Мы пытались чокаться с Пушкиным

[i]Телефильм «Мастер и Маргарита» вызвал много споров и… много воспоминаний у тех, кто прикоснулся к жизни булгаковской Москвы или даже был вхож в круг близких и знакомых великого писателя. Такие свидетельства вызывают неподдельный интерес. Это еще одно доказательство того, что от магического романа Булгакова все расходятся и расходятся благородные круги однажды запущенной им энергии. Так и нам в редакцию неожиданно пришло письмо Виталия Наумовича Рочко. В его воспоминаниях Елена Сергеевна и приемный сын писателя Сергей, их окружение предстают непосредственно, как будто все описанное происходило вчера. Мы незамедлительно публикуем эти заметки.[/i][b]Очень хорошая квартира[/b]Этот писательский дом в Нащокинском переулке давно снесли. Там жили Евгений Габрилович, Евгений Долматовский, Матэ Залка, Константин Финн. А наверху была квартира, где проживала семья тогда уже покойного Михаила Афанасьевича Булгакова – Елена Сергеевна и ее сын Сережа Шиловский. Его отец, князь Евгений Александрович Шиловский, генерал, после развода женился на дочери Алексея Толстого, а Сережу растил и воспитывал Михаил Афанасьевич.В маленькой прихожей на стене висел плакат, любимый Булгаковым, – перечеркнутая бутылка водки и обложка сберкнижки. И настойчивая рекомендация: «Водка – врач, сберкасса – друг».…Сколько же было нами выпито в этой квартире! Нет, не водки – она тогда была по карточкам. Да и вообще мы к ней относились весьма равнодушно. Я, например, когда был на фронте рядовым пехотинцем, свои «боевые 100 грамм» отдавал желавшим.Пили мы глинтвейн. Кто-то из нашей студенческой братии, кому выпадал жребий, брал из булгаковского кухонного хозяйства чайник и отправлялся на Остоженку в пивную, где продавали в разлив красное вино. Юный хозяин квартиры ставил на плиту чайник с напитком, сдобрив его разными специями. Потом глинтвейн он наливал в хрустальный графин и под восторженный гул собравшихся вносил в гостиную. Звенели бокалы, а потом, повернувшись к стене, мы пытались чокаться с молодым Пушкиным, который держал гусиное перо в руке. Он был занят творчеством и не желал с нами бражничать. На Пушкина мы не обижались, претензии были к автору этой картины художнику Вильямсу.[b]О «Мастере» – молчок[/b]Сережа Шиловский своим веселым характером и легкомысленным поведением чем-то очень напоминал обаятельного Николку Турбина из мхатовского спектакля.Наша с ним дружба зародилась в Московском полиграфическом институте, где мы учились на редакционно-издательском факультете – он на пару курсов был моложе. Но оба мы были членами правления «Клуба выходного дня», устраивали для студентов встречи с видными деятелями литературы и искусства.Кстати, в связи с 75-летием нашего института Московский государственный университет печати выпустил первый том прекрасного издания воспоминаний бывших студентов «Мы из МПИ».Но вернемся в булгаковскую квартиру. Мы любили слушать, когда Сережа, сев за рояль, грассируя, пел свою любимую песню: «Женщины коварные, лукавые, кто вас придумать, кто вас выдумать посмел? Проходят дни мои беспутные, бесцельные, и я без времени угас и постарел».Елена Сергеевна принимала нас всегда радушно, но старалась не мешать – уходила из дому или удалялась в другую комнату. Нам, конечно, хотелось узнать от нее о Михаиле Булгакове. Но она была не очень разговорчива на эту тему, где-то хранилась рукопись «Мастера и Маргариты», другие творения писателя, о которых мы и слыхом не слыхивали.Да что – мы! Евгений Габрилович, их сосед, часто общался с самим Булгаковым, но тот ни разу не заикнулся о «Мастере и Маргарите».Правда, однажды Елена Сергеевна показала нам альбом, который состоял из газетных вырезок – рецензий на пьесу Булгакова «Дни Турбиных».Лейтмотивом всего собрания была разгромная статья из одной центральной газеты – «Белая армия сквозь розовые очки». Для нас это было большим потрясением. Ведь спектакль «Дни Турбиных» мы обожали, смотрел я его несчетное количество раз. Чтобы достать билет на него, стоял в очереди в Камергерском, греясь в подъезде дома, где жили композитор Сергей Прокофьев и мои школьные товарищи Димка Валентей (будущий муж Маши Воробьевой-Мейерхольд, внучки Всеволода Эмильевича, и будущий академик) и Фаня Стучевская – дочь аккомпаниатора Сергея Лемешева.[b]Кастрюли с вензелями[/b]Осенью 1947 года Сергей Шиловский надумал жениться. С его невестой Лилей Бродской мы не были знакомы.К свадьбе сына Елена Сергеевна готовилась тщательно. Почетным гостям разослали приглашения, в которых сообщались имена ответственных за проведение этого праздничного мероприятия. В частности, там было сказано, что музыкальное оформление торжественного бала возложена на дирижера Большого театра Александра Шамильевича Мелик-Пашаева (эстрада) и Виталия Рожа (классика). За сервировку стола отвечала Вера Дейч (через три месяца Вера сделала легкомысленный поступок – взяла себе фамилию Рожа, за что она расплачивается уже почти шесть десятков лет. Свидетелем у нее в загсе был, конечно, Сережа Шиловский).Когда на пороге квартиры появился генерал Шиловский с дочерью, я, по предварительной договоренности с Еленой Сергеевной, сев к роялю, заиграл марш из «Дней Турбиных», а молодежь пела: «Так громче, музыка, играй победу. Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит. Так за царя, за родину, за веру мы грянем громкое «ура, ура, ура!» Как и в спектакле, последняя фраза пелась шепотом.Гости все прибывали и прибывали: мхатовский кумир Михаил Михайлович Тарханов, семья Паустовских. Новобрачным был преподнесен смешной подарок – пирамида из кастрюль, скрепленных яркой лентой. На каждой кастрюле в виде герба были нарисованы инициалы молодоженов.Очень обрадовался, когда увидел на пороге квартиры моего любимого учителя – профессора Михаила Васильевича Светлаева. Он был мужем родной сестры Михаила Афанасьевич – Елены Афанасьевны Булгаковой.Русский язык в те годы изучали по учебнику Светлаева и Крючкова. Я был так увлечен его лекциями в институте, что не поленился сбегать на Миусскую площадь в Центральный газетный архив, набрать там целую кучу провинциальных газет, прочитать их, поплеваться и написать курсовую работу на тему «Отступление от норм управления в языке современной прессы».Свадьба Сережи и Лили, учитывая обилие гостей и карточную систему, проходила в форме фуршета. Столы были установлены в углу гостиной и в кабинете Михаила Афанасьевича, где на стене висел его большой портрет.Профессор Светлаев предложил мне поднять свой бокал, и, глядя на портрет писателя, мы выпили за его память. «Вы мало знаете о нем, – сказал Светлаев. – Но когда-нибудь прочтете все, что он написал. И поймете, что это великий писатель!» Вскоре меня попросили к роялю, поскольку Мелик-Пашаев явно игнорировал возложенные на него обязанности. Я заиграл вальс «Ожидание» из мхатовского спектакля «Три сестры», а Федор Михальский, главный администратор МХАТа, пригласив Ольгу Леонардовну Книппер-Чехову, закружился с ней по гостиной. Вскоре к ним присоединились и другие гости, а мы завороженно смотрели на танцующих.Грустно сознавать, что не только дома, но и хозяев квартиры, с которыми связано столько незабываемых воспоминаний, давно уже нет.