Жизнь как чудо. Известному кардиохирургу Лео Бокерии исполнилось 75 лет

Олег не мог уснуть. Успокоительные не действовали. Разбуди его глубокой ночью и спроси диагноз, ответит без запинки: «Аномалия Эбштейна (редкий врожденный порок сердца. — «ВМ») и осложненный синдром WPW (врожденная аномалия строения сердца. — «ВМ»)». Лучше не знать, что это такое, а главное — не чувствовать. Он лежал на белых простынях больничной койки и думал: как это — жить без приступов сумасшедшей тахикардии с частотой сердечных сокращений до 280 ударов в минуту. Вдумайтесь — 280! Скорострельность боевого станкового пулемета… Олегу всего 16. Формально — школьник, реально — парень, который лишь мечтает пробежаться по школьным коридорам. Несколько недель Олег Гудков почти не ходил. На дворе 13 октября 1981 года. Скоро операция… Тревожно.

— В институте выяснилось, что операции с устранением аномалии Эбштейна и синдрома WPW в мире вообще не делают. Нигде. Я был обречен. Хотели выписать как неоперабельного, — рассказывает уже взрослый мужчина Олег Гудков.

Хотели да не выписали. Бокерия не дал. Просто взял и сделал операцию. Впервые в Европе.

— Он зашел ко мне в палату: молодой, улыбчивый человек с тихим голосом и красивым нездешним акцентом. Было какое-то доверие, что все будет хорошо, — признается Олег.

Несправедливо осужденный часто мечтает стать юристом — чтобы никогда не попасться на удочку закона. Спасенный пациент, наверное, тоже хочет кого-нибудь спасти. Олег стал кардиологом.

— Я собирался поступать в МГУ на физико-математический факультет, но операция все изменила, — говорит ученик Бокерии. — Помню накануне моей операции разговор с анестезиологом, который меня осматривал и расспрашивал. Я ему говорю: «День операции неудачно выбрали. 13-е число, несчастливое…» На что он засмеялся, потрепал по голове и сказал: «Ерунда! Главное — не понедельник».

К сожалению, я уже не смогу назвать фамилию этого доктора, забылась, но всегда вспоминаю о нем с улыбкой. Теперь стараюсь в понедельник даже не консультировать, хотя, все это, безусловно, только приметы.

СЕРДЕЧНЫЙ НАШ

Вторая попытка — держу кулачки. Первая встреча сорвалась — директора Научного центра сердечно-сосудистой хирургии имени А. Н. Бакулева и бессменного президента Общероссийской общественной организации «Лига здоровья нации» Лео Антоновича Бокерию срочно вызвали в министерство.

Его день расписан по часам. Опоздание — смерти подобно. Выдохнула. Успели. В свои 75 лет — подтянут, как настоящий грузин обаятелен и галантен. Почему-то сразу захотелось поговорить о любви…

— Недавно Владимир Путин сказал о том, что самое главное в жизни — любовь, в ней весь смысл. А что, по вашему мнению, делает любовь с сердцем?

— Только позитивное. Все самые разнообразные чувства, ощущение, какие-то внешние факторы — погода, природа, да все, что угодно, — все через сердце. А поскольку любовь относится к категории ощущений, которые вызывают наплыв эмоций, они могут быть позитивными или очень отрицательными. Возникает выброс определенных гормонов, веществ, который приводит к изменению функций сердца. Но и то, и другое для сердца хорошо. Ненасильственный тренинг.

— А когда вы встретили свою первую любовь, что с сердцем было — из груди выскакивало?

— Наверное, то, что называют любовью с первого взгляда, появляется в более зрелом возрасте. У нас, южан, любовь начиналась гораздо раньше. Это было в 6-м или 7-м классе. Я учился в третьей мужской школе города Поти, и вдруг мы узнали, что к нам придут девочки. Рассадили по парам, ко мне села очень красивая девчонка. Первый урок отсидели нормально, а на втором учительница куда-то отвлеклась. И я, отличник, вдруг сказал соседке по парте: «Может, поцелуемся?» Нас потом застукали. Куда целовались? В щечку, конечно! Детьми еще были.

— Если взять всю страну за единый организм, какое у него сердце? Отчего болит и какую операцию вы бы ему сделали?

— Вы знаете, не болит у этого организма сердце, — Лео Антонович на секунду задумывается, будто перепроверяет диагноз. — Нет, не болит. 12 веков, сколько живет наша страна, похожи на человеческую жизнь. За эти годы всякое происходило. Это нормальный живой развивающийся организм. Многонациональный, и это очень важно. Много было событий, которые помогали расти этому организму, — и образование империи, и Советского Союза. Это все были позитивные события с точки зрения сердца государства.

Посмотрите, какая удивительная литература, искусство, спорт, наука… Я бы сказал, что с сердцем все в порядке, операция не нужна. Сердце — это же вечный двигатель. Его так и называют в надежде, что человек будет жить по 100 лет. В принципе мне кажется, что человечество очень близко к этому подошло. Не в нашей стране. Пока не в нашей стране. Во многих странах 80 лет считается ничто, жить и жить. Я помню, как лет 30 назад, я первый раз приехал в Швецию. И выдающийся кардиохирург Викинг Бьёрк делает операцию на сердце пациенту, которому около 90 лет. Я, молодой тогда еще, спрашиваю: «А зачем ему делать операцию?» — «Как зачем?» — удивляется доктор. — «Он же минимум еще пять лет проживет». И я как-то так подумал, что ну их, этих шведов. А потом посмотрел, прикинул – в других странах так же.

Медицина развивается для чего? Чтобы люди жили долго и с хорошим качеством. Люди не умирают от простуд. Они умирают от сердечно-сосудистых заболеваний, онкологии, попадают под машины, поезда, в них стреляют… Поэтому, если говорить о сердце страны, то я не вижу никаких проблем.

ВРАЧ НЕ ПОМОГАЕТ, ОН СПАСАЕТ

— Вы часто говорите, что, к сожалению, российский пациент — беспечный пациент, идет к врачу в последний момент, когда уже «грянул гром». Хотя специалисты «Лиги здоровья нации» пытаются исправить ситуацию: проводят всероссийские форумы, обучение для медиков, профилактические акции для населения – приходите, проверьте бесплатно свое сердце. Изменилось за последнее время наплевательское отношение к своему здоровью?

— Да, изменилось. Но, кстати, вот в этой фразе «приходите, это вам ничего не будет стоить» может и есть небольшой корень зла. Мы проводим потрясающий курс — приезжают восемь американцев для обмена опытом, первые номера в своих специализациях.

Но людей на курсы приходится загонять. И тогда я сказал: «Курс объективно стоит 10 тысяч рублей. Но давайте мы для наших молодых специалистов установим другую цену — пусть 500 рублей». Совсем другая ситуация. Он заплатил и считает, что теперь обязательно надо прийти.

Лео Антонович рассказывает, как впервые приехал в США в 1976-м в клинику братьев Мейо. Попросил показать больницу и увидел удивительную для себя картину: 500 человек в зале терпеливо ждут своей очереди на прием к врачу. Не ругаются, не шипят друг на друга, как гуси.

— Они могут просидеть и три часа, и четыре. Они знают, что такое порядок. А мы как привыкли: пришел и должен сразу попасть к врачу. Но так не бывает. Когда мы говорим, многое изменилось ли — реально изменилось многое. Многие стали понимать, что жизнь дается человеку один раз. И прожить ее надо почти по Островскому («Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». — «ВМ»). Ты что-то сделаешь для детей, для семьи, друзей.

Может быть, не оставишь какого-то большого следа, но будь полезным для кого-то другого, если тебе самому все равно. В последние годы нанесен непоправимый пока ущерб отношениям врача и пациента. В чем это проявляется? Медицина у нас начиналась с разночинцев, и считалось, что врач — это лекарь, он должен тебе помочь. И так осталось до сих пор. А на самом деле врач не просто помогает, он спасает человека. Но часто врачи не чувствуют на себе эту ответственность.

Я говорю: «Послушайте, с того момента, как пациент дал согласие на операцию, у него ближе вас никого нет! Мама, папа, сестра становятся безучастными свидетелями. Он доверил вам самое дорогое — свою жизнь». Как строятся отношения «врач — пациент» в нормальной цивилизации? У больного есть страховая компания, и у врача есть своя страховая компания. И если что-то пошло не так, одна страховая компания обращается к другой, а между больным и врачом не происходит конфликта. Врач же тоже человек. Он приходит домой, и ему свет не мил, когда пациенты незаслуженно ругаются.

— Если бы вы написали книгу о своей жизни, как бы она называлась?

 — «Под звездами кресты». Считается, что успешный хирург в известном смысле небожитель — он реально спасает. Но есть то, что сильно омрачает жизнь. Это случается не каждый день, но бывает. У меня был близкий друг, старший товарищ Виталий Алексеевич Бухарин. Когда у него умирал больной, он должен был «поставить крестик». Помню, как это было в первый раз: мы зашли в кабинет, на столе лежала какая-то закуска, стоял коньяк. Он налил и сказал: «Давай поставим крестик». В тот день у него умерла пациентка – девочка. Тогда я задумался. «Поставить крестик» человеку, которого из-за чрезвычайно тяжелой болезни ты не смог спасти, и его не стало… Поэтому под звездами кресты.

МЕШОК СЧАСТЬЯ

Лео Антонович рассказывает, как в начале прошлого года Бакулевке дали существенно меньше квот - вот-вот должны были подойти к заветному рубежу в 5 тысяч операций на отрытом сердце и вдруг блок, откат назад. К счастью, квоты вернули, даже немножко больше, но реально деньги поступили позже. Впрочем, есть чем гордиться (Лео Антонович перечисляет, а я загибаю пальцы): в институте создан первый в мире мобильный кардиограф, который уже спас от инфаркта миокарда не одного пациента, разработан беспроводной электрокардиостимулятор. Также специалисты института вместе с учеными МГУ создали принципиально новый кардиоплегический раствор (для остановки сердца) – дешевле импортного аналога и быстрее останавливает и восстанавливает сердце.

Мы продолжаем разговор, а в Рязани в это самое время двухлетняя Катюша Дейкова берет большое полотенце, собирает в него воображаемые яблоки, а потом ходит по квартире и раздает домочадцам. Уж очень нравится девчушке сказка Владимира Сутеева «Мешок яблок». И пусть так и будет, пусть бьется крошечное сердечко.

— Мы ждали здорового ребенка и даже представить себе не могли, что могут быть какие-то проблемы. Мы с мужем не пьем, не курим. Беременность и роды прошли хорошо, но на второй день на осмотре у Катюши услышали шумы, — мама Таня до сих пор не может прийти в себя. — На пятый день УЗИ показало, что у дочки порок сердца, открытый артериальный проток (ОАП) и опухоль на створке аортального клапана. Сложно описать мое состояние в тот момент. Какая-то нереальность происходящего, как будто тебя бросили в глубокую пропасть, без воздуха, без света. Вопросы в голове, как у любой мамы: «За что? Почему именно с моим ребенком?» И страх, дикий непонятный страх тигрицы, у которой отобрали малыша. Страх от безысходности и отсутствия информации. Что делать? Как помочь? Таня слушала врачей и пыталась успокоиться — как бы молоко не пропало. «Лечится, понимаете, все лечится», — настаивали медики. Обследования, консультации и, наконец, консилиум в Бакулевке.

— Было страшно. Если вдруг нас откажется оперировать сам Бокерия, значит, случай действительно серьезный, — Танино сердце билось в два раза чаще — за себя и трехмесячную дочку. Бокерия не отказался. — После операции Катюша даже не плакала — тихонько стонала и практически не шевелилась. Лежала и грустно смотрела своими глазенками.

Малышка уже знает алфавит, считает, любит играть в прятки и догонялки, ходит с родными в цирк и зоопарк, рисует, делает аппликации.

— Я живу от УЗИ до УЗИ, — говорит мама. — Если все стабильно, значит, впереди три месяца свободы и счастья, можно забыть о проблемах. Просто жить и радоваться каждому дню, пока все хорошо, успеть сделать все задуманное. Я не знаю, как и что будет дальше и сколько нам отведено, но я думаю, что надо жить сейчас, радоваться каждой улыбке, каждому мгновению с ней, сделать по максимуму все, чтобы она была счастлива и не чувствовала себя ущемленной.

УИНСТОН, ТЫ НЕ ПРАВ!

Украдкой смотрю на часы. И почему стрелки все время бегут? Хочется говорить с Бокерия без остановки. Я знаю, что его ждут пациенты, но есть еще пять минут.

— Лео Антонович, как надо жить, чтобы к вам никогда не обращаться?

— Жить надо очень просто, по правилам: нормально к себе относиться, соблюдать то, что называется не очень звучным словом «режим». Режим предполагает одинаковое количества сна в одно и то же время. Даже если вы работаете во вторую, третью смену – это неважно. Исключить объедание, по возможности алкоголь – только доброкачественный и по случаям, которые должны улучшить настроение или поднять его со «дна». Конечно, человек должен быть позитивно настроен на эту жизнь. Я бы вообще поставил это на первое место. Если тебе тошно, то ты доставь удовольствие своим друзьям, близким, коллегам по работе. Приди, расскажи какой-то анекдот, шутку. Я знаю ряд больших людей, имена которых известны на весь мир. Они знакомство начинают с анекдота. Во-первых, смотрят твое чувство юмора – по нему сразу видно, с кем имеешь дело. Во-вторых, поднять тебе настроение. И в-третьих, создать атмосферу, при которой ты раскрепощаешься.

— А физические упражнения? Что посоветуете?

— Поменьше сидеть. Формула Уинстона Черчилля, который говорил, что если есть выбор между сидеть и лежать, то лучше лежать, а если между стоять или сидеть, лучше сидеть, — неправильная. Ничего плохого не хочу сказать о Черчилле, он был гением, но много выпивал, поэтому такое и говорил (смеется).

На прощание прошу Лео Антоновича рассказать о своем желании. Мы никому не расскажем. Только самым близким — вам, дорогие читатели.

— Я хотел бы благополучия в своей семье и в коллективе, в котором работаю. Я эти вещи не разделяю. Я вырос в этом институте — пришел сразу после аспирантуры и работаю здесь уже 46 лет. Как врач я хотел бы пожелать всем крепкого здоровья. Потому что в здоровом теле здоровый дух. Здоровый дух — это как раз и есть созидание. Если каждый из нас сделает то, что он должен деать, мы будем неузнаваемой страной. Я верю, что мы сможем.