Прошлое на свалке
Выпал альбом с аккуратно наклеенными фотографиями, жалобно распахнулся: смотрите! Карточки обрезаны по краям фигурными ножницами — давно ушедшая мода. С черно-белых фотографий смотрят люди. Уже не узнать, что это за темноволосый кудрявый малыш в беретке и гольфах верхом на пони, что за женщина с завивкой держит под руку усатого кавалера. Родители того малыша? Никто не подскажет. Новые жильцы очищают себе пространство для светлого будущего. Умер прежний хозяин, вступили в наследство, готовятся к ремонту. Все — в топку. Ветер рванул еще раз, и испуганными бабочками вылетели какие-то письма, записки. Вместе с желтыми листьями заносились хороводом по кругу.
Знакомая картина, не правда ли? Мы уже привыкли к тому, что выбрасывают книги. Стопками выставляют в подъезде, пытаются пристроить на «Авито» или относят в библиотеки. Менее сентиментальные люди просто выбрасывают. Да. А мы привыкли. Что поделаешь, новая концепция мироустройства — вещевой минимализм — привлекательнее и для меня тоже. Не надо собирать вещи, не надо привязываться к ним. Но что делать с тем, что составляет какую-то вещественную память?
Со всеми этими записочками-фотографиями-рисуночками-дневниками? Среди страниц старой книги, которую совсем уже вроде решил отправить в пожизненную ссылку на дачу, вдруг обнаружится засушенный ландыш, и ты вспомнишь, как впервые побывал в Переделкине на могиле Пастернака. Сколько лет назад это было? Тридцать? Ты уже и не помнишь, каким тогда был ты, а этот вот крошечный цветок, который легко может обратиться в пыль, напомнит до мельчайших подробностей и синее, будто промытое, небо, и свежую майскую зелень, и даже запах электрички. И тебя, такого вот наивного и восторженного, каким уже никогда не будешь. Это все — твоя маленькая история. Из которой в итоге складывается портрет эпохи.
Но одно дело — свои «архивы». А чужие? Как быть с ними?
Живет бабулька, хранит в маленькой сумочке письма, которые писал ей тогда еще жених с фронта. Уже целая жизнь прошла, и умер автор писем — он стал из жениха мужем и отцом, — и жизнь прожили достойную и славную. И ушел из жизни тоже достойно. А она, с маленькой седенькой головой сухонькая старушка, все живет в своей крошечной однокомнатной квартирке, пропахшей корвалолом и пылью. Смерть будто забыла о ней.
Что старушку держит на этом свете — внуки и даже правнуки, которые приходят только по праздникам? Герань на окошке, старый толстый кот? Нет, ее держат, как ни странно, вот эти письма, сложенные фронтовыми треугольничками. Пожелтевшие письма с расплывшимися чернилами — от слез, которые раз за разом капают на шершавую бумагу. Там, в этих письмах, настоящее. Молодость, любовь. Ей пятнадцать, ему двадцать один. И вся жизнь впереди. Придет день, и эти бесценные письма тоже небрежно будут выброшены. Прямо с потертой белой сумочкой-ридикюлем. Жалеть не стоит. Умом понимаю, но сердце щемит.
В августе была громкая история: в Пушкинском районе на обочине поля в мусорной куче оказались прекрасные акварели местного художника Евгения Егоровича Глазкина. Морские пейзажи, какие-то бухточки, солнечные блики на воде, паруса… Графика. Тетрадки в клетку: дневниковые записи, мысли о работах. Наброски, задумки. Человек прожил долгую жизнь, почти девяносто лет, и всю жизнь посвятил живописи. Рисовал сам, преподавал. И все оказалось ненужным новым хозяевам его квартиры. Квартира-то, конечно, пригодилась… На фотографиях выброшенного, среди картин и тетрадок, — даже иконы и молитвослов. Так безжалостно.
У этой истории относительно счастливый конец: неравнодушный житель собрал работы, которые не испортил дождь. Отнес их в краеведческий музей города Пушкино. Там их приняли. Спасибо добрым людям.
Но каждый день в Москве на свалке оказываются чьи-то воспоминания. Их не спасти, хотя, пожалуй, они представляют бесценное сокровище — свидетельство того, что люди жили, любили, творили. Что они — были.
С горькой иронией думаю, что от нас-то, к счастью или к несчастью, ничего такого не останется. Все наши «архивы» можно будет легко и изящно уничтожить одним нажатием клавиши на компьютере.
Мнение автора колонки может не совпадать с точкой зрения редакции «Вечерней Москвы»
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции