Юрий Визбор. На одном дыхании

Русская литература четырехтактна: каждая эпоха дает нам четырех авторов, словно олицетворяющих собой каждую из стихий. Если Лермонтов был пламенем (и сгорел быстрее всех), то Евгений Боратынский — землей (он до сих пор один из лучших русских поэтов, говоривших о природе), Петр Вяземский — воздухом (как легки его тяжелые стихи), а Пушкин, конечно, водой — живительной, изменчивой, принимающей любую форму. То же самое в прозе. Четыре титана позапрошлого века — Лев Толстой, Иван Тургенев, Федор Достоевский и Николай Лесков — отлично вписываются в этот стихийный канон (читатель может сам догадаться, кто соответствует огню, а кто — земле).

В XX веке ситуация не поменялась, и самое полное свое выражение озвученная идея нашла именно среди тех, кого принято было называть бардами. Самый известный из них — Владимир Высоцкий — соответствовал, конечно, огню (и сгорел даже ярче Лермонтова), Александр Галич — вечный критик советского строя — воде, от этого его стихи так плавны, несмотря на всю оппозиционность, Булат Окуджава — это, конечно, земля (иногда грузинская, иногда московская, иногда военная, фронтовая), а Юрий Визбор — воздух. Вся его поэзия — это дыхание, тяжелый вдох («Идет на взлет по полосе Серега Санин...»), легкий выдох («О, моя дорогая, моя несравненная Леди...») и вся та жизнь, которая умещается между ними.

Юрий Иосифович Визбор во время выступления / Фото: Ю. Луньков/РИА Новости

Визбор был иногда слишком сложен для автора, которому предписано создавать тексты для хорового пения у костра. Скажем, стихотворение «В Ялте ноябрь» — хороший пример интеллектуального европейского белого стиха. Но иногда впадал, «как в ересь», в ту самую простоту, которая снискала ему славу.

Причина такого разброса понятна: человек дышит, насколько хватает воздуха. Иногда полной грудью, спокойно. Иногда стесненно, едва успевая. Такова уж жизнь, помещающая нас в разные обстоятельства.

В сложных поэтических экспериментах и простых песенках Визбор всегда такой, каким его запомнили и полюбили: скромный, умный, тонкий и внимательный к деталям поэт, стихи которого исполнены любви к миру. А не борьбы с ним, как это было принято.

«В Аркашиной квартире живут другие люди, / Ни Юли, ни Аркаши давно в тех стенах нет. / Там больше не сижу я с картошечкой в мундире, / И вовсе не Аркашин горит на кухне свет», — в этой печальной истории о московском приятеле Визбора (ах, как знакомо: разъехались, разбежались, обещали писать ... и ничего) самое главное — то, что свет на кухне все-таки горит.

«Как же мало я сделал на этой земле, / Не учен, не крещен, не натружен. / Не похож на грозу, не подобен скале, / Только детям да матери нужен» — пожалуй, только в этом проницательный Юрий Визбор ошибся. Всем нужен. До сих пор.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции