[b]Когда ровно десять лет назад мхатовская дива и пожизненно «татуированная роза» Ирина Мирошниченко решила «попробовать голос» на эстраде, над нею подтрунивали и едва ли не в лицо смеялись. Говорили, что поздно ей уже в певуньи и неча, мол, театр срамить, да и обойдется эстрада-плутовка без такого сокровища.[/b]Да, тогда не хватало эстрадного опыта, не было четко выстроенного (и выстраданного!) образа, отшлифованного певческого голоса и, конечно, репертуара. Ирина пыталась ослепить публику экспансией подчеркнуто театрального сценического выхода, реактивностью жеста и мимики, броскостью туалетов и дорогой бижутерии, испепеляющим жаром страстных монологов и вычурным французским грассированием. Однако ее первый шлягер «C’est dommage » («Ах, как жаль!»), написанный (как и все последующие работы) композитором и поэтом Андреем Никольским, многими был воспринят как этакая бравада, фрондерство, взбрык мающейся от безделья театральной примы. Эти концерты напоминали старомодные костюмированные шоу, где собственно песня занимала место служанки. В Мирошниченко-певицу упорно не хотел верить почти никто.И вдруг она заблистала. Два рождественских вечера в Театре эстрады прошли на одном дыхании. Окреп и стал гибче голос, появились красивые новые песни, а главное — обрел смысл и глубину ее сценический имидж. Да, она и раньше пела о безумно-возвышенной любви, о доброте, красоте и радости жизни…Однако слова, музыка и исполнитель существовали тогда раздельно, самостийно, это были лишь песни-платья, сшитые в спешке — безо всяких примерок и «подгонок по фигуре». Теперь эти платья перешиты и словно срослись с телом. Несколько вещей Мирошниченко спела вживую, и это было весьма недурно. Как и следовало ожидать, особенно проникновенно удались песни-драмы, такие, например, как «Неразгаданная ложь» («Горькая тризна»), — о том, что у каждого из нас есть свой срок и свой суд. Пронизывающая исповедальность временами нагоняла слезу. Жаль только, что произведений такого масштаба в репертуаре Ирины немного. В основном ее композиции откровенно мажорны по восприятию, чрезмерно оптимистичны. На сцене это подчеркнуто бешеным ритмом кордебалета, пляшущими ряжеными и нарочитой раскованностью мужской бэк-группы, в которой особенно пылко усердствовал один сексапильный тенор. Массовки на сцене было порой так много, что солистка терялась в этом цыганском великолепии нарядов и антуража.При этом сама виновница торжества не переоделась за время концерта ни разу, предпочитая ярким туалетам строгий черный комплект. Кто бы мог в это поверить?! Словом, удивила всех Ирина Петровна на славу. А как стихи читала! А как спонсоров благодарила! Как сердечно кланялась в пояс публике! «Коренная москвичка, и я этим горжусь, коренная москвичка, я Москве поклонюсь!» Скажете, наивно? Пусть. Но неужели этот глупый упрек может помешать нам хоть раз почувствовать себя чуточку непосредственнее и чище?