Сложная жизнь гастролирующих артистов

Различные аспекты жизни артистов всегда интересовали и продолжают интересовать зрителей. Но часто задаваемые вопросы: «Это правда, что музыканты только и делают, что пьют?» или «Вот вы поете и играете, а работаете вы где?» – выдают некое предвзятое отношение, сложившееся в народе по поводу нравов и привычек, царящих в артистической среде. Мыслями на эту животрепещущую тему с вами поделится постоянный ведущий нашей музыкальной страницы «Попурри-мастер» опытный Капитан Макс. Мало кто знает, что гастролирующие артисты, даже суперзвёзды, львиную долю времени проводят в борьбе. То с дорожным и гостиничным сервисом, то с самим (самой) собой – гастрольной похотью и алкоголем. А кое-кто и с вещами почище алкоголя. Причём вне гастролей, то бишь дома, каждый день нужно заботиться об имидже и промоушене – эпатировать, не спать ночами: тусоваться в клубах и на презентациях, а то через месяц забудут. Забудут к чёртовой матери. Хочу сейчас чуть-чуть выступить адвокатом – немного разрушить образ хамоватого, непонятной сексуальной ориентации фонограммного артиста, гребущего деньги лопатой. Не так уж сладок артистический «мёд»! Хотя есть и среди них настоящие гады. Впрочем, как и среди нас. Сам подвспомнил кое-что, плюс своими историями поделились Алексей Глызин, Валерий Кипелов, Владимир Кузьмин и Николай Расторгуев. Гитаристы переменного тока Из-за несовершенства аппаратуры и техоснащения залов поющих гитаристов (они руками гитар касаются, а губами – микрофона) часто нещадно бьёт током. Гитарист архангельского ансамбля «Варяги» вышел как-то к народу со своей проленинградской песней «Невская заря». Было это в Москве в Центральном доме железнодорожника. Он, значит, поёт: «Алеет зорька золотая над мирной Не…» – в этот момент его от микрофона дико шарашит блуждающая фаза, и он падает затылком на равнодушную железнодорожную сцену. Зрители вскочили, музыканты вокруг гитариста сгрудились. Даже саксофонист, который его всегда ненавидел, плюнул на принципы и через мундштук пытался искусственное дыхание делать. Минут через 5 пострадавший захлопал глазами, поднялся, отряхнулся, подошел к микрофону, опасливо его потрогал и в настороженной тишине внятно закончил название любимой питерской речки: «…вой!» После чего опять потерял сознание аж на 10 минут. Гвозди бы делать из этих людей! Сцена, как крыша – может ехать В барнаульском театре во время предновогоднего концерта крепко выпивший (отнюдь не шампанского) скрипач, ожидавший за кулисами своего выхода, опёрся круглым локтём на кнопку поворота сцены. Ощущение у музыкантов было такое, что это не сцена поехала, а весь зал двинулся в дальние дали. Сцена намотала на ёлку провода вместе с усилителями. Ещё бы немножко, и аппаратура полетела бы на пол. Бравый скрипач нажал другую кнопку – всё поехало обратно. Два стоявших с края вокалиста, потеряв ориентацию (сценическую), схватились за микрофонные стойки, которые не были в этой ситуации надёжной опорой, а наоборот – потянули ребят влево. Наконец, прибежал кто-то театральный и врубил «стоп». Музыканты выбрались из-под пятиметровой упавшей ёлки и с помощью подоспевших зрителей вытащили из оркестровой ямы двух вокалистов, упавших прямо на контрабасы. Как ни странно, певцы отделались всего несколькими ссадинами и одним вывихом. Скрипач – выговором в личное дело. Прочность подвела Валерий Кипелов – бывший солист группы «Ария», а ныне самостоятельная рок-звезда – рассказал случай, произошедший с ним в Тюмени. Дело было поздней осенью, в том году на редкость дождливой. На очередном грандиозном «нефтяном» фестивале, проводившемся на футбольном поле, соорудили сцену-помост для выступающих артистов. А чтобы исключить малейшую возможность попадания проливных дождей на дорогих московских гостей, устроители натянули большую специально изготовленную для этой цели водонепроницаемую ткань. На четырёх мощнейших опорах. Лучше бы эти опоры были послабее! Почти сразу после начала концерта пошёл дождь, быстро превратившийся в ливень, и на ткани начала скапливаться вода. Прочный тент прогнулся, образовав огромную чашу, а вода всё прибывала, и, когда, наконец, одна из опор не выдержала, на музыкантов и аппаратуру сверху обрушилось несколько тонн жидкости. Никто, к счастью, не погиб, но в поломанных рёбрах и ушибах недостатка не было. Под топором закона Ансамбль «Лейся, песня!» имел в своём репертуаре песню «Прикажи помиловать, прикажи казнить!». В ней после проигрыша обычно разыгрывалась некая мизансцена, в которой полный бородатый клавишник в палаческом балахоне гонялся за молоденьким певцом по сцене с огромной бутафорской секирой. Секира была приобретена в Саратовском драматическом театре за две бутылки, сами знаете, чего. Номер этот всегда проходил шикарно, но однажды «палач» запнулся за микрофонную стойку и, падая, разрубил своим топором силовой провод чуть не с руку толщиной. Секира, хоть и бутафорская, но, наверное, изготовителей забыли об этом предупредить: сделана оказалась на совесть – при всём ещё и в пол вошла почти на сантиметр. Певец каким-то чудом расчленения избежал. Если бы не его мгновенная реакция и быстрые ноги, не видать бы нам нынешнего «Любэ» как своих ушей. Потому что фамилия певца была Расторгуев, а звали его Николай. Кстати, фамилия палача-клавишника оказалась – Закон. Тридцатник В Минске на стадионе монтировалась сцена для большого концерта. Была сильная жара. Артисты мужского пола, раздевшись до пояса, валялись перед сценой на травке, ожидая, пока техперсонал установит и развесит на здоровенной П-образной ферме концертные осветительные приборы. Певец ансамбля «Красные маки» Саша Лосев наблюдал за работой осветителей в компании вялого красномаковского рабочего Мишки, который всё пытался рассказать малоинтересную историю про своего брата: «Козёл он! Дай, грит, мне тридцатник...» Вдруг Лосев увидел, что техники посыпались с фермы будто шишки с кедра. Сама конструкция вместе с прожекторами медленно наклонилась вперёд, а затем, выдирая из грунта растяжковые тросы, рухнула на поле среди загорающих музыкантов. Причём верхняя «планка» буквы «п», подняв клубы пыли, упала аккурат сантиметрах в 70 за спиной и ухом не поведшего Мишки. «Хрен ему, а не тридцатник!» – хладнокровно резюмировал Мишка. Кроме прожекторов, никто не пострадал. Тяжёлое бремя советских республик На гастролях в большом питерском Дворце культуры в конце первого отделения все наши вышли на авансцену кланяться. Я вместе с барабанами помещался на высоком постаменте, слезать с которого было трудно, да и вообще лень. Поэтому под гром оваций просто приветствовал зал движениями головы и улыбками прямо оттуда. Музыканты, которые прекрасно знали, как мне придётся корячиться, чтобы спуститься к ним, демонстративно указывали руками в мою сторону. Радостные зрители стали хлопать громче. Делать было нечего – я, кряхтя и ругаясь про себя, слез вниз и вышел на поклон к аванс-сцене. В этот момент из-под колосников на барабанный стул, на котором я только что сидел, с грохотом упал стокилограммовый гипсовый герб Советского Союза. Стул – всмятку, и барабаны разметало по всей сцене. Бог и зрители спасли, а то убило бы гербом, и было бы до отвращения символично. С тех пор я кланяться полюбил. Зрителям и читателям. И сейчас вам с удовольствием кланяюсь. Здесь приведены случаи скорее курьёзные, чем трагические. Не хотелось портить настроение ни вам, ни себе, но… По разным сведениям, за весь прослеживаемый период существования советской и российской эстрады, находясь на сцене, при различных обстоятельствах погибли от 18 до 22 музыкантов. Тогда это были молодые, мало кому известные ребята. Но кто знает – если бы дожили, возможно, стали бы со временем такими же популярными и всеми любимыми, как и те, кто рассказал все эти истории. Кто знает? ИТАК, бывает всё! Даже печальные исходы, но всё же главное на сцене – это жизнь. И прожить её нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прошедшие гастроли. А потому для поддержания концертного тонуса музыканты в поездках нещадно разыгрывают друг друга – блюдётся единственное условие: качество выступления не должно пострадать. Вокалистам, например, к микрофонной стойке привязывают верёвочку и во время исполнения песни из-за кулис тянут – незаметно для себя бедные певцы смещаются за стойкой в сторону кулис. Пока там и не оказываются. Барабанщикам во все педали насыпают пудры, и при первом же нажатии над ударной установкой поднимается белое облако, оседающее на костюме нарядными пятнами. Ещё им подкладывают сломанные и склеенные на живую нитку палочки; отпускают винт, регулирующий высоту стула; наливают в ведущий барабан воды. Они в свою очередь скручивают гитаристам колки или залепляют пианистам клавиши невидимым скотчем. Но это всё стандартные шутки, на поверхности лежащие. А случаются и более талантливые, с индивидуальным подходом. В одном джазовом коллективе играл молоденький саксофонист, сильно комплексовавший по поводу своего небольшого роста. Он ходил на высоких каблуках, вытягивал шею, висел вниз головой (где-то вычитал, что так можно увеличить рост). А перед каждым концертом вертелся у зеркала, ревниво себя оглядывая, и приставал к коллегам: «Ну как я? Не очень маленький?» Тут любой бы не выдержал. Не говоря уже о музыкантах. В то время костюмы шили не на конкретных людей, а на ансамбль. Изготавливался среднестатистический размер, а длина рукавов и брюк делалась с большим запасом – так, чтобы можно было укоротить или отпустить для человека любого роста. И вот на протяжении недели подученная музыкантами костюмерша начала отпускать нашему герою рукава и брюки по сантиметру в день. Каждый раз заново подшивала и отглаживала. Остальные тоже стали отпускать… отпускать замечания типа: «Что-то ты сегодня какой-то маленький!» К концу недели, ежедневно удлинявшиеся рукава почти совсем закрыли кисти рук, а брюки спадали вялой «гармошкой», хотя несчастный уже дня три инстинктивно ходил на цыпочках. Наконец, перед зеркалом он схватился за голову: «Чуваки! Мне надо к врачу! Я уменьшаюсь!» На самом деле он не только не уменьшился, а даже впоследствии «вырос» в одного из самых известных российских джазменов. Всюду жизнь! Не говоря уж о сцене! Капитан Макс