Вадим Жук: «Современный юмор распустился окончательно»

Оказывается, что бессменный ведущий фестиваля «Суздальфест» является сценаристом ряда российских анимационных фильмов  «Сказка про волка», «Возвращение Буритино», «Ваня и Леший», «Роман о лисе»,  автор песенок к "Маше и Медведю". А еще  - он написал либретто к музыкальным спектаклям «Веселые ребята» и "Шинель. Пальто" на музыку М. Дунаевского, «Лес» на музыку В. Дашкевича,  «Чайка» на музыку А. Журбина, «Русское горе» на музыку С. Никитина.

 Наш сегодняшний герой – артист, драматург, поэт  Вадим Жук, художественный руководитель гремевшего на весь Ленинград Театра-студии «Четвёртая стена», автор знаменитых капустников Дома актера.

- Вадим Семенович, понятно, что вы  артист многих умений. Как выглядели ваши университеты?

 -  Я окончил театроведческий факультет  Ленинградского государственного института  театра музыки и кинематографии, в котором нас учили блестящие,  фантастические педагоги. Так что мне достался такой потрясающий букет продуманного, прочувствованного, мощного знания, что впору завидовать самому себе.  В нашем институте, например,  существовала кафедра Георгия Александровича Товстоногова, главного режиссера БДТ.  Когда я учился,  Товстоногов как раз поставил   знаменитый спектакль «Зримая песня». Этой постановкой  он создал и утвердил  по сути новый стиль преподавания и обучения синтетических актеров, которые мечтали хорошо двигаться, отлично петь,  глубоко, «по Станиславскому», играть. Эти артисты объединялись в этих веселых  и,  казалось бы, незатейливых песенках, которые благодаря таланту Георгия Александровича становились зримыми, драматизировались.

Все, что было заложено в меня в институте,  составило  основу моего  образования. По крайней мере, сегодня я много чего интересного могу  рассказать молодежной аудитории-  и об античном театре, и о  мировом театре XVIII-XIX  века. В  студенческую пору, рядом со мной учились будущая  гордость советской режиссуры Кама Гинкас и Лев Додин, артисты Миша Боярский, Мариночка Неелова и другие настоящие девки и парни, которых я не могу не любить. Но студентом-то  я был  плоховатым. Думаю, что  из-за того, что  меня отвлекало слишком много интересных дел. У театроведов, например,  не принято было близко сходиться с актерами, а я с ними дружил.  На третьем курсе написал для них капустник, который игрался потом  на большой сцене нашего Учебного театра. В итоге я снискал славу создателя текстов лихих капустных текстов.

Но  одновременно я  проглатывал всю литературу, которую большими списками предлагали нам преподаватели . А это было 100 романов  зарубежной литературы, 60 книг русской литературы, в придачу - куча пьес зарубежного театра,  все пьесы русских авторов и четыре десятка  пьес, ставящихся в театрах народов СССР.  Я хорошо помню до сих пор украинские, армянские, латышские пьесы. И говоря с греком?    (а я в этом году был в Греции) смог  рассказать ему на примере греческого театра, каким именно богатством  владеет его страна. Все это  гуманитарное, человеческое, сердечное знание  живет во мне  и  поныне и  будет жить до смерти, которой я не боюсь, потому что ощущаю ее как  переход в состояние, куда ушли все те деятели мировой культуры, многих из которых я любил и продолжаю любить.

- Вадим Семенович, вы снимались у очень приличных режиссеров, ваши партнеры- прекрасные артисты… Кто из них произвел  особое впечатление?

- Я снимался у Александра Сокурова, сыграл у него  большую роль в  «Скорбном бесчувствии» с фантастической силы партнерами Владимиром Заманским,  Рамазом Чхиквадзе.  У Владимира Хотиненко в «Попе» я играл с Сережей Маковецким – такой хороший партнер и тебе добавляет силы. В «Тяжелом песке» познакомился с Андреем Смирновым и  Ларисой Удовиченко, которая очень интересно «ваяла»  образ Маньки –облигации. А недавно довелось поработать в детском фильме  с блистательной Верой Васильеваой, той самой, которая за картину в 1940-х  «Сказание о земле Сибирской» получила Сталинскую премию.  Вера  Кузьминична оказалась до того земной, до того женственной и человечной в этой своей женственности, что впору просто разводить руками. Это несказанная прелесть человеческая в самом высшем ее проявлении и огромное счастье партнерствовать с таким профессионалом.

- А чем, созданным на сценарной и драматургической ниве,  вы  сегодня гордитесь?

-  Ну, прежде всего тем, что мои тексты произносили со сцены первоклассные актеры. Например, Юрий Владимирович Толубеев, который играл в козинцевском «Дон Кихоте» Санчо Пансу.  Дело было в 1967-м на вечере посвящения в актеры,  Толубеев был главой ленинградского ВТО. Меня попросили, и я написал текст пожилому актеру крупными печатными буквами, который  он читал, сдвинув очки на лоб и кивая  головой. Мои тексты произносили Зиновий Гердт, Александр  Ширвиндт и…  пара сотен других очень известных  артистов. Помню, как однажды в Доме актера еще при жизни Маргариты Эскиной я написал большую смешную сценку, которую играли представители союзных республик  - Банионис, Кахи Кавсадзе и Ширвиндт – вот такая звездная компания. Они выходили со свечечками,  я слышал из-за кулис их родные голоса,  и это, помнится, было очень приятное чувство.

- У вас ведь есть и пьесы, и  либретто мюзиклов, оперетт, музыкальных спектаклей, написанных стихами?

 - Да, есть такие. Они и сегодня звучат в разных театрах страны. Для меня человека тщеславного ( не скрою) и амбициозного, – это    счастье. Кроме того, я ведь создал в Питере свой театр-студию  «Четвертая стена». Этот театр был уникален, таковые в России можно было по пальцам пересчитать – театр знаменитого Кугеля «Кривое зеркало», театр легенды МХАТ Никиты Балиева, ну и мой. У меня работали Александр Романцов, сыгравший Юсупова в «Агонии» Элена Климова, изумительный актер Сергей Лосев, сыгравший Хрущева в фильме «Брежнев», Борис Смолкин - забавный Константин из «Моей прекрасной няни» и многие другие. А это все  очень большие киноартисты.

- Капустный театр в советское время… А что вам внутренне давали тогда эти капустники?

 -  Актеры, играя в них, становились интеллектуальнее,  становились гражданами, сцена становилась трибуной для выступлений. Это ведь было в тот период, когда страну к лучшему будущему вела партия, провозгласившая себя «честью, умом и совестью» эпохи, и поэтому в капустниках речь часто   шла о политике. И наши размышления далеко не всегда звучали в унисон с политикой советской партии и правительства. Ну, например, я переписал однажды  текст Долматовского к песне «Я – Земля, я своих провожаю питомцев». В нашем варианте это звучало так: «Я – страна, я своих провожаю эстонцев». Коснулся больной темы, это было размышление о том, как моя милая и любимая держава теряет светлые головы, потому что она не в силах их удержать,  и они  вынуждены уезжать из страны в поисках лучшей жизни.  Очень злободневно звучало.

- Вы ведь в одно время работали с другим злдободневным автором – Михаилом Жванецким на РТР, вместе вели передачу «Простые вещи»? Как под одной крышей уживались два таких ярких лидера? Не тесно было?

- Тесновато. С Михаилом Михайловичем мы познакомились в 1967 году в Одессе. Спелись. Мы уже  были в дружеских отношениях, когда он высказал  свое пожелание в частной беседе поработать на российском телевидении, где я уже работал. Я и предложил его кандидатуру  на РТР. Наша передача «Простые вещи» выдержала выпусков тридцать. Сложность состояла в том, что мы оба были  солистами. Жванецкий был гораздо популярнее и умнее меня, но в отличие от меня он в то время не умел работать на камеру, ему нужна была  аудитория, необходимо было слышать смех зала. А мне было все равно: я мог смотреть и в камеру, потому что главным образом разговаривал сам с собой. Но, справедливости ради надо сказать:  передача шла с успехом.

- Что вы думаете о качестве  современного юмора?

-Современный юмор  распустился окончательно. Я в свое время работал  завлитом в филармонии, через меня проходили  все тексты,  я не мог пропустить пошлость. Причем пошлость – это ведь широкое понятие. Сейчас же  актеры любой ценой пытаются рассмешить публику. Раньше главным официальным «пошляком»  страны считался Евгений Петросян,  но сегодня то, что он говорит, может считаться  верхом приличия и  образцом целомудрия на общем фоне.  И когда мне попадаются юмористические передачи, я с омерзением  выключаю телевизор, потому что слышу бесконечные шутки ниже пояса. Причем в нашей стране ведь по- прежнему существуют люди,  умеющие писать смешно. Но от юмора на ТВ  у меня возникает рвотный рефлекс. Я бросил курить чуть позже, чем бросил смотреть ТВ.

- Как вы считаете, почему в наших сериалах Сергея Урсуляка, Юрия Мороза, Владимира Хотиненко  сценарии подчас крепче, чем в игровых двухчасовых картинах других российских режиссеров, идущих в кинотеатрах? Ведь написать двадцать крепких серий сложнее, чем одну?

 -Ну, что касается Урсуляка –  это вообще фантастический профессионал. Меня Костя Райкин попросил написать сценарий к 50-летию Театра имени Аркадия Райкина, и потом мы вместе поехали в Америку.  И я встретил в поездке Сергея Урсуляка, вдумчивого такого, неброского  и,  конечно же, предположить не мог, что он окажется таким тонким, таким блестящим режиссером. Его «Ликвидацию» можно смотреть бесконечно. И Урсуляк, и Хотиненко, и Мороз – профессионалы, которые точно почувствуют себя неловко, если им кто-то из киносообщества, указывая на ошибки, скажет: «Что это у тебя тут за ерунда такая в кадре?» Но есть и другое отношение к профессии. Я вот снимался в 1990 году у Эфраима Севелы в лирической комедии «Попугай, говорящий на идиш». Прекрасный дядька, известный  режиссер! Помнится, снималась сцена в кафе Западной Европы, действие происходит в  1945 году. И  я вдруг  вижу, что в бокалах стоит пластиковая соломка. Говорю постановщику: «Ну какие могут быть в 1945 году полиэтиленовые соломки?!» Он: «А плевать!» Дальше больше: герой  курит в кадре сигареты с фильтром. Спрашиваю: «Какой фильтр мог быть в те годы?!» - «Да, действительно! А плевать!» А режиссер известный, он казался мне профессионалом. И если он плевал, то,  что ж тогда с молодых спрашивать, которые вообще ни черта не умеют и не знают в профессии? Трудно убедить кого-то, что он что-то сделал плохо, неграмотно.

- У вас есть сценарии к мультфильмам, которыми вы можете гордиться?

- Конечно. У меня много сценариев мультфильмов. На одном из самых престижных российских анимационных фестивалей в Суздале я, например,  получил приз за лучший сценарий полнометражного фильма «Возвращение Буратино», который сделала режиссер Катя Михайлова, и где  Карабаса-Барабаса озвучивает  Олег Табаков. В нашей стране не всегда можно гордиться тем, что сделано руками. Но как раз из того, что сделано руками,  и чем мы можем по- настоящему гордиться – это наша неповторимая авторская анимация. Сегодня, кстати,  появляются замечательные молодые режиссеры. Я, например, очень люблю свердловскую.  анимационную школу. Там такие серьезные вещи сегодня создаются! Я «помираю» от восторга, глядя на  работающего в Петербурге Костю Бронзита – на его совершенно неожиданный юмор! Бронзит - дважды номинант «Оскара», значит, и американцы тоже в нашем Косте что-то такое разглядели. Я очень люблю Диму  Геллера, его фильм «Мальчик» про лошадь – чудесная картина. Появляются какие-то сказочные молодые девушки: Светлана Филиппова со своим "Брутом" , Нина Бисярина с «Празником», Лиза Скворцова с ее «Колыбельными мира». Среди ребят прекрасно работает в Питере  Роман Соколов.  Меня  некоторое время назад позвал на «Союзмультфильм» Миша Алдашин, я там полтора года преподавал выпускникам ВГИКа авторский курс: говорил об античной драматургии, о предмете в кино, о пародийной анимации. Они были благодарны, им было интересно, потому что из других уст  они, наверное, этого бы не услышали.