Лучше изменить мужу, чем парикмахеру

[i]...Сотворил Бог небо и землю. И увидел, что это хорошо. И отделил тьму от света.И это было хорошо. И сотворил Бог человека, по образу своему, по подобию своему.И это тоже было очень хорошо. И сотворил Бог женщину... Посмотрел Бог на дело рук своих, задумался...Вздохнул, устало махнул рукой и сказал: «Ну ничего. Она накрасится»... Во все времена Богу и женщине было ведомо все, что последняя проделывает с собой, любимой. Но потом появились парикмахеры.И дамы самозабвенно стали выплескивать наболевшее: долгое сидение «под ножницами» располагает к исповедям...[b]Тамара Ивановна Груздева [/b]— парикмахер опытный. Уж она точно знает, что подобрать прическу — нешуточное дело. Кому-то подберешь сразу, а с кем-то придется повозиться. Например, Людмиле Зыкиной к лицу было совсем не то, что Наталье Сац. Тамара Ивановна стригла и ту, и другую. А также неисчислимых телеведущих, актеров, академиков... Хотя работала в самой обычной парикмахерской на Красной Пресне. Сейчас на пенсии, и лишь изредка стрижет своих самых давних знакомых — по дружбе.[/i][b]— Тамара Ивановна, «звезды» в парикмахерском кресле, конечно, капризничали? [/b]— Сац всегда очень торопилась. Ко мне она приходила красить волосы, одновременно ей делали маникюр. В руках она обязательно держала сумку, где у нее всегда лежала заветная книжка — «Герои социалистического труда». Я говорила: «Давайте я уберу ее в шкаф».«Нет, — отвечала она, — куда-нибудь еще пропадет». Вообще с Натальей Ильиничной было связано много забавного. Как-то раз, помню, сидят клиентки в коридоре, толкуют о том, как надо воспитывать детей. Одна женщина говорит: «Я считаю, ребенку надо помогать до самой пенсии». «А мы с мужем, — вставила Наталья Ильинична, — помогаем и после пенсии». «Сколько ж лет вашему чаду?» — недоуменно спрашивают женщины. «Семьдесят один»... Сац была мудрой и представительной женщиной, ей всегда требовалась хорошая прическа: она часто ходила к членам правительства, просила увеличить зарплаты работникам театра, еще зачем-то. Красилась в черный цвет. Но седина постоянно «вылазила» на корнях. Поэтому она всегда носила в сумочке пробку и спички, жгла эту пробку и закрывала этим свое, как она говорила, «темное прошлое».[b]— Посыпала голову пеплом?! [/b]— Именно. Седина сразу пропадала. То же самое советовала делать концертмейстерше Зары Долухановой. Та долго не соглашалась, но потом очень благодарила... Что вы смеетесь? Это сейчас женщины хорошо живут, а раньше мы, знаете, как жили? Парикмахерам приходилось изобретать не только прически, но и вспомогательные средства.[b]— То есть? [/b]— Да все что угодно. Ведь даже такая привычная вещь, как шампунь, появилась совсем недавно. Первыми им завладели, естественно, парикмахеры.Мы его берегли. Помню, послала пузырек своей родственнице, так она спрятала его в сарай. Нашли через двадцать лет. Уже даже этикетка на нем истлела, а шампунь остался, как был, и аромат на весь сарай. А про изобретения — вот, например, ресницы сами плели. Очень трудоемкий процесс: брали две черные ниточки, мазали клеем БФ-6, между ними плели волосинки, а потом разрезали. Наклеивали на глаза тоже «бээфом».Потом надо было еще сделать так, чтобы они не топорщились отдельно от настоящих ресниц. Поправляли обычным кухонным ножом.[b]— Фу, какая гадость.[/b]— Зато глаза, знаете, как смотрелись! Один раз я так спасла женщину: ей в парикмахерской отхватили полброви (мастер по бровям у нас была близорукая, а очки носить стеснялась). Клиентка вся в слезах, ей завтра докторскую защищать. Я велела приходить ей утром, а сама за ночь сплела ресницы, чтобы акцентировать внимание на глазах, а от бровей отвлечь. Какие у нее стали глаза! А ресницы прямо на бровь вылезли. Она пришла ко мне вечером, благодарила, сказала, что ходила в церковь, поставила мне свечку... Кстати, БФ еще очень хорошо было мазать на ногти — тогда лак на них держался гораздо дольше. Правда, ногти потом немножко желтели, так что без лака на улицу лучше всего было не выходить... В самом деле вы правы — всю эту парфюмерию мы делали из всякой гадости.Лаки, например, варили из рентгеновской пленки. Смывали изображение, а пленку растворяли в ацетоне. Потом добавляли краплаки. А лак для волос! Я всегда покупала одеколон, не «Тройной», который у нас чаще всего продавали, а какой-нибудь хороший, подороже, и толкла туда канифоль. Если на высокую прическу, то канифоли надо было побольше, чтобы волосы стояли, и тогда лак получался темно-коричневый. А если на обычную стрижку, тогда поменьше, и он был светло-желтенький. А если надо было сделать челку, то добавляли специальную краску, которой ограды красят, «серебрянка» называлась.И ваточкой наносили на челку, получалась «седина перышками». Парикмахеры и маляры узнавали друг друга на улице, потому что большой и указательный пальцы и у тех, и у других были коричневыми: краска «первый номер» въедалась в ногти и смыть ее до конца было невозможно, была видна даже под маникюром (я всегда в магазине высыпала горсть монет, не разгибая до конца пальцев, чтобы не позориться). Мы этим «первым номером», делая разную концентрацию, красили во все цвета радуги.[b]— Что-нибудь у женщин своего, ненакладного, неприклеенного, оставалось? [/b]— (смеется) Очень мало. Сейчас самая разнообразная мода на волосы: и кудрявые, и прямые, и шпилечки, и косички, и стрижки... А в нашу молодость причесок было две: шиньон, если не хватает своих волос, и, если хватает, «хала» — прическа, похожая на булку.Выходишь в коридор и кричишь: «Вы все на халы?». В очереди смеются: «Мы, — говорят, — не нахалы». «Хала» — такая высокая прическа. Наверху делалась видимость косичек, точнее, их начала, и все это лакировалось. Получалось, как будто волос очень много и уложены в корону. На самом деле достаточно было длины до плеч. И во-от, делаешь всем одну и ту же прическу – как булки печешь, я могла хоть с закрытыми глазами. В торжественных случаях «булки» украшались искусственными камушками, цветными ленточками и так далее. Со всеми этими причиндалами ходили много дней, не мыли голову и не расчесывались. Или шиньоны: прикалывались, границу между своими волосами и чужими закрывали челочкой.Правда, с ними часто случались казусы.Одна клиентка моя шла по улице, машинально челку назад откинула, а шиньон и откололся. Она тихонечко так через него переступила и дальше пошла. Жалко, шиньон дорогой был, но нагнуться, поднять то, что минуту назад было вроде как своими волосами, — это было выше ее сил.[b]— Ух, как интересно жили! Сейчас парикмахерам, наверное, скучно? [/b]— Сейчас легче.[b]— А тогда — неужели все довольствовались шиньоном или «булкой»? [/b]— Нет, почему? Прически смотрелись хорошо, а делались проще простого. Сбоку вот тут все начесала, спереди подняла, сделала вот такую волну, сзади шпилечкой заколола бараночку. Так женщина восемнадцать дней ходила, рассказывала потом: «Я в море входила, не окуная головы, спала так же. Волну эту расчесочкой вот так вот поправляла, и мной весь отпуск все восхищались: «Нина! Вы неотразимы». И она потом всегда ко мне приходила и просила: «Тамара! Сделайте мне прическу, ну ту, с которой я неотразима».[b]— Наверное, были случаи, когда от стильной прически зависела судьба женщины? [/b]— Ко мне часто ходили клиентки перед всякими ответственными выступлениями. Однажды пришла знакомая, ей предстояло защитить докторскую. Я сделала ей шикарную прическу. Вечером приходит еще раз и говорит: ну почему тебя там не было? Все так хвалили мою прическу, а диссертацию никто и не читал. Вообще меня часто приглашали с собой на всякие вечера и приемы — продемонстрировать автора прически.[b]— И вы ходили? [/b]— Более того. У меня всегда был ухоженный вид, красивая голова. Одно время я работала секретарем в кунцевском Совете народных депутатов.Обычно депутаты во время сессии зевают, читают газеты, болтают. Но однажды все вдруг стали такими внимательными! Когда председателя потом спросили, с чего вдруг такая перемена, он ответил: «У меня очень красивая секретарша. Когда она сидит рядом, все в порядке, потому что они, не отрываясь, смотрят на нее и никто не отвлекается. И теперь я всегда сажаю Тамару рядом с собой».[b]— Вы сами себя стригли? [/b]— Нет, только делала прическу. Себя стричь не очень удобно.[b]— Вы гордитесь своей профессией? [/b]— У моей знакомой отец был академиком. У него был личный портной. Шил действительно превосходно. Однажды академик позвал его с собой на какой-то ужин, а Ваня застеснялся: там будут сплошные ученые, а я кто такой? И вот тогда этот академик ему говорит: «Все мы зависим от тебя: не пойдут же доктора наук на прием голыми. Ты академик в своем деле. Потому иди и гордись своим умением. Мы без их изобретений можем прожить — жили же раньше. А вот без костюма…». С этим вряд ли поспоришь.[b]— Парикмахеры делятся друг с другом секретами? [/b]— Однажды я ездила в Лейпциг. Там как раз была ярмарка. Вся наша экскурсионная группа пошла смотреть ярмарку, а я думаю: дай зайду в местную парикмахерскую. Правда, не знаю языка, не понятно, как буду общаться. Но все-таки пошла. Захожу — и вдруг вижу там свою давнюю клиентку. Она приехала сама по себе. Мастер говорит ей: «Фрау, у вас хороший парикмахер, хорошая модная стрижка, нужно только уложить». Тут она неожиданно замечает меня, входящую, в зеркало и говорит: «Вы можете пообщаться с ней лично». А парикмахер пожилой такой, солидный, на неуместную шутку оскорбился. Она начинает объяснять, что это не шутка, просто мир действительно тесен. И мы долго сидели беседовали с этим мастером, а моя клиентка переводила.[b]— Что-нибудь ценного рассказал? Надо полагать, Запад был более продвинутым в прическах? Например, поведал, что нельзя спать «на бигудях». Он знал, что советские женщины поголовно накручиваются на ночь. Оказывается, волосы на висках при этом выдергиваются вместе с волосяным мешочком и больше не восстанавливаются. Рассказал еще много всего про покраску волос, химию, шампуни... Нам все это было в диковинку.[/b]— Парикмахеры обычно разговорчивы. Насколько «разговаривается» человек во время сидения «под ножницами»? Говорят, женщины доверяют свои секреты двум людям: врачу и парикмахеру. Рассказывают обычно много, откровенничают. Причем независимо от того, что это за клиент в социальном плане.Зыкина советовалась со мной по поводу того, как ей передать деньги к свадьбе племянницы. А мама теледиктора Балашова ходила к нам за шампунем, поскольку все тогда пользовались только мылом. Кстати, про Балашова ходили слухи, что волосы у него не свои, а пересаженные. Могу заверить — свои... За годы работы я стала хорошим психологом, научилась улавливать суть людей.Женщине необязательно что-то говорить. Вот она вошла, вот села — и я уже четко знаю, кем она работает: садоводом или учительницей, в учреждении или на заводе... Если это учительница, то она положит руки на подлокотник и сложит красиво. У фабричной работницы руки лежат совсем по-другому. Еще больше узнаешь о женщине, когда моешь ей голову. Если даже она секретарь или бухгалтерша, но работает в одном здании с фабричным помещением, у нее и волосы соответствующие: они пропитываются разными веществами настолько, что даже после мытья остаются специфическими на ощупь.[b]— Я так понимаю, что ваша клиентура стриглась у вас и только у вас? [/b]— Обычно, придя ко мне, клиентки уже не уходили. Моя знакомая, секретарь нашего исполкома, стриглась у меня, а красилась у мастерицы в салоне напротив гостиницы «Украина». И всегда — в ядовитую блондинку. Ей явно не шло и придавало какой-то жутко дешевый вид. Когда я предложила сделать цвет, соответствующий ее должности, она, естественно, испугалась — резко менять внешность всегда пугаются. Но потом решилась, привыкла и стала ходить только ко мне. Но бывало и наоборот. У меня всегда стриглась врач, заведующая операционным отделением. Как-то раз она лечила генеральскую жену. И вот генеральша решила ее как-то отблагодарить. «Скажите, — говорит, — где вы стрижетесь?».Та отвечает, что у Тамары Ивановны, к которой вся ЦКБ ходит. «А я, — говорит генеральша, — стригусь только в «Чародейке» [b](фешенебельный салон на Калининском проспекте, простым смертным вход воспрещался. Ныне именуется «Веллой колор». — Н. С.), [/b]и вам советую». Взялась делать доброе дело до конца — записала ее на прием. Муж этой заведующей узнал, задумался. «Ты, — говорит, — храни это в секрете: Тамара узнает — обидится». Она согласилась и пошла. Отпросилась с работы ненадолго — скоро операция должна была быть. А в «Чародейке» публика степенная: если уж приходит, то никуда не торопится... А у той время поджимает, больше сидеть с намазанной головой не может. «Ну достаточно», — говорят ей и снимают с головы чехол. Угадайте, что было под ним? Какие-то безумные ядовито-оранжевые волосы! Она прибежала в операционную, шапочку нахлобучила до бровей.Держится мужественно, на внимательные взгляды санитаров старается не реагировать. После операции эту шапочку быстро поменяла на меховую и побежала домой. Муж: «Верочка, давай шапку». Она: «У меня очень голова болит, Сереженька». Ужин, сели чай пить, а она так и сидит в шапке и еще больше на уши надвигает: простудилась, боится сквозняка и прочую белиберду несет. Но уж спать в шапке ей муж не позволил. Пришлось все рассказать. И показать. Он остолбенел: «Вера, ты что? Ты же участник войны, заведующая отделением!». На утро они пришли ко мне вместе, умоляли ради Христа что-нибудь сделать. А у меня как раз сидит клиентка. Смотрит на это дело и мрачно так замечает: «Лучше изменить мужу, чем парикмахеру. Не так бросается в глаза».[b]— Если парикмахерам доверяют так же, как врачам, они и «врачебную тайну» должны хранить так же ответственно? [/b]— Мастера по стрижкам еще ладно. У меня вот подруга на Арбате работала, делала эпиляцию. Один раз пришлось удалять бородавку мужчине с его, простите, мужского достоинства.Вот вам смешно, а ей каково было! Там заведующий такой старикашка был, сидел с утра до вечера и всех, кто входил-выходил, знал, тем более мужчин: они редко в косметику заходят. А этот постоянно — бородавку ведь за один сеанс не выведешь. И они все время, естественно, запершись сидят. Заведующий стучится, кричит: «Что ты делаешь с клиентом?! Открывай немедленно! Уволю!!!». Что ей делать? Она же чуть ли не поклялась этому мужчине, что не скажет никому.[b]— Парикмахеры — интеллигентные люди? [/b]— Сейчас более или менее. А в наше время в парикмахеры шел в основном рабочий класс. Однажды пришла к нам девчоночка Анечка — молоденькая, симпатичная, умненькая, работала лучше всех, потому и смотрела на этих допотопных теток несколько свысока. И вот Женя (та, которая сбрила клиентке полброви) как-то говорит: «Анечка у нас такая гордая, прямо Васса Железнова». Мне смешно стало, я спрашиваю: «Жень, а кто такая Васса Железнова?». Она подумала и выдает: «Ну... это почти как Зоя Космодемьянская». Вся парикмахерская визжала от восторга.[b]— Кто сподвиг вас стать парикмахером? [/b]— Двоюродная сестра. Она стригла солдат в Нарофоминском гарнизоне.