Фронтовые истории

[b]Сейчас, когда мы отмечаем День защитника Отечества, я особенно отчетливо вспоминаю один из эпизодов, который произошел «на ближних подступах» к нашей великой Победе.[/b]Шел февраль 1945 года. Советские войска вели ожесточенные бои в окруженном Шнайдемюле (сейчас это польский город Пила). Однажды вечером капитан Александр Цыганков и я отправились на передовую для выполнения боевого задания.Ехать пришлось недолго: передовая проходила по центру города. Поставив агитмашину у полуразрушенной стены, мы с микрофоном спустились в подвал, который должен был дать нам надежное укрытие.Наша задача была и простой, и сложной. Простой потому, что мы выполняли гуманную и благородную миссию – говорили немецким солдатам правду о безнадежности их положения (судьба города была уже решена), призывали их сложить оружие и сдаться в плен. А сложной потому, что эта правда, как мы уже неоднократно убеждались, была не по душе фашистским офицерам, приводила их в ярость, и они приказывали открывать интенсивный огонь, чтобы заглушить наши голоса и заставить нас замолчать. Так было и на этот раз.По традиции, мы начали с «музыкального вступления» – популярного шлягера «Розамунда». Как всегда, немцы в этот момент огонь не открывали: видимо, с удовольствием слушали свою любимую песенку. Но когда мы по микрофону обратились к солдатам с призывами, начался ад кромешный. На то место, где стояла агитмашина, обрушился град снарядов и мин.Наконец передача закончилась и – опять по традиции – зазвучал бравурный мотив теперь уже другого шлягера. Обычно, услышав «музыкальный финал», гитлеровцы прекращали обстрел. Такой же реакции мы ожидали и теперь, тем более что звучала песня «Блондес Кетхен», которая была очень популярна среди немецких солдат. Но на этот раз противник повел себя совсем иначе: обстрел не только не прекратился, но стал еще более ожесточенным. Снаряды и мины ложились все ближе и ближе, от их разрывов дрожали стены дома. Очевидно, нас засекли и взяли в артиллерийскую вилку.Каждую минуту можно было ждать прямого попадания, от которого нас не спас бы даже массивный свод подвала. А наверху, как в насмешку, из громкоговорителя лилась веселая мелодия, и вокальное трио горланило пошлые слова припева: «Так, как моя красотка Кете, не целует никто на белом свете…» Нужно было немедленно выключить проигрыватель, который находился наверху, в машине. Саша Цыганков вскочил и выбежал из подвала. И в следующее мгновение песня оборвалась на полуслове, так что красотка Кете не успела даже доцеловать своего дружка. Через несколько минут умолкла и вражеская артиллерия, потеряв ориентир. Наступила тишина, такая тишина, что стало больно ушам.И тут вновь произошло нечто неожиданное (к счастью, на этот раз не столь опасное для нас). Из отдаленного угла подвала внезапно послышались какие-то стоны. Саша и я бросились туда и обнаружили несколько стариков и старух – жалких, плачущих, истощенных и обезумевших от страха и голода. Оказалось, что, спасаясь от уличных боев, они забрались в этот подвал еще до того, как к дому подъехала наша агитмашина.Конечно же, мы успокоили бедняг, объяснили им, что никто не собирается расстреливать немцев или угонять их в Сибирь… Голодный блеск в их глазах напомнил нам о старой мудрой русской пословице: «Соловья баснями не кормят». И мы отдали им все съестное, что было у нас в полевых сумках – бутерброды, сухари, куски сахара.Почти 60 лет прошло с того времени, но я до сих пор помню и никогда не забуду, как эти старики дрожащими руками брали бутерброды.[b]Владимир ГАЛЛ,майор в отставке[/b]