Оскар Фельцман: Самую легкую музыку писал Моцарт

[i]В основном тогда еще, когда председателем жилкооператива был Исаак Дунаевский. Теперь сидят дома и не только потому, что зима. Криминальная аура посткоммунистической Москвы зависает и над этим двором, заставленным иномарками и обезображенными коррозией мусорными баками. Потому пьем кофе со знаменитым композитором на кухне и озабоченно толкуем — о чем? — угадали: о недомогании президента.«Все знают, язва — это от нервов», — замечает Оскар Борисович и возразить ему нечего.[/i][b]Переход Суворова через Альпы [/b]— Когда Борис Николаевич был первым секретарем в Свердловске, то часто приходил на премьеры моих оперетт в Театр музыкальной комедии. Вел себя абсолютно демократично, приятен в общении. Как-то говорит после спектакля: «Оскар Борисович, я вас отвезу в гостиницу». Я смотрю — вроде машины нет. Он: «Вот эта «Волга» светлая — моя». Я: «А где же правительственная?». Он смеется: «Есть две таких машины, но это для гостей!». Думаю: нормальный человек, как все. Несколько лет назад он мне вручал в Кремле орден Дружбы, и я сказал: «Скоро полжизни, как мы знакомы!».[b]— Знаю, что вы со Свердловском давно связаны.[/b]— В самом начале войны (было мне тогда неполных двадцать лет) я уехал в Новосибирск. Остановились в Свердловске. Мы пошли в город — абсолютно незнакомый: вдруг, смотрим, импозантное здание — Театр музкомедии. Тогда было два законодателя мод в жанре оперетты — Москва и Свердловск. Я ходил вокруг этого театра и думал: боже мой, какие-то люди имеют счастье каждый вечер выходить здесь на сцену! И вот прошли годы: у меня премьера в Свердловском театре музкомедии! «Суворочка, дочь фельдмаршала». На премьеру приезжает маршал Жуков, он тогда был командующим Уральским военным округом. Я провел с ним рядом все три акта и антракты:он же был для меня святой личностью! [b]— О чем вы говорили с опальным маршалом? [/b]— Сюжет оперетты был связан с разжалованием Суворова, придворными интригами. Похоже, маршала проняло не на шутку, он был взволнован. Говорит: «Вы знаете, почему переход через Альпы был настолько сложен?» —«Ну причины, по-моему, очевидны». — «А главной-то вы и не знаете! Форма наших солдат была так скроена, что совершенно не пропускала воздуха! Люди прели от жары, притом что кругом снег!». Потом уже в Москве подарил мне свою книгу... Теперь, когда я иду на Красную площадь и вижу чугунного маршала на коне, вспоминаю наши встречи и думаю: не похож! [b]Без вариантов — Оскар Борисович, вы начали сочинять музыку пяти лет от роду. Думали, что станете композитором «легкого» жанра? [/b]— Отнюдь. В Одессе, где я родился, в знаменитой школе Столярского, меня учили как «серьезного композитора». И я счастлив этим обстоятельством. Потому что без серьезного музыкального образования невозможно писать легкую музыку. Некоторым невдомек, что самую «легкую музыку» писали Моцарт, Бетховен, Чайковский... Скажу без ложной скромности, что музыкальное вооружение у меня было от легкого стрелкового до тяжелой артиллерии. На композиторском факультете Московской консерватории (еще до войны) я единственный получил сталинскую стипендию — пятьсот рублей.[b]— Это много? [/b]— На Старом Арбате в хорошем магазине мужские туфли стоили шестьдесят рублей. Я мог снимать хорошую комнату, нормально питаться...[b]— ...Приглашать девушек в рестораны? [/b]— Может быть, это прозвучит неправдоподобно, но я был целиком поглощен музыкой и учебой. В Одессе в старших классах я, конечно, влюблялся в девочек, но там ничего, кроме поцелуев, не было. А в Москве и поцелуев не было — одна музыка! [b]— Как же вы женились? [/b]— Женился я красиво, но довольно прозаически. Мы вместе учились в консерватории, потом вместе поехали в Новосибирск — и там расписались. Более пятидесяти лет я женат на одной женщине, других вариантов не было.[b]— Как же так — без вариантов? [/b]— Музыка! В консерватории ведь на меня возлагали серьезные надежды. Представляете, когда началась война и нас эвакуировали, меня, двадцатилетнего, назначили ответственным секретарем Сибирского союза композиторов! В Новосибирске я принимал в союз Кирилла Молчанова.Под «моим началом» были Георгий Свиридов, Владимир Щербачев... В эвакуации я познакомился с оркестром Утесова. Вот тут-то все и началось. Они говорят, Оскар, напиши нам песню. Я написал: кажется, «Варежки» называлась... Уже в Москве сочинил песню «Теплоход», ничего особенного в ней не находил, но музыканты из оркестра заставили меня позвонить Утесову. Леонид Осипович меня пригласил к себе, послушал и говорит: через две недели будешь слушать эту песню по радио. Через две недели она звучала по всей стране (поет): Теплоход, теплоход, уходит в море теплоход, Свежий ветер сердцу вторит и поет: «Не печалься, дорогая, все пройдет...» [b]Как О. Б. растлевал молодежь — Оскар Борисович, а как сочинились знаменитые «Ландыши»? [/b]— Меня попросили написать песню для эстрадной программы театра «Эрмитаж». Я очень быстро, без проблем, придумал мелодию, позвонил Геле Великановой: она тогда толькотолько набирала силу, хорошенькая молодая певица. Отдал ей ноты и уехал на юг. Через две недели я узнал, что такое настоящая слава...[b]— А как «Ландыши» превратились в «Карлмарксштадт»? [/b]— Несколько лет назад — довольно давно — мне позвонили: можно перевести «Ландыши» на немецкий? Почему нет: поют же по-венгерски, по-японски?.. А когда я услышал «немецкий вариант», то выяснилось, что это уже не «ландыши», а «Карлмарксштадт». Такой, оказывается, революционный перевод.[b]— Чтобы написать шлягер, нужно знать какие-то секретные рецепты? [/b]— Много лет тому назад СоловьевСедой, с которым я дружил, вдруг прекратил писать песни. Год — ничего. Второй — ничего. Я говорю: «Вася, что случилось?». Отвечает: «Написать песню я могу, это не проблема.Проблема в том, что не могу понять: что я им (то есть народу) сейчас должен написать. Чего они от меня ждут? Когда пойму — будут песни». Прошло некоторое время, и появляются «Подмосковные вечера». Я что хочу сказать? Некоторые наивные люди думают: сочини хорошую мелодию, и вся страна запоет. Чепуха! Надо знать, ч т о ты хочешь сказать людям! Если «сойдутся» твои чувства и чувства людей, то песня будет жить и десять, и пятьдесят лет. Как все лучшие советские песни.[b]— Советские? [/b]— Когда началась перестройка, это для меня было потрясением. Потому что я воспитан советской системой. Знаю: если голосуют — единогласно. Если говоришь не то — это чревато. Не забуду того дня, когда прочитал в «Правде»: было какое-то партсобрание и кто-то там выступил «против». Светопреставление! Оказывается, есть на свете свобода слова, свобода печати, свобода мысли! [b]— А вы сомневались? Не слушали «вражеские голоса»? [/b]— Обязательно слушал! Но это у них — у мракобесов! А у нас — единогласно. Так вот, когда началась перестройка, я растерялся. И год-другой ничего не писал. Не понимал, как говорил Соловьев-Седой, «чего от меня ждут». А потом раскрепостился.Потому что понял: несмотря на все сложности нынешней жизни, у нас теперь есть главное — свобода.Ведь многие годы у нас было только право телефонного звонка. Из ЦК могли позвонить и ласково сказать: не советуем. Все! Не было силы, которая могла бы противостоять силе этого «скромного» телефонного звонка.[b]— Но вы тут были как будто бы в порядке. Все-таки один из ведущих композиторов Страны Советов.[/b]— Вы так думаете? Орден, например, у меня за всю жизнь один, тот самый — «ельцинский». Среди тех, кого больше всех ругали, я занимаю одно из первых мест. Может, первое.Может, второе. Но не третье! Двадцать три года меня обвиняли в растлении молодежи, пропаганде дурного вкуса и едва ли не в подрыве Советской власти.[b]— Чем же вы растлевали молодежь? [/b]— «Ландышами»! [b]— !? [/b]— Первые два-три месяца, после того, как Геля начала исполнять «Ландыши», я был на вершине блаженства. А потом кто-то наверху сказал: надо дать примеры пошлости. По музыке, по литературе, по архитектуре...По музыке? Есть у нас: «Ландыши»! Слышали, ребята? Запишите: «Ландыши»! И двадцать три года «Ландыши» были в СССР «образцом пошлости». Телевидение и радио устроили «перерыв» в исполнении «Ландышей». Только народ пел «Ландыши» без перерыва.[b]С именами разберется История — Оскар Борисович...[/b]— Я знаю, какой вопрос вы зададите! Оскар Борисович, в самые жесткие времена вы написали «Огромное небо», «Балладу о красках», «Мир дому твоему», «На пыльных тропинках далеких планет»... Как же так? С идеологической удавкой на шее? А вот как.Требовалось огромное напряжение творческих сил, чтобы все это создать, — но таким дистиллированным музыкальным языком, чтобы не могли придраться ни к одной интонации, и в то же время доходчиво и правдиво. С другой стороны: скажите, есть сегодня такая же скрупулезная ответственность за свои песни, как в те годы? [b]— Известный сюжет: идеологический зажим способствует расцвету художеств.[/b]— Тогда был перебор контроля. А сейчас — бесконтрольности. Тогда были — песни. А сейчас? [b]— А сейчас, может, просто не умеют? Так, чтобы пели твою вещь и через пятьдесят лет.[/b]— Школы нет. К тому же мы по отечественной традиции всегда опаздываем. Уже несколько лет во всем мире идет возвращение к мелодии, надоели безумные ритмы, надоели грохот и аритмия. Люди хотят мелодии. Душа просит. Жизнь наша просит! И вот эта самая жизнь покажет: кто действительно композитор, а кто драмодел.[b]— Кто, по-вашему, что-то умеет из нового поколения? [/b]— У Игоря Николаева есть приятные песни.[b]— А из исполнителей? [/b]— Пугачева. Такой артистки, может быть, у нас и не было раньше.[b]— А муж ее? [/b]— Хороший шоумен. Хотя песни оставляют желать лучшего... Достойно работает Ирина Аллегрова. Лет пятнадцать назад она пришла ко мне, и я сказал: из вас будет толк.Пришел много лет назад молодой человек, представился: «Иосиф Кобзон. Только демобилизовался.Может, я могу пригодиться?». Он пришел ко мне, к Островскому, к Колмановскому, к Пахмутовой. И каждый из нас понял: пришел будущий мастер. Пришел молодой, а теперь — великий Кобзон.[b]— Оскар Борисович, в студенчестве вы любили только музыку. А потом — были у вас романы с исполнительницами? [/b]— (Задорно смеется). Ну как это без романов? Я же всю жизнь вращался среди артистов. И артисток. Как я могу не влюбляться, когда пишу о любви?! [b]— Имен не будете называть? [/b]— С именами пусть разбирается история.[b]— Вы смотрите передачу «Угадай мелодию!»? [/b]— Смотрю. И вообразите, там какие-то люди без всякого музыкального образования угадывают песню с двух-трех нот. А я не могу! Две ноты — и кричат: «Ландыши»! А я не знаю, что это «Ландыши»... Если бы меня пригласили туда, я бы отказался: вся страна надо мной смеяться будет!