Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту
Сторис
Если попали в ДТП, что делать? Полицейский с Петровки

Если попали в ДТП, что делать? Полицейский с Петровки

Теракт в Крокус Сити

Теракт в Крокус Сити

Какие профессии считались престижными в СССР?

Какие профессии считались престижными в СССР?

Выборы

Выборы

Ювелирные украшения из СССР

Ювелирные украшения из СССР

Идеальный мужчина

Идеальный мужчина

Полицейский с Петровки

Полицейский с Петровки

Фестиваль молодежи

Фестиваль молодежи

Русский след в Гарри Поттере

Русский след в Гарри Поттере

Военнопленное искусство

Общество

[b]Известный коллекционер Лаудер приобрел полотно кисти Кипренского на аукционе «Кристи». За подтверждением подлинности этой работы обратились к экспертам Русского музея.Они дали заключение: это действительно настоящий Кипренский.Но они забыли о том, что эта картина до войны принадлежала именно Русскому музею.Когда Лаудеру доказали, что это шедевр, вывезенный немцами во время войны, он вернул картину в Русский музей безвозмездно… [/b][i]Феномен большой страны — «всего не упомнишь!». Мы привыкли мыслить огромными масштабами, всякое скрупулезное перечисление нам претит. Наше государство, не утруждая себя поименным поминовением павших, строило абстрактные обелиски: «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен». Та же ситуация сложилась в сфере культуры. Сейчас, рассуждая о реституции, то есть о возврате перемещенных культурных ценностей, мы в отличие от аккуратной Европы не очень представляем себе наши потери. Если педантичные немцы хранят историческую память в виде четких списков, то наши представления о произведениях искусства, вывезенных из России во время Второй мировой войны, сводятся к одному, своего рода абстрактному символу — Янтарной комнате. Такая мифологизация потерь очень устраивает и Германию, и Америку. Легко вести переговоры с тем, кто сам не знает определенно своих требований. Знание же в данном случае сводится к простой описи имущества, то есть произведений искусства из разграбленных фашистами наших музеев, оказавшихся на оккупированной территории.Поиском такой информации о культурных ценностях, пропавших во время Великой Отечественной войны, занимается [b]Николай Иванович Никандров[/b], заместитель начальника отдела реституции Департамента по сохранению культурных ценностей Министерства культуры России. На основе собранной информации составлены каталоги, содержащие пунктуальную информацию обо всем, что было похищено, например, из Екатерининского дворца в Царском Селе. Тираж каталогов мизерный — пятьсот экземпляров. Министерство культуры планирует разослать их в музеи. В Интерпол, в библиотеки, может быть, некоторым коллекционерам.Как обычно, все упирается в нехватку средств. Издание каталога потребовало затрат, в которых приняла участие организация Project Judaica Foundation. Перелистывая страницы каталога, начинаешь понимать, что наши культурные ценности — это не что-то абстрактное, а вполне конкретные предметы: картины, скульптуры, напольные часы, подзеркальники, канделябры… Все это — весьма ценные вещи, которые когда-то были нашими, а теперь находятся неизвестно где. Когда такой каталог перейдет в базы данных аукционных фирм, будет практически невозможно продать украденное в военные годы. Эксперты, сверившись с данными каталога, увидят, что вещь, к примеру, из Орловского музея, Павловского или Екатерининского дворца. А всего из них вывезли около 40 тысяч предметов! Составление такого каталога — поистине титанический труд. В обязанности Николая Ивановича Никандрова входит выявлять в архивах всю документальную базу о пропажах во время войны наших культурных ценностей.Исследуя документы, он пришел к выводу, что ситуация с утраченными произведениями искусства острее и страшнее, чем мы предполагали.[/i]— Когда в конце войны подсчитывали наши культурные потери, — говорит Николай Иванович, — учитывали в основном потери крупных музеев — художественных, краеведческих, не уделяя внимания мелким провинциальным музеям.Причина тому — отсутствие у них списков потерь. Если документация художественных музеев еще как-то сохранялась в комитетах по делам искусств и в комитете по делам культпросветучреждений, то в провинциальных музеях отследить потери было гораздо сложнее.Всего по Советскому Союзу на оккупированной территории оказалось 427 музеев. Из них собственно российских — больше 170. Чрезвычайный государственный комитет, собиравший после войны информацию об ущербе, учел материалы только лишь 64 крупных музеев по всему СССР. И с того момента цифра потерь этих музеев воспринимается как абсолют, на который ссылаются все — и американцы, и немцы — в разговорах о потерях Советского Союза. В этой ситуации важно нам самим не забывать, что это — число пропавших экспонатов из 64 музеев, а никак не общий итог по всей стране.Наша сегодняшняя цель — восстановить довоенную картину состояния музейного дела в 173 музеях России.В истории международного права существует немало примеров реституции, то есть возвращения на родину утраченных во время войны ценностей. После Наполеоновских войн Франция возвращала Италии многие вывезенные шедевры, особенно статуи работы великих скульпторов. А египетские сфинксы до сих пор украшают Лувр. Не говоря о мумиях фараонов и Луксорском обелиске.[b]— Французы не прячут их от глаз зрителей — египетские древности выставлены на всеобщее обозрение. Этим как будто узаконивается присвоение. Существуют ли примеры такого же злостного невозвращения? [/b]— Британский музей почти полностью состоит из вывезенных, колониальных редкостей. А на требования Греции вернуть плиты Парфенона англичане отвечают отрицательно, ссылаясь на то, что в Греции невозможно их сохранить из-за неблагоприятной экологической ситуации.Вообще в практике реституций трудно найти исторически справедливые решения споров, потому что чаще всего в подходе к этому вопросу присутствуют предвзятость и двойной стандарт.На территории России и Украины немцы в первую очередь обращали внимание на вещи, имеющие отношение к их культуре. Они пунктуально соблюдали престиж арийской расы. В сорок втором году в штабе Розенберга появилось указание плавить все колокола, обнаруженные на оккупированной территории России, кроме тех, что датированы до тысячи семисотого года и имеют надписи на латинском и немецком языках.[b]— Вот какой вопрос в связи с этим приходит в голову: исходя из материальной международно-правовой ответственности государства, совершившего агрессию, имеет ли Германия право на реституцию после Второй мировой войны? [/b]— Я вам отвечу на этот вопрос не как правовед, профессиональный юрист, а просто как обыватель, с позиции здравого смысла. Немцы, ведя с нами переговоры, ссылаются на Гаагские конвенции 1899— 1907 годов, инициаторами которых были Россия и Германия, где в правилах ведения войны предписывается воюющим государствам не прикасаться к частному имуществу и к музеям. Германия дважды в столетии наплевала на эти конвенции — во время Первой и Второй мировых войн. И сейчас она хочет, чтобы ей что-то вернули именно согласно этим же конвенциям. Потому что конвенции, принятые в 1954 году, обратной силы не имеют и на военный период свое действие не распространяют.Сейчас немцы придумали такую формулу: все, что было до конца Второй мировой войны, — это из области истории, а нынешнее время — это эпоха нового мышления, требующая новых законов. Такой подход им удобен и выгоден, учитывая, что Советский Союз добровольно провел реституцию. За период с 1955 до 1960 года мы вернули Германии две тысячи трофейных экспонатов.У Германии есть еще один весомый козырь, который она активно использует. Ведь после капитуляции вплоть до 1949 года на ее территории имело место оккупационное правление. Этот факт стал сильным аргументом для немцев в сегодняшних дискуссиях о реституции. Они говорят, что, капитулировав, отдали себя всецело на милость победителя, и администрация каждой оккупационной зоны делала все что хотела. Этот период словно снимает с Германии ответственность за вывезенные ценности: «Если с 1945 по 1949 год здесь хозяйничали не мы, то что же мы теперь можем сделать? Если найдем что-нибудь, то обязательно вернем». Понятно, что ничего они не находят. Еще ГДР, воспользовавшись нашей помощью, заявила, что на ее территории наших перемещенных ценностей нет.[b]— Из всего сказанного следует, что Германия не только не имеет права требовать возврата своих ценностей, но в смысле реституций она — наш должник? [/b]— Если посмотреть с юридической точки зрения, мы тоже обязаны соблюдать Гаагские конвенции 1907 года. Здесь неприемлема философия Жеглова, считавшего, что с нарушителями закона можно не церемониться и в отношении них все средства хороши. Если вор преступает закон, это не значит, что мы тоже теперь не обязаны его соблюдать. По Гаагским конвенциям мы должны вернуть Германии все перемещенные ценности, принадлежавшие ей. Следуя букве закона, это — наш долг. Но как быть с тем фактом, что сама Германия дважды нарушила эти конвенции самым страшным образом? Как вести себя с нарушителем? Или по совести, или по закону. Международное право опирается либо на нормы, зафиксированные в неких соглашениях, либо на создание прецедента. Германия хочет организовать прецедент. То есть, признав, что они нас грабили, они настаивают, чтобы мы им вернули все. С их стороны — разговор чисто юридический, формальный. С нашей стороны преобладают эмоции: как же так?! Нас грабили — немцы это признают. Вывозили на Запад наши ценности. В пятидесятые годы мы сами, по доброй воле, опять вывозили на Запад, возвращали военные трофеи, и сейчас мы обязаны еще что-то им отдавать, не получая ничего взамен. На уровне обыденного сознания появляется четкое ощущение, что это очень несправедливо, но это вполне соответствует Букве закона.России, не знающей ни количества, ни качества своих потерь, очень сложно вообще рассуждать о реституции, тем более — о трофеях.[b]— Возможно, сегодняшние недоразумения и противоречия имеют глубокие корни. Первый раз о реституции заговорили, когда на основе Потсдамских, Ялтинских и Тегеранских соглашений, достигнутых Контрольным Советом союзных держав, пытались определить ее основы. Чем вызван возврат к этой проблеме? [/b]— Контрольный Совет так тогда и не пришел к мысли — что же такое реституция. Наша формулировка этого понятия не была принята. Все разошлись, оставшись при своем мнении. А те моменты, по которым удалось достичь соглашения, сейчас снова требуют урегулирования, так как за полвека ситуация сильно изменилась.[b]— То есть прошлые решения теперь вызывают новые вопросы? [/b]— Например, Контрольный Совет принимал декреты о денацификации и демилитаризации Германии. В связи с этим постановили конфисковать и уничтожить все произведения искусства, прославляющие военную мощь Германии с 1914 года. Мы конфисковали, но не уничтожили, просто вывезли. Все это теперь надо возвращать? Или не надо? Как быть с нацистскими знаменами, штандартами, которые бросали под ноги нашим солдатам во время Парада Победы? Конфискованное имущество главных военных преступников, 63 общественных профашистских организаций, личные вещи Геббельса и Геринга — должны ли мы все это вернуть немцам? Остается много вопросов.

Вопрос дня
Кем ты хочешь стать в медиаиндустрии?
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.