Виктория Токарева: «Я чувствую себя не классиком – ветераном!»

ФИЛЬМЫ, снятые по сценариям Токаревой, смотрело все население и прежнего Советского Союза, и нынешней России. Книги ее пользуются неизменным спросом…[b]– Виктория Самойловна, вас уже зачисляют в классики. А вы себя классиком ощущаете?[/b]– Ощущаю.[b]– И в чем это выражается?[/b]– Ну, я знаю, что я – живой классик. Лучше меня работал только Антон Павлович Чехов и работает Петрушевская.[b]– Вы кого-то из классиков перечитываете?[/b]– Я сейчас многих перечитываю… но с большим трудом. Испытание временем выдержали немногие.[b]– И кто для вас остался классиком, а кто…[/b]– Толстой, но не целиком, не весь, не полностью. У него самая лучшая вещь – «Хаджи Мурат». Мне так кажется. А вот Чехова я не перечитываю, потому что он, так сказать, мой учитель, и я не хочу никакой ревизии.[b]– А из современных писателей вам кто-то интересен?[/b]– Очень люблю Петрушевскую, люблю Рубину. Есть и молодые интересные…[b]– Вас интересуют только писатели-женщины или[/b]…– Среди мужчин тоже есть интересные авторы, но я сейчас не помню кто… До шестидесятников не дотягивают, до Трифонова, например. Скажем, из совсем молодых очень хорош по тексту, по слову Захар Прилепин, но тема у него ублюдочная. Он пишет о том, как идут нацболы и кулаками в рожу всех, кто навстречу, потому что они не согласны с режимом.А вот я лично не хочу получить кулаком от какого-то отморозка, которого воспевает Прилепин. Ну, шли бы все эти нацболы в Думу и кулаками в рожу Жириновскому и всем прочим, это бы я еще поняла, но за что лупить несчастных людей на улицах, которые сами жертвы?[b]– Виктория Самойловна, а как книга к вам в руки попадает? Вы с кем-то советуетесь, друзья подсказывают?[/b]– Я просто знаю, что хочу прочитать. Вот сейчас, например, прочитала «Жизнь и судьба» Гроссмана. Я ее тогда, когда читали все, не читала. «Жизнь и судьба» – это что-то типа «Война и мир» нашего времени.[b]– А если вспомнить самое начало вашей писательской деятельности…Вы свою первую публикацию помните?[/b]– Да, помню, мой первый рассказ назывался «День без вранья». Его напечатали в пятницу, а ко вторнику я стала знаменитой.[b]– Как вы это ощутили?[/b]– Пошли письма, мои статьи начали печатать в журналах, мне предложили выпустить книгу, вступить в союз писателей, предложили сделать фильм. И все сразу, в один месяц. Моя судьба была решена.[b]– В детстве вы кем хотели быть…[/b]– Артисткой, даже пыталась поступать, но меня не приняли. Не приняли – и я решила, что поступлю во ВГИК на сценарный факультет, сама себе напишу сценарий и сама в нем буду играть. Я хотела сниматься в кино, тогда все девушки хотели сниматься в кино…[b]– Они и сейчас хотят![/b]– Сейчас очень много модных профессий – политик, бизнесмен…[b]– Сейчас самая модная профессия для девушек – жена олигарха.[/b]– А тогда – сниматься в кино! Если, конечно, внешность позволяла. Но мне казалось, что мне позволяла. Вот я и написала сценарий. Режиссером должен был стать сын Пырьева. Он подключил к картине Георгия Данелия и Эльдара Рязанова. Первому предстояло доработать со мной сценарий, а второй должен был стать художественным руководителем. Мы начали работать с Данелия и написали еще шесть картин, в том числе «Мимино» и «Джентельмены удачи».[b]– С тех пор вы все время в работе, а как отдыхаете от работы? Какое-то хобби, может быть, есть?[/b]– Для меня моя работа и есть хобби. Это мой образ жизни – я так живу.[b]– И все же, куда-то съездить, например, на море…[/b]– Буквально через несколько дней я уезжаю на Мертвое море в Израиль. Я туда езжу теперь каждый год – завораживают эти места.[b]– Будете там с Диной Рубиной встречаться?[/b]– Нет, с Рубиной мы встречаться не будем. Мы любим друг друга заочно… А еще недавно была в Испании, первый раз увидела эту замечательную страну. Испанцы, они совсем другие, чем мы их представляем, очень спокойные люди. Еще вот была в Италии недавно.[b]– А в России есть любимые места, кроме дачи, на которой вы живете?[/b]– Я Россию всю объездила во времена Советского Союза. Была в Армении, Грузии, Туркмении, на Алтае. Поэтому я Россию знаю, я везде была. Россия – это целый мир, который отличается редкой неухоженностью.[b]– Виктория Самойловна, вас читатели «Вечерки» помнят и любят, а что бы вы пожелали читателем «Вечерней Москвы»?[/b]– Я бы пожелала читателям «Вечерней Москвы»… любить и путешествовать![b]– Вы считаете, это – главное?[/b]– Нет, не главное, это интересное! Я вчера у Петрушевской прочла такую фразу: «Любовь мужчины к женщине – это не такая уж великая вещь. Есть штуки поважнее».Не согласна! Это великая вещь, печалит лишь то, что любовь проходит и часто превращается в свою противоположность. Вот это плохо… Я хочу вернуться к началу нашего разговора, когда вы спросили: «Ощущаете ли вы себя классиком?» Я, конечно, ощущаю, но это ни в чем не выражается. Я не позволяю себе никакого высокомерия…[b]– То есть звездной болезни у вас нет?[/b]– Абсолютно. Ощущаю я себя не за качество, а за количество написанного. Я же очень рано начала. Ну, и с тех пор прошло достаточно много времени, не будем уточнять сколько, то есть я ощущаю себя скорее ветераном, чем классиком.[b]Виктория ТОКАРЕВАДерево на крыше[i]Фрагмент романа[/b][/i]Ее назвали Матрена, но с таким именем как проживешь? Вокруг сплошные Искры, Клары, Вилены и Сталины… В паспорте оставили как есть – Матрена, а между собой стали звать Вера. Коротко и ясно. И вполне революционно.Вера родилась в Калужской области, через три года после революции. Что творилось сразу после переворота, она не помнила. Весь этот мрак лег на плечи ее родителей.Когда Вера выросла, стало ясно, что девка красивая и ее путь – в артистки. Все красавицы хотели быть артистками, показать свою красоту, поразить всех, а особенно кого-то одного. Выйти за него замуж, нарожать детей и жить в любви и всенародной славе. Кто же этого не хочет…Вера собрала узелок (чемодана у нее не было) и отправилась в город Ленинград. Из их деревни все уезжали именно в Ленинград – на заработки, на учебу и даже на воровство. Как будто, кроме Ленинграда, не было других точек на земле.Перед отъездом мать сказала Вере: «Запомни, ты интересная, к тебе будут приставать женатые мужчины. Если узнаешь, что женатый, – не связывайся. Скажи: Не… Иди домой к своей жёнке…»Наивное пожелание. Все стоящие были как раз женаты. К тому же любовь не спрашивает – женатый или холостой… Но Вера, как ни странно, запомнила материнский наказ. И следовала ему всю жизнь.Вера стала поступать в Ленинградскую театральную студию. Ее приняли не столько за талант, сколько за типаж. Русская, русоволосая, голубоглазая, тонкая, как молодая березка. Сама Россия.Среди поступающих преобладали черноволосые и огнеглазые, южные. Революция отменила черту оседлости, и из местечек хлынула талантливая еврейская молодежь. Это оказалось весьма полезно для культуры. Как говорят в Китае: «Пусть растут все цветы» – и южные, и северные.Вера получила место в общежитии. Жила впроголодь. Но тогда все так жили. Если есть картошка, мука и вода – не о чем беспокоиться. На танцы ходили в общежитие политехнического института. Веру приглашал высокий парень в толстых очках. Очки как бинокли.Парень – его звали Александр – был коренной ленинградец, проживал в доме специалистов, так назывались дома, построенные для красной профессуры. Он приходил в общежитие только на танцы, а если точнее – только из-за Веры. Он прижимал ее к себе, и Вера слышала, как гулко стучит его сердце. И не только сердце.Конец его туловища становился жестким и тяжелым, как локомотив. Александр упирался локомотивом в ее живот. Буквально наезжал.Вера поднимала на юношу укоризненный взгляд. А что он мог поделать? Его тело ему не подчинялось. У тела свои законы.После танцев Александр шел провожать Веру до общежития. Ему надо было куда-то девать накопившуюся страсть, и он нес Веру на руках вверх по лестнице. Подхватывал ее под коленки и поперек спины и волок на четвертый этаж. Вера хохотала и становилась еще тяжелей. Все это становилось непосильным для Александра. И он женился.Вера переехала жить в дом специалистов, в профессорскую семью ее мужа. Родители – приятные люди, хотя и не приспособленные к каждодневной жизни. Им бы только книжки читать. Пожизненные отличники.Вера квасила капусту, пекла картофельные оладьи и жарила корюшку.Кошки высаживались под окнами и смотрели вверх. Корюшка пахла свежим огурцом. Запах будоражил всю округу. Кошки нервничали.Вера все успевала. Вокруг нее все были счастливы, каждый по-своему. Папаша-профессор никогда не ел так вкусно. Александр больше не задерживал свой локомотив на запасных путях, и он мчался вокруг земного шара, издавая победные гудки. Мать-профессорша слегка страдала оттого, что ее сын женился на деревенской, на простой. Но что же делать…Революция перемешала все слои и сословия. К тому же Вера была хоть и простая, да не очень. Актриса все-таки… Чехов, Горький…