Феномен Примакова

[b]Политические события последних восемнадцати месяцев дали нам наглядное представление о том, что такое министерская чехарда: за это время в стране правило пять правительств, экс-премьерами стали Черномырдин, Кириенко, Примаков и Степашин.Нельзя сказать, что россияне быстро становились безразличными к судьбе тех, кто еще недавно воплощал высшую правительственную власть. Но все же общественный интерес к уволенным премьерам далеко не одинаков. Нет ничего удивительного в том, что и сегодня все еще много говорят об отставке Сергея Степашина — последней жертвы ничем не стесняемого президентского своеволия. В прессе все еще нет-нет да и всплывают некоторые интересные детали, к сожалению, слабо объясняющие причины этого пока остающегося «непонятным» увольнения вполне лояльного к президенту премьера. Запутанность объяснений здесь не случайна: ведь все еще отсутствует общее понимание сути происходящей в стране правительственной чехарды и лежащих в ее основе первопричин.[/b][i]Но все же пальма первенства в общественном внимании принадлежит экс-премьеру Евгению Примакову. В условиях начинающейся избирательной кампании развернулась прямо-таки «охота на Примакова» партий и блоков, завершившаяся союзом с Лужковым. В чем причина такого исключительного внимания к этому человеку? Многим кажется, что главная причина «феномена Примакова» заключается в том, что из всех отставников достойно вел себя перед президентом только академик Примаков, руководствовавшийся принципом «А вы мне не угрожайте! Я за премьерское кресло не держусь!». Это, конечно, важно, тем более на фоне самоуничижительного поведения других увольняемых в отставку, иные из которых, получив президентский пинок под зад, продолжали благодарить пинавшего, обещали идти с ним до конца.Но все же дело не только и не столько в этом, первопричина глубже — в общественном сознании россиян начался и все ускоряется определенный сдвиг: отход от теряющих кредит правых радикалов влево, но не к левым радикалам (коммунистам), а к центру, центризму.Если исходить из того, что министерская чехарда — результат президентских поисков выхода из почти безвыходной ситуации (президент Фонда эффективной политики Глеб Павловский суть поисков выражает вопросом «Каким образом уйти от должности, сохранив контроль над властью?»), то сам приход на должность премьер-министра Примакова выглядит как очередные смотрины пробного варианта на этом пути. Все предшествующие варианты — от Черномырдина до Кириенко — чем-то показались президенту не подходящими, и он внял советам тех, кто предложил ему испробовать и этот не совсем привычный, но все же принесший во внешней политике ощутимые результаты вариант.[/i]Но, с точки зрения стратегических интересов власть имущих (президента, Семьи, олигархов), всех тех, кто в сохранении именно президентской власти в ее конкретном виде усматривал лучшую защиту и долговременную гарантию своего спокойствия и благополучия, премьерство Примакова было крупным просчетом, принципиальной ошибкой проверявших этот вариант: именно это премьерство стало переломным как в развале единства правящей элиты (она стала дробиться на группы и группки, стремящиеся самостоятельно искать средства выживания и свой путь в будущее), так и в повороте сознания масс, в их отходе от политики радикального либерализма к центризму.Говоря об ошибочности, с точки зрения стратегических интересов власти, самого приглашения на премьерство Примакова, нужно отметить следующее.Во-первых, премьерство академика Примакова сразу же высветило некомпетентность управления страной всеми прежними либералами — от Гайдара до Кириенко, — провозглашавшими переход к рыночной экономике и вместе с тем шаг за шагом душившими массовый потребительский спрос, что исключало успешное становление рыночной экономики.Ведь главная забота призванных Ельциным к управлению либералов сводилась к тому, чтобы, обращаясь к Западу с протянутой рукой, сводить концы с концами федерального бюджета, не стесняясь при этом прекращать выплату пенсий, задерживать заработную плату, сокращать социальные программы, уменьшать расходы на армию, образование и здравоохранение, переводить на голодный паек фундаментальную науку, не задумываясь над тем, что все эти меры уравнивания государственных расходов с доходами хотя и нормализуют бюджет, но означают неуклонное сужение и удушение внутреннего рынка, ибо связаны с ростом безработицы и повсеместным уменьшением массового потребительского спроса трудящихся, что никак не могло быть компенсировано возрастающим элитным спросом «новых русских», новой номенклатуры, олигархов. Мало того, борясь с инфляцией, либералы-монетаристы все время сжимали денежную массу в стране, что стало дополнительной удавкой для национального производства.Примаков как крупный экономист-международник прекрасно понимал, что в России, стране, где десятилетиями господствовала государственная собственность и налицо связанные с ней миллионы бюджетников, переход к рыночной экономике не мог успешно осуществляться при столь неразумной официальной политике, непрерывно усиливающей социальную напряженность в стране.Обнаружив отмеченное выше вопиющее противоречие между целями и средствами своих предшественников, Примаков пошел по другому, весьма простому, но единственно правильному пути — пути общего учета необходимых регулярных государственных расходов: на армию, чиновничество, социальную сферу, на пенсии и заработную плату государственных предприятий и служб, на науку, а главное — на изыскание необходимых для этих расходов финансовых средств, способных освободить общество от самого позорного наследия российского либерализма — невыплаты заработной платы и пенсий, постепенного удушения сферы образования и здравоохранения, разрушения голодным финансовым пайком армии, ВПК, фундаментальной и прикладной науки и т. д. Решение этой задачи было крайне трудным в условиях экономического спада и развала ряда доходных отраслей производства. И все же результат был получен, а официальный либерализм посрамлен: стали не только регулярно платить заработную плату и пенсии, но и возвращать многомесячные долги.Все это было по достоинству оценено большинством россиян, почувствовавших, что правительство Примакова ориентировано на их жизненные интересы, что в противоположность либеральной практике российское государство еще может быть не антинародным. Последствия дефолта, сделавшие импорт весьма дорогим и тем оживившие некоторые отечественные производства, контролируемая эмиссия, уменьшившая долги и увеличившая оборотные средства предприятий, а главное — некоторое восстановление внутреннего массового потребительского спроса обусловили начавшееся оживление отечественной экономики.Во-вторых, Примаков, будучи убежденным центристом, не состоящим ни в каких партиях и объединениях, всегда оставался государственником — как защитником интересов государства, так и приверженцем его широкого использования в экономическом развитии.Еще в свою бытность министром иностранных дел он без колебаний отверг холопство перед США, процветавшее при его предшественниках, часто пренебрегавших активной защитой национально-государственных интересов страны. Своей твердой и последовательной защитой жизненных интересов России, будь то на Ближнем Востоке или в Азии, на международных совещаниях или многосторонних конференциях, Примаков никогда не поступался своими принципами, благодаря чему приобрел высокий авторитет не только в России, но и в мире. А когда США развязали агрессию на Балканах именно Примаков «развернул свой самолет над Атлантикой», не пожелав вести переговоры с агрессором.Не менее важно и то, что, решая внутриполитические проблемы, Е.Примаков широко использовал мощную интервенцию государства в экономическую сферу, не боясь тут же последовавших обвинений либералов: дескать, отвергая монетаристские догмы, он отказывается от рыночных реформ. На деле же именно он, расширяя внутренний рынок, помогая национальным производителям, укреплял рыночные отношения.Этим были посрамлены либеральные «образованцы», не понимающие разницы между сутью рыночных реформ и меняющимися (неверными и верными) их средствами.В-третьих, как убежденный центрист Примаков попытался положить конец расколу общества на «красных» и «белых», «левых» и «правых». Именно с этой целью были написаны письма Примакова об общественном согласии, вызвавшие, с одной стороны, интерес и поддержку умеренных в каждом противоборствующем лагере, а с другой — завистливую неприязнь президента.Сама идея согласия «правых» и «левых» под руководством центриста, осуществлявшаяся на практике примаковским правительством, давала свои ощутимые результаты не только в экономике, принесшей россиянам некоторое облегчение. Более ощутимым оно было в политике: правительство Примакова было первым правительством, опиравшимся на поддержку парламента, и казалось, что намечается стабилизация. Это отмечали и «левые», и «правые». Так, Юрий Маслюков, подвергавшийся непрерывным нападкам либеральных СМИ, когда его спросили в лоб, почему он не уходит, сказал: «Я понимаю, что то маленькое согласие, какое есть в обществе, оно как-то связано и со мной. Потому что не даю ни Макашову, ни другим деятелям сильно разгуляться. Я ведь тоже коммунист, и к моей точке зрения прислушиваются даже больше, чем к их, так как выражаю более здравые мысли. Глядя на меня, точно так же делает и Кулик, и все остальные зампреды». Благотворность складывающегося согласия отмечали и «правые». Борис Немцов говорил: «Главной заслугой Примакова, от которой нельзя отмахнуться, стало то, что страна перешла к политической стабилизации». Перейти — перешла, а не закрепилась, но в этом не вина Примакова.Все сказанное в основном объясняет феномен Примакова, т. е. удививший многих его высокий и устойчивый рейтинг. Этот высокий рейтинг академика Примакова не случаен: его определяют и достойные личные качества экс-премьера, и глубинные общественные причины. Ведь провал официальных реформ, ознаменовавшийся дефолтом 17 августа 1998 года, толкнул россиян справа налево.Этот мощный сдвиг уверенно дошел до центра, где в лице Евгения Примакова нашел наиболее адекватного выразителя своих нынешних настроений и устремлений. Поскольку накануне парламентских и президентских выборов феномен Примакова может оказаться решающим для исхода выборов, важно знать, чего следует от него ждать.Нужно сказать, что, поскольку беспартийный Примаков ни во время своего премьерства, ни позже нигде не распространялся насчет своих общественно значимых позиций, здесь немало мифов. Во время прежней и нынешней травли «правыми» в СМИ его изображали «красным», «розовым», «прокоммунистом», который, дескать, внешне решил соблюдать полный «политес», а фактически — делать то, что сердце велит, а оно благоволит, мол, к «левым». Это если не заблуждение, то сознательная ложь: Примаков — противник крайностей и раскола, сторонник продуманных перемен, убежденный центрист.Об этом свидетельствует, в частности, то испытание, которому он подвергся в «красном поясе», находясь в Белгороде, где «левые» радикалы предлагали восстановить Госплан, порвать связи с Западом, с МВФ. Примаков отвечал твердо: «Нет, я не согласен, что нужен Госплан. Возврата к планированию быть не может. Но вмешиваться в экономику необходимо. Вот Эрхард — такие жесткие меры в Германии принимал, но никто и пикнуть не мог». Отметив, что с Западом вести переговоры надо, добавил: «Меня, честно говоря, раздражают молодые люди из МВФ, которые даже не знают страны, но приезжают и начинают чему-то учить. Мы делаем вид, что слушаем.Но 8 миллиардов долларов нужны нам, как воздух, и не разговаривать с ними мы не можем». Судя по высказываниям, министерской и премьерской практике, Примаков — сторонник смешанной рыночной, но социально ориентированной экономики.Защита национально-государственных интересов России и ее союзников на международной арене и материальное благополучие большинства россиян в демократически управляемом обществе, борьба с преступностью, коррупцией и незаконным бизнесом, с разграблением национальных богатств страны — вот его главные приоритеты.Почему же тогда Ельцин и его окружение сместили Примакова? Во-первых, потому, что, будучи неподкупным и независимым премьером, он не годился для главной роли — быть гарантом сохранения властного статус-кво после ельцинского президентства. Во-вторых, в конце своего премьерства Примаков затронул «святая святых» созданных порядков — дал ход прокурорским расследованиям действий нечистых на руку олигархов, особенно это касалось Березовского, который тут же пообещал «вышвырнуть Примакова из Белого дома» и через своего подручного телеобозревателя Доренко развернул широкую кампанию против «прокоммунистического премьера».В-третьих, противники Примакова удачно использовали через семью нараставшую личную неприязнь Ельцина к «слишком самоуверенному» и «много берущему на себя» премьеру.Отставка назревала, слухи о ней ползли по Москве. На протяжении ряда предшествовавших этому событию недель весь стан радикалов — от правоверных «белых» монетаристов до чуть пожелтевших от государственного загара кейнсианцев, — объявив о себе как об оппозиции не к президентской, а к правительственной власти, наливался страхом: центристское правительство Примакова, превращенное воображением либералов из-за 2—3 «левых» деятелей в «прокоммунистическое», не только не провалилось, но и за 8 месяцев своего правления сумело удержать страну от экономического краха, стабилизировало политическую обстановку, договорилось о кредитах, начало справляться с долгами по зарплате и пенсиям, затормозило инфляцию и не только прекратило экономический спад, но и обеспечило первые шаги хозяйственного оживления.Радикалы оказались в собственной словесной ловушке: обозвав правительство «прокоммунистическим», они встали перед необходимостью признать, что хозяйственный развал страны вдруг оказался остановленным. И кем? «Прокоммунистическим» правительством Примакова! И это — накануне парламентских и президентских выборов! Нужны были пожарные и самые решительные меры. И они не заставили себя ждать.Примаков стал экс-премьером. Но его «смотрины» состоялись, и вердикт по итогам этих «смотрин» выносил отнюдь не один президент, не одни власть имущие, но также и народ, все россияне. Выводы тех и других были принципиально разными: если власть имущие очень испугались допущенного просчета — неподкупный и небоящийся Примаков явно не подходил в качестве гаранта властного статус-кво, — то народ (его большинство) успел убедиться в том, что именно такой лидер ему и нужен.[b]Анатолий БУТЕНКО, доктор философских наук, профессор политологии МГУ [/b]