Баня на кухне

[b]Три девчушки, взявшись за руки крест-накрест, битый час скачут по маленькому дворику, напевая в такт прыжкам одну и ту же фразу из непонятной им самим песенки: «Карлуша, Карлуша, Карлуша, милый мой! Не любишь, не надо, катися колбасой...» Им просто весело. Эти девчушки – Галя, Зина и я. Иногда к нам присоединялась второклассница Вера, нянчившая двух младших сестренок. Когда какая-нибудь малышка начинала хныкать, Вера возвращалась к сестрам. В тот последний апрельский день 1941 года первой домой позвали Галю. Потом ушла Вера с сестрами. Перестав прыгать, мы с Зиной присели на скамейку возле сарая. Было тепло. Окна и двери коммуналок нашего дома были открыты настежь – отовсюду вкусно пахло: наш «муравейник» готовился к майским праздникам… Весна в тот год стояла ранняя, уже прошли первые грозы, превратившие традиционные весенние лужи в непроходимые озера.[/b]Вот и сегодня после ночного ливня мы целой ватагой уже искупались в «озере» на стыке Б. Татарской улицы и Б. Овчинниковского переулка. Вода в луже была теплой и чистой, сквозь нее виднелась зеленая травка, пробившаяся между булыжниками мостовой. Пахло распускающимися тополями.Предпраздничные запахи и разбуженный ими голод погнали нас с Зиной домой, в наш флигель с толстенными, доставшимися в наследство от находившейся здесь когда-то небольшой фабрики стенами. Зина жила на втором этаже, куда нужно было подниматься по длинной наружной железной лестнице. Дверь нашей квартиры на первом этаже находилась под этой лестницей.Уже сверху Зина спросила меня, придут ли к нам гости, которые так здорово поют. Я крикнула ей в ответ, что обещали.Наша дверь вела в приспособленное под кухню бывшее фабричное помещение с цементным полом ниже уровня земли на три ступеньки. Справа было низкое окно с широким подоконником, выходящее под лестницу. Там в любую погоду было холодно, и это место использовалось пятью семьями, населявшими нашу коммуналку, в качестве холодильника. В правом углу кухни пыхтела дровяная 6-конфорочная печь, которую топили только по праздникам. По левой от входа стене была раковина, и в углу – дверной проем с шестью ступеньками вверх, где в небольшую прихожую выходили двери пяти комнат и шестая, ведущая в общий туалет. На кухне все бурлило. Все конфорки были заставлены огромными кастрюлями, в которых сообща готовилась снедь на завтра. Ассортимент не отличался разнообразием: судак заливной, судак в томате, студень, овощной винегрет... Все это потом по справедливости делилось между соседями. На раздельную готовку не хватало ни времени, ни места. Дополнительные закуски каждая семья определяла сама. Последними выпекались пироги. А потом на освободившиеся конфорки ставились те же (но уже вымытые) кастрюли, где грелась вода для мытья.В наших банях – «Овчинниках» на набережной и «Садовниках» во дворе дома 31 по ул. Осипенко – в предпраздничные дни очереди были такие, что можно было и вовсе не попасть. Вот и устраивали баню дома. Сначала мыли детей. В нашей коммуналке были одни девчонки, поэтому всех мыли разом в трех корытах.После мытья нас одевали в одинаковые рубашонки и косынки домашнего пошива, а потом укладывали всех скопом в нашу комнату на две кровати, пока мылись взрослые. Там мы и засыпали. А потом, не зажигая света, матери разбирали детей. Однажды тетя Нюша вместо своей Тани забрала нашу Зою. Так обе и проспали всю ночь у соседей.Лишь поутру разобрались. Одежду в те годы нам шили тоже сообща, из лоскута – так дешевле, чем из целого куска.Вот и завтра на праздник нас оденут в новые платьица из ситца с цветочками «с одного поля». Но они будут отличаться фасоном, оборками, кармашками, пуговками – предметом нашей особой гордости.А 1 мая, в ожидании гостей, наших родных из всех уголков Москвы, прибывающих к нам после демонстрации прямо с Красной площади, наша 14-метровка преображалась. Из узкого «пенала» 5метровой длины с утра выносились обе кровати, стоявшие вдоль правой стены. Раздвигался от окна до двери наш дубовый стол, по обе стороны которого сооружались скамейки. Мы, ребятня, как правило, сидели не за столом, а… под ним. Там были очень удобные перекладины, и нам было удобно – и отдельно от взрослых, и рядом с ними. Сверху были слышны родные голоса: сначала разговоры, а потом и песни, которые собирались во дворе послушать жильцы нашего «муравейника»… Воспитание наше в те времена было простым: ласка, строгость и справедливость. Да и карманными деньгами мы не были избалованы. Получив «праздничную» мелочь, мы чувствовали себя богачами и бежали к мосту поглощать мороженое с именными вафлями и газировку с сиропом из стеклянных цилиндров. Каким это все казалось тогда вкусным! После праздничного застолья весь «муравейник» высыпал во двор, и начиналось народное гулянье. На деревянные столы-козлы выставлялась снедь с праздничных столов, и любой мог ее отведать. Наш папа и дядя Тимоша, отец Веры, садились рядом с гармошками, и начинались долгожданные хороводы с песнями: «По улице мостовой», «Бояре, а мы к вам пришли», «Как вставала я ранешенько…» Наши дворовые жители, разгулявшись, пускались в пляс и пели частушки.Детвора крутилась тут же. А нагулявшись всласть, начинали расходиться. Собрались домой и наши гости. Идти им было далеко – к метро «Охотный ряд»: станцию «Новокузнецкая» только начинали строить. «До следующего Первомая!» Кто же знал, что он будет так не скоро… Распростившись с родными, мы возвращались домой. Родители складывали стол, вносили и раскладывали кровати, и в первую очередь укладывали спать нас. Сон валил нас сразу, и мама как всегда говорила: «Пошла душа в рай и хвостиком завиляла».Вот таким был в нашей семье последний предвоенный Первомай.Таким было наше предвоенное детство. Как все быстро оборвалось – 22 июня 1941 года мирная жизнь рухнула. Наши отцы с войны не вернулись. А уже через много лет после войны у меня родились такие строки: [i]Я повзрослела в сорок первом, Когда фугасная волнаХлыстом ударила по нервам...Отечественная война![/i] [b]Нина СОБОЛЕВА, ветеран Великой Отечественной войны [/b]