Обед в Монте-Карло

Отправляющемуся впервые во Францию Павлу Антоновичу парижский телефон Максима Алексеевича дали друзья. Сказали, познакомься, веселый парень, город покажет. «Ну, так что, — с ходу спросил Максим, встретив москвича в аэропорту, — Джоконда в Лувре, цветы к могиле Бунина, женское белье в Тати?» — «Канкан в Мулен Руж, футбол на Стад де Франс, кабаки по вашему выбору за мой счет», — влет среагировал Павел. Уточнение «за мой счет» он произнес с усилием — валюты было с гулькин нос, но требовалось держать фасон. «Споемся», — резюмировал Максим, который все понял и оценил.

К тому времени он жил в Париже пятый год. Совмещал официальную работу собственного корреспондента советского информационного агентства с тайной разведывательной миссией. Такое свое положение ловкий Максим Алексеевич использовал виртуозно: в агентстве объяснял, что все его время уходит на выполнение секретных заданий, а в «конторе» рассказывал, будто день и ночь вынужден строчить заметки о протестных митингах парижских мусорщиков и триумфальных гастролях Большого театра. На самом же деле они с женой вели праздную жизнь парижских буржуа, смакуя устриц, полотна импрессионистов и красоты Булонского леса.

О такой жизни Павел Антонович в то время не мог даже мечтать. Начало девяностых годов было для него не лихим, а тошнотворным.

Выпускник Московского архитектурного института шлепал типовые проекты жилых домов, получал за это копейки и года три жестко экономил, чтобы хоть раз увидеть Париж и, если повезет, не умереть.

Он не только не умер, но и обрел прекрасного товарища, каждая последующая встреча с которым радовала и окрыляла. С годами видеться стало легче — Павел Антонович преуспел, основал архитектурное бюро, которое стало модным и выполняло дорогие бюджетные и частные заказы.

Теперь он часто посещал Францию. Однажды прилетел сюрпризом, но оказалось, что приятеля в Париже уже нет. Золотое правило, гласящее, что за все хорошее приходится расплачиваться, не обошло Максима Алексеевича.

Сменилась масть, денег на содержание зарубежных корпунктов у агентства не стало, в «конторе» сделали грустное лицо, но в финансовой поддержке бесстрашному разведчику отказали.

Возвращаться в Москву не имело смысла. И тогда, поразмыслив, супруги отбыли на юг, в Ниццу. Сняли недорогое жилье, перезнакомились с соотечественниками, открыли газету под названием «Русская Ривьера» и кое-как стали сводить концы с концами.

Через полгода после этого и произошла очередная встреча старых товарищей.

Максим Алексеевич, маскируя вечной своей веселостью тяготы новой жизни, рассказывал, как ускоренными темпами освоил Лазурный Берег, который называл Лазуркой, а также, естественно, княжество Монако, которое фамильярно именовал Монаковкой. Князя Альбера, правда, Аликом не называл, но периодически отмечал факт личного знакомства: я спросил князя, я сказал князю... Павел хмыкал про себя, но байки слушал с удовольствием, особенно во время наглядной демонстрации особняков российских трубачей — так гид-приятель называл ребят, припавших к углеводородной трубе, а также к иным плодородным нивам.

Для пущего удовольствия Максим возил с собой бинокль, который время от времени наводил на объекты недвижимости, провозглашая: перед вами палаццо Барамовича, слева от него через три дома — чертог Топтанина, а вон там, ближе к морю, — сераль Мусанова.

Потом с горы они осмотрели старинную овчарню, которую трубач Бабаев купил всего за 20 миллионов и собирался вместо развалин поставить особняк.

Но оказалось, что это место представляет историческую ценность и ничего нового строить нельзя, равно как и трогать старое. Владелец пытался коррумпировать муниципалитет, но разрешения ему все равно не дали. Теперь бродит вокруг овчарни, где давно никто не видел овец, зато наконец-то увидели козла.

Так, веселясь и сплетничая, приятели вкатились в Монте-Карло и уселись в ресторане на берегу. После обеда Максим должен был отвезти Павла в аэропорт Ниццы, но времени было еще достаточно, и понеслась душа в рай: анчоусы, лангусты, креветки, мидии, устрицы, сардины, лобстер… После четвертой бутылки ледяного белого они пустились в рассуждения о том, о чем интереснее всего трепаться в Монте-Карло, а именно — о богатстве.

В крохотном княжестве отмечен наивысший в мире объем бабла на квадратный метр, и в этом смысле оно — мера всех вещей. Кого-то Монако подвигнет на подвиги, дабы любой ценой войти в клуб избранных, но как жить тем, кто не впишется в бархатную книгу жизни? А знаешь, сказал Максим Алексеевич, на Лазурке совсем не обязательно быть богачом, чтобы чувствовать себя человеком. Тут все демократично, множество людей зарабатывают пару тысяч евро в месяц и не парятся. Все спокойно и достойно. Это тебе не нашаваша Раша, где сиди и гадай, чем тебя угостит то Горби, то Елкин, то ВВП.

Эко хватил, думал Павел Антонович. Он знал, что ответить: кого лечишь, Макс, пока ты гулял с собачкой по набережной Сены и лопал круассаны с шоколадом, мы жилы рвали, чтобы не пропасть. Надо было вовремя ехать назад, но тебя же ломало, ты ведь у нас франкофон. Так что выпускай свою газету про новые сиськи жены банкира Сосискина, а я скажу спасибо и Горби, и Елкину, и ВВП. Потому что с каждым из них я чувствовал себя лучше, чем с предыдущим. И ни слова про народ; я — тот же народ, рожденный без золотой ложки во рту, поэтому имею право измерять перемены в стране линейкой своей собственной судьбы.

Ничего этого Павел, конечно же, не сказал, это навеки поссорило бы его со старым товарищем. Так что он слушал Максима вполуха, кивал и думал о своем. Вот кругом яхты, яхты, яхты — и все не твои, не твои, не твои... «Бентли», «бентли», «бентли» — и снова чужие, чужие, чужие. А тебя это напрягает? Тянет тебя на гламурный пляж, где можно встретить Дримати, автора бессмертного хита «Сваливай, до свиданья!», и Лекторию Соню, переехавшую из «Дома-то-ли-два-то-ли-три» в дом местного миллиардера, и конькобежку Мальвину Алискину, рассказавшую по телевизору о посещении опочивальни князя Альбера, ответь честно — тянет? Меня — точно нет, констатировал Павел Антонович.

Легко проживу без гламурного пляжа. Обойдусь и без яхт и «бентли», хотя тут есть раздражитель. Злит не то, что они принадлежат другим, а то, кому именно. Владей ими Марк Цукерберг, Лионель Месси, Аль Пачино и иные чистопородные гении, — и отлично, все по заслугам. Но ведь среди собственников полно разных невыразительных особей, в том числе знакомые тебе Санек и Ванек, лишенные не то что признаков гениальности, но даже среднего ума. Вот что слегка портит настроение и побуждает задуматься: будь ты понахрапистее и пожаднее, мог бы владеть тут каким-нибудь пентхаусом, спеть дуэтом с Дримати и кое-что предложить Алискиной.

А, с другой стороны, мог бы сейчас лежать под курганом, заросшим бурьяном, с пулевой дыркой в черепушке. Так что не будем гневить создателя, примем кальвадоса на ход ноги и поехали.

А когда простимся, дорогой друг Максим Алексеевич, заедешь к хозяину этого ресторана и возьмешь с него комиссионные за привод гостя.

Но это, конечно, не говорится вслух — вслух другое: «Макс, спрячь свой бумажник, обед за счет отбывающей стороны».