Ольга Трифонова: У нас был настоящий городской роман

Одним из самых известных его обитателей был Юрий Трифонов (1925–1981). За ним закрепилось определение «мастера городской прозы». Однако о его взаимоотношениях с родной столицей известно мало. Сегодня вдова писателя рассказывает о том, как город подыгрывал их некогда запретной любви. Мы перечисляем адреса Трифонова и их отражения в его прозе, а еще выясняем, за что писатель был благодарен нашей газете.

Вдова писателя Ольга Трифонова рассказывает о судьбе и творчестве мужа несколько раз в неделю. Она возглавляет «Музей «Дом на набережной» (это отдел Музея Москвы) и сама проводит экскурсии. Но «Вечерней Москве» она рассказала о том, о чем никогда не говорила посетителям.

Ольга Романовна в музее. Предметы советского быта 1930-х годов завораживают посетителей не меньше, чем рассказы о судьбах обитателей Дома на набережной. / Фото: Владимир Смоляков

- Ольга Романовна, вы помните, когда впервые увидели Юрия Валентиновича?

- Мне было пять лет. Это был 1943 год, я ходила в детский сад на 1-й улице Ямского Поля. Мимо ограды часто шагал юноша с пышными волосами, в телогрейке, в грубых ботинках. Спустя тридцать лет я поняла, что это был Юра. Ему тогда было 18, он работал на заводе «Знамя Труда» — в армию его не брали из-за близорукости. Когда я рассказала ему, он возразил: «Это ты из моих рассказов узнала, вот тебе и кажется, что это было наяву». Тогда я добавила, что юноша носил под мышкой черную трубу. И тут Юрий Валентинович поразился: он действительно носил в тубусе цеховую стенгазету, которую редактировал. И узнать об этом по рассказам я не могла.

- А первая «взрослая» встреча когда состоялась?

- Их было много. Я публиковала рассказы, вращалась в писательских кругах. А познакомились поближе уже в 1971 году. Я попала на семинар молодых писателей, который вел Юрий Валентинович. Однажды он спросил, могу ли я подвезти его домой (я была дама упакованная, с машиной), и по дороге поинтересовался, есть ли у меня роман.

- И вы сказали, что пишете рассказы?

- Он имел в виду отношения. Я сказала, что роман есть, но не очень хороший. И спросила, есть ли роман у него. Он сказал, что есть, и тоже не очень хороший. С этого все и началось.

Он был женат, я замужем. У нас был долгий тайный московский роман, с чужими квартирами, с ключами, отданными на несколько часов. Мы изучили окраины, оказываясь то в Нагатине, то в Бирюлеве. Однажды мы бесконечно долго ехали то ли по Варшавке, то ли по Волгоградке. У меня вырвалось, что я не люблю Москву. Юрий Валентинович по- смотрел на меня с ужасом и сказал: «Но ведь это мука — жить в городе, который не любишь. И как можно не любить Москву? Да ты ее и не знаешь по-настоящему!» Для него ведь Город — один из героев его книг.

- В романе «Старик» явно отразился этот опыт:  Кандауров и Светлана встречаются в квартире друга на юго-западе...

- Он отразился даже в романе «Нетерпение».

- Он же о народовольцах!

- Там в одном из лирических отступлений есть слова: «Пироговка, август, троллейбус в сторону Лужников...» На Пироговке находился Центральный государственный архив Октябрьской революции, Юрий Валентинович подолгу собирал там материалы. И я назначала ему свидания в квартире подруги, которая жила на Фрунзенской набережной.

- Но вот началась совместная жизнь. Каким автор «бытовых повестей» оказался в быту?

- Покладистым. Любил мыть посуду. Я порывалась перехватить у него тарелки, а он говорил: «Ты лучше посиди, расскажи, как прошел день». Он любил такие рассказы, особенно если они были смешными.

Юрий Трифонов. 1960 год / Фото: Из архива

- А критиковать его прозу вам случалось? Как он реагировал?

- Однажды он начал мне читать начало «Дома на набережной». Это была какая-то тягомотина, про Юлию Федоровну (мать главной героини Сони Ганчук. — «ВМ»), про ее австрийское прошлое. И я, в худших традициях русской литературы, задремала. Потом он этот кусок убрал. Начало романа «Время и место» по моему совету переехало в конец. А когда я у него спрашивала мнения о своих произведениях, он всегда спрашивал: «Тебе с наркозом или без наркоза?»

- А вот Булат Окуджава в песне «Давайте восклицать», посвященной Юрию Валентиновичу, призывал: «Давайте говорить друг другу комплименты». Это чтобы смягчить сурового адресата?

- Мне кажется, он был не в восторге от этой песни. Потому что комплименты — это всегда неискренность.

- Юрий Валентинович на фотографиях выглядит мрачным и важным...

- Он казался таким, потому что был медлительным из-за больного сердца и скрываемой одышки. На самом деле он был смешлив и доводил меня и наших друзей до колик. Обладал замечательным актерским даром. Любил изображать в компании пожилого профессора, который ухаживает за молоденькой медсестрой.

- Остались ли неопубликованные произведения Трифонова?

- Да. Неоконченный роман об Азефе (один из руководителей партии эсеров и одновременно секретный сотрудник полиции, выдавший многих революционеров.  — «ВМ») и становлении партии большевиков. Но когда это будет издано, решит наш сын Валентин. Ему 37 лет, он работает на телевидении. Для него это будет полезно хотя бы в чисто воспитательных целях. А я уже сделала много и хочу остановиться.

«ВЕЧЕРКА» ЗАМЕТИЛА ЕГО ТАЛАНТ ПЕРВОЙ

Трифонов прославился очень рано: в 1950 году, в 25 лет, он напечатал свой первый роман «Студенты». Очень скоро дебютанта заметила «Вечерняя Москва»: 19 декабря 1950 года она напечатала положительную рецензию. Может, она сыграла свою роль в том, что Трифонов получил Сталинскую премию.

— Сестра Юрия Трифонова, Татьяна Валентиновна, рассказывала мне, что с той поры у него навсегда осталось доброе отношение к«Вечерке»,— говорит Александр Шитов, доктор филологических наук, биограф писателя.

 Шарж из номера за 31 декабря 1963 года / Фото: Из архива

У Трифонова было несколько публикаций в нашей газете. Он рассказывал о своих творческих планах, анонсировал новинки, рецензировал спектакли. 25 декабря 1963 года у него вышел репортаж с Московского нефтеперерабатывающего завода — «Чудеса в прозрачных мешках». Модную тему (химия и синтетика) Трифонов подал через приземленные бытовые детали, на которые был мастер: «В прачечных требуют, чтобы срезали пуговицы с сорочек потому, что они не выдерживают высокой температуры. А наш полипропилен выдерживает температуру выше 100 градусов».

 А 31 декабря 1963 года Трифонов стал героем добродушной юмористической заметки. В то время Юрий Валентинович только что выпустил роман «Утоление жажды» о строительстве канала в Туркмении, а также был известен как спортивный журналист. Автор описывает воображаемую встречу с Трифоновым. Он подарил писателю эпиграмму:

Трудом людей сквозь злые Каракумы

Канал пробит в невиданном броске.

Роман глубокие рождает думы,

Хотя сюжет построен... на песке.

А еще он якобы спросил, не собирается ли Трифонов сочинить что-нибудь о каналах на Марсе (тоже модная тема). И Юрий Валентинович якобы ответил: «Меня пока больше волнует «загадка» хоккеистов «Спартака». <...>С чего это они столько очков потеряли? Что касается Марса, то там пока не оборудовали футбольное поле».

 Ольга с сыном. Рисунок Юрия Трифонова. 1980 год / Фото: Из архива

Спустя 12 лет после кончины писателя в редакцию обратилась пенсионерка Эвелина Гезенцвей. В годы войны она работала с Юрием на одном заводе, у нее сохранилась стенгазета за 3 ноября 1944 года с его стихами. 19-летний заочник Литературного института откликнулся на череду салютов в честь городов, которые Красная армия освобождала один за другим. Стихотворение было перепечатано в «Вечерке» 3 ноября 1993 года, это стало его первой официальной публикацией. Мы приводим отрывок из него.

Он грянет, последний салют

Гремят и гудят над Москвою раскаты

И город ликует — салют!

И сотен ракет огневые каскады

Победу на небе поют! <...>

И день, когда русский солдат по кварталам

И скверам Берлина пройдет,

Когда в бранденбургскую землю, усталый,

Он штык свой уральский воткнет,

Когда он с лицом, почерневшим от пота,

Присядет, махорку куря,

И скажет: «Окончилась наша работа,

Видать, потрудились не зря».

Пускай в этот день все орудия света

Все залпы в единый сольют

И грянет над миром во славу победы

Последний великий салют!

ДОМ НА РЕКЕ ВРЕМЕНИ. АДРЕСА ПРОЗАИКА УЗНАЮТСЯ ПО СКВЕРАМ, ФОНТАНАМ И МАГАЗИНАМ

 Репортаж «Чудеса в прозрачных мешках» из номера за 25 декабря 1963 года / Фото: Из архива

Имя Трифонова вызывает ассоциации прежде всего с «Домом на набережной» (это с его легкой руки Дом правительства получил такое название), где писатель провел детство и которому посвятил одноименный роман. Но у Трифонова было много других столичных адресов, и каждый отразился в его творчестве, хотя бы одной деталью.

Тверской бульвар, 17 (1925–1933)

Там Юра прожил первые 8 лет.

«...Я жил в доме посередке Тверского <...><…> в стороне чернел, как башня, громадный человек по имени Тимирязев, а в другой стороне... стоял такой же черный Пушкин <...><…> Нянька Таня, собираясь со мной погулять, спрашивала у  мамы: «Куда иттить: к энтому Пушкину или к энтому Пушкину?»

«Бульварное кольцо» (очерк, 1979)

Улица Серафимовича, 2, Дом правительства (1933–1939)

Отец Трифонова был крупным государственным деятелем. В 1937 году он был арестован и на следующий год расстрелян. Мать будущего писателя в 1938 году была арестована и осуждена на 8 лет лагерей.

«Серая громада висла над переулочком, по утрам застила солнце, а вечерами сверху летели голоса радио, музыка патефона. Там, в  поднебесных этажах, шла, казалось, совсем иная жизнь, чем внизу...»

«Дом на набережной» (1976)

Большая Калужская (ныне Ленинский проспект), 21 (1939–1941, 1943–1951)

После ареста отца и матери семья Трифонова переселилась в коммунальную квартиру на тогдашней окраине Москвы.

« — Как вы думаете ехать на Смоленскую площадь? <…> <...>На метро? — изумленно произнес Аркадий Львович. — Вы с ума сошли! Я вам укажу чудесное сообщение: вы едете до Калужской на любом, идете через площадь  <...><…> Вы бежите к Парку Культуры, это две минуты, вскакиваете на десятку или «Б»…»

«Студенты» (1950)

Страстной бульвар, 4 (1942–1943)

Юрий вернулся из эвакуации первым, а его бабушка и его сестра на полгода задержались в Ташкенте. Юрий прожил это время у сестры бабушки на Страстном.

«От вокзала до Страстного бульвара, где жила тетя Дина, Игорь шел пешком, совсем налегке <…> <...> Когда-то эта цепь проходных дворов была оживленнейшим местом: по ним проходили, сокращая себе путь, с Большой Дмитровки на Страстную площадь...»

«Исчезновение» (1981)

Верхняя Масловка, 1 (1951–1957)

В 1951 году Юрий Трифонов женился на молодой певице Большого театра Нине Нелиной, дочери художника Амшея Нюренберга, и переехал к ней.

«Георгий Максимович всех пригласил в  мастерскую. Надо было пройти длинным общим коридором: справа двери в мастерские, слева общая ванная, общая кухня, общая уборная для всех жителей третьего этажа. Был такой нелепый дом постройки двадцатых годов…»

«Другая жизнь» (1976)

2-я Песчаная, 8 (1958–1981)

С 1957 по 1958 год Юрий Трифонов со своей женой Ниной Нелиной прожил на Ломоносовском проспекте, 15. Затем Нина удачно обменяла квартиру (эти перипетии потом отразились в повести «Обмен»), и они переехали на 2-ю Песчаную (с 1965 по 1994 год она называлась улицей Георгиу-Дежа). Район узнается во многих произведениях Трифонова по таким деталям, как сквер, фонтан, местные торговые точки. Однажды директор магазина «Диета» (он находился на углу улиц Георгиу-Дежа и Вальтера Ульбрихта, ныне Новопесчаной), где писатели получали продуктовые заказы, набросилась на Юрия Валентиновича с упреками. Кто- то ей сообщил, что в редакции журнала «Новый мир» лежит его повесть «Опрокинутый дом», а там упоминается двор «Диеты», где «греются на солнышке пьяненькие грузчики». В те годы шла борьба с пьянством, и директора могли наказать.

«Из окна моего дома, с шестого этажа, виден сквер, разросшиеся липы, фонтан, скамейки, пенсионеры на скамейках, никто не помнит речушки, которая тут сочилась когда-то в  зарослях ивняка <...><…> и потом умерла (речка Ходынка, протекавшая на месте 2-й Песчаной, была заключена в трубу. — «ВМ»)».

«Время и место» (1980)