница, асоциальный элемент. Все законы нашего мышления просто кричат: это неправильно! Он несчастный, ему надо помогать и спасать! А Валера смотрит ярко-голубыми смеющимися глазами и говорит о летнем счастье.
Забыла сказать: сейчас он в больнице. Ампутированные ноги пришлось резать еще раз, уже выше колен. "Это уже другая степень инвалидности, значит, пенсия будет больше", - не унывает Валера. Печалится только об одном: пока лежал в больнице, подружка Лида исчезла в неизвестном направлении, где ее теперь искать? А вдруг что-то случилось? Но опять же какая-то то ли мотыльковость - жить одним днем, то ли излишний оптимизм не задерживают Валеру в печали надолго.

Я не встречала более жизнерадостного человека, который смотрел бы в свое будущее без страха... Все мы чего-то боимся: потерять работу, любовь, заболеть, даже конца света боимся. С тревогой следим за международными военными конфликтами. Валера не парится. Он об этом просто не знает. Телевизор последний раз смотрел еще в своем маленьком городке, в квартире, где сейчас жена и сын живут. О них он тоже не знает. Перевернутая страница. "Тогда я был рабом, а сейчас - свободный человек". Меня начинает подташнивать от злости. "Ты, Валера, нахлебник. Ты живешь за счет нас, честных тружеников, и нас же ругаешь дураками! А сам побираешься!" Валера возмущен моими словами. "Я не побираюсь никогда. Никогда не прошу! Засну, бывает, пьяным, положу рядом кепку. Просыпаюсь - полную кепку денег накидают. Сами! Я не прошу! Вы сами кидаете деньги, чтобы чувствовать себя лучше. " Вот так поворот... Дискуссия заходит в тупик.

Валера в больнице - самый безотказный, самый сочувствующий. Поэтому долго и не выписывают: медсестры тоже ценят такого добровольного помощника. Ночью встает курить (ну как встает, без ног ковыляет на костылях) и обязательно подойдет к лежачим, даст водички...

Все мы знаем, что Валера - человек обреченный. Не защищенный социальными благами, без ног, пьющий. Почему он называет себя счастливым? Я не могу этого постичь. Просто я поняла, что для многих бомжей их жизнь - добровольный выбор. И не все должны и хотят жить, как велит глянец или даже здравый смысл. Валера, спасибо тебе за это понимание.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции