Константин Ваншенкин: Я был призван на фронт в 17 лет

[OBJ=Георг Отс "Я люблю тебя, жизнь". Слова Константин Ваншенкин, музыка Эдуард Колмановский]

15 декабря поэт скончался. Ему было 86 лет.

Константин Ваншенкин принадлежал к поколению героев. Мы говорили о войне, о трусости и храбрости, о любви и литературе.

– Константин Яковлевич, 65-летие великой Победы отмечается в нашей стране с особым  размахом.  Вам это приятно? И все ли делается – на ваш взгляд – для участников войны?

– Я не настолько информирован о том, что происходит. Я не очень хорошо себя чувствую и не хожу на праздничные  мероприятия. Получил медаль  к 65-летию Победы. Мне очень грустно, что уже не осталось в живых  моих однополчан.

– Как вам кажется, молодые люди сегодня достаточно знают об истории Великой Отечественной войны?

– Трудно сказать. В довоенное время мы, школьники, были воспитаны на уважении к героям Гражданской воны, к армии. Знали всех военачальников. Когда Германия напала на нашу страну, все бросились записываться на фронт добровольцами, осаждали военкоматы.  Я был призван на фронт  в 17 лет.  Великая Отечественная война была народной по своей сути. Мы ощущали себя защитниками страны. В любой деревне какая-нибудь бабушка  обязательно давала солдатикам картофелину или яйцо. Фронт и тыл были едины.

– Скажите, а страх на войне у вас был? Как вы его преодолевали?

– Страх на войне – это естественное дело.  Но его получалось преодолевать.  Человек, который меньше думает об этом,  он больше проявляет храбрость. Человек, который боится и думает, что его могут убить, как правило, притягивает смерть. Лучше просто жить на войне и выполнять свои обязанности солдата.

– Когда вы увидели, как люди живут в Европе, на вас это произвело сильное впечатление?

– Да, это сразу бросалось в глаза.  Я прошел Венгрию, Австрию, Чехословакию и увидел, что в этих странах люди живут значительно лучше, чем  в Советском Союзе. В Венгрии, которая несколько лет воевала против нас и еще кормила Германию было очень много  продуктов. Помню, что на деревенских парней произвел впечатление кафель, который был в сельских домах. Да и весь уклад жизни не шел ни в какое сравнение с нашим. У нас в городах жили хуже, чем  у них в деревнях. И это видели миллионы солдат.  Именно поэтому Сталин установил железный занавес – чтобы мы не засматривались на Европу. И нам внушалось, что в СССР жизнь лучше. Конечно, во время войны мы мечтали о возвращении домой. Но когда мы вернулись после войны – мы были совершенно никому не нужны. И 9 мая был рабочим днем.

– У вас есть пронзительное стихотворение об одноногом пареньке, который катается на коньке, отталкиваясь костылем. После войны на улицах наших городов было  много калек?

– Да, было огромное количество инвалидов. И даже в Литинституте было много одноногих и одноруких студентов. У меня было два сокурсника, которые покупали одну пару перчаток на двоих, потому что у одного после войны осталась левая рука, а у другого – правая.  Послевоенное время – это скрип протезов и громыхание каталок по бульварам. Но калеки не ахали, и не охали, а радовались, что остались живы. И герой моего стихотворения одноногий паренек катается на коньках наравне со всеми. Это такая подробность времени. Известно также, что однажды Сталин, увидев из окна машины пьяных калек, которые попрошайничали, приказал вывезти их из столицы. Вот так он относился к бывшим солдатам.

– Сейчас  молодые  люди стараются «откосить» от армии.  А в ваше время дедовщина была?

– В наше время никакой дедовщины не было. Наоборот, когда  приходило молодое пополнение – к нему было самое  доброе отношение и помощь со стороны старших военнослужащих. Потом, в нашей армии произошел слом и возникла система, когда молодой солдат подвергается изощренным издевательствам и терпит их, зная, что  через год уже он будет в этой роли. Конечно, пока армия не преодолеет дедовщину, она не сможет вернуть себе уважение в обществе.

– А за  современной литературой вы  следите?

– Мне кажется, сейчас интерес к поэзии упал. В школах сокращаются программы по литературе, уровень образования молодежи снижается. Сейчас много людей, которые пишут. Но они никому не нужны.  В прежние времена было много поэтов, была связь между поколениями.  Настоящий поэт не может себя скрыть. И, как правило, он появляется не один, а с целой плеядой ровесников. Это также как с артистами. Возьмите поколения Ефремова, Смоктуновского, Ульянова, Евстигнеева. Это целый десяток имен, и все личности. А сейчас все измельчало. Кого вы сами назовете из поэтов?

– Борис Рыжий.

– Это поэт трагической судьбы, с печальным концом. И опять вы назвали одно имя. В прежние времена было много поэтов.

– Константин Яковлевич, не могу не спросить вас о вашей жене поэтессе Инне Гофф (Инна Гофф умерла в 1991 году). В чем был секрет вашего счастливого брака?  

– Мы познакомились в Литинституте и поженились. Оба были писателями. Могу сказать, что у многих моих сверстников браки были прочными. Наверное, секрет в том, что мы сделали правильный выбор.  Инна была очень талантливой поэтессой. Благодаря тому, что у меня были друзья исполнители и композиторы – Марк Бернес, Ян Френкель, Эдуард Колмановский – они обратили внимание на то, что она пишет. И появились песни на ее стихи – «Русское поле», «Август», «Когда разлюбишь ты», «Я улыбаюсь тебе». Недавно вышел наш совместный диск – Песни на стихи Инны Гофф и Константина Ваншенкина.

СТИХИ

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЖИЗНЬ

Я люблю тебя, Жизнь, за безмолвный рассвет,

За горячий и знойный твой солнечный свет.

За вечерние сумерки цвета огня,

За ночной ветерок, что ласкает, пьяня.

Я люблю тебя, Жизнь, за морозы, снега,

За жару и дожди, за прохладу, ветра.

За моря и озёра, реки и океан,

За поля и луга, и за гор караван.

Я люблю тебя, Жизнь, за осенний туман,

За весенний, цветочный, пьянящий дурман.

За морскую волну, за хмельной летний зной,

И за снег, что хрустит под ногами зимой.

Я люблю тебя, Жизнь, за бессонье в ночи,

И за мягкое, нежное пламя свечи.

За прохладное утро и красочный день,

За энергию, бодрость, за сон и за лень.

Я люблю тебя, Жизнь, за вопрос и ответ,

За желанное Да! И холодное Нет!

За удары в лицо, за душевную боль,

За набитый карман и за то, что в нём ноль.

Я люблю тебя, Жизнь, за счастливый билет,

За джек-пот, что сорву, и за звон тех монет.

И за будничный хаос и за дня суету,

Оглушающий рёв и в ночи тишину.

Я люблю тебя, Жизнь, за святую любовь,

За родителей, близких, друзей и врагов.

За знакомства и встречи, Привет! и Пока!

За ошибки мои, и за то, что права.

Я люблю тебя, Жизнь, за победы, успех,

За солёные слезы и радостный смех.

За преграды, бои, раны и синяки,

За разбитое сердце, за уныние тоски.

Я люблю тебя, Жизнь, за желания, мечты,

За деревья в саду, за любые цветы.

За искринки добра, за крупинки тепла,

За всё то, что смогу и за то, что смогла.

Я люблю тебя, Жизнь, за твой мудрый совет,

За окошко, в котором всегда горит свет.

За дороги и скорость безумных огней,

И за то, что есть ключик для каждых дверей.

Я люблю тебя, Жизнь, за то, что ты есть,

За хорошую новость, за горькую весть.

И за сладость подарков и горечь потерь,

За искренность истин, за странность смертей.

Я люблю тебя, Жизнь, за болячек букет,

И за вечность, и за быстротечность всех лет.

За минутную слабость, за покорность раба,

За вспышки эмоций, за спокойствие сна.

Я люблю тебя, Жизнь, за надежду на рай,

За обманчивость клятв и за пропасти край.

И за вечную ложность бурных клятв: Навсегда!

За девиз: никогда не кричи никогда!

Я люблю тебя Жизнь, ты так много даёшь,

Между строк всё же учишь - где правда, где ложь.

Назначаешь свидания с добром и со злом,

Только глупый чудак брал тебя на излом.

Жизнь, спасибо тебе за бумаги листы,

За несносную прозу, плохие стихи.

За слова и за мысли, что льются рекой,

И за то, что пока только снится покой.

Моя Жизнь, я всегда пред тобою в долгу,

Я так мало успела, я так много могу!

Я прошу тебя, дай мне ещё один шанс-

Я попробую сделать тебе реверанс

* * *

Трус притворился храбрым на войне,

Поскольку трусам спуску не давали.

Он, бледный, в бой катился на броне,

Он вяло балагурил на привале.

Его всего крутило и трясло,

Когда мы попадали под бомбежку.

Но страх скрывал он тщательно и зло,

И своего добился понемножку.

И так вошел он в роль, что наконец

Стал храбрецом, почти уже природным.

Неплохо бы, чтоб, скажем, и подлец
Навечно притворился благородным.

Скрывая подлость, день бы ото дня

Такое же выказывал упорство.

Во всем другом естественность ценя,

Приветствую подобное притворство!

* * *

Я вздрогнул: одноногий паренек

Стоял внизу — уверенный и ловкий,

На валенке единственном — конек,

Прикрученный растрепанной веревкой.

В нелепом положении своем

Он выглядел таким невозмутимым.

Свободно оттолкнулся костылем

И покатил, повитый снежным дымом.

Вот он уже мелькает вдалеке,

Вот снова приближается, как веха,

Летящий на единственном коньке,

Сын нашего отчаянного века.

И он, и все товарищи его,

Скользящие навстречу или следом,

Привыкли и не видят ничего

Геройского, особенного в этом.

Звенит конек, потом костыль стучит

И, как весло, мелькает над рекою.

Я проходил. Я тоже сделал вид,

Что каждый день встречается такое.

В ПОСЛЕВОЕННЫЙ ПЕРВЫЙ ГОД... 

Кругом низины и высотки

Полей знакомых и родных.

Чтобы вскопать четыре сотки,

Уйдет четыре выходных. 

Там, за деревнею покатой,

Поля напитаны водой.

И он идет себе с лопатой,

Интеллигентный и седой.

И он шагает от платформы

В пальто, поношенном слегка...

Еще до денежной реформы

Трудна дорога, далека.

Отмена карточек не скоро,

О ней не слышно ничего.

Еще вскопать придется горы

Лопатке старенькой его.

И он копает, мучась жаждой,

Картошку режет на куски

С таким расчетом, чтобы в каждом

Цвели зеленые глазки.

Еще старания немножко -

Засажен будет огород.

И вот поднимется картошка

И зацветет, и, зацветет.

И набежит веселый ветер

И зашумит среди кустов.

И никогда еще на свете

Красивей не было цветов.

...И деревенские ребята,

Глядят, шагая стороной,

Как он стоит, держа лопату,

Перед корявой целиной.

Стоит серьезный, работящий,

В пальто, поношенном слегка,

И с дужкой вешалки, торчащей

Из-за его воротника.

* * *

В сплошной осенней темноте,

Когда густая ночь, как сажа,

Я разберусь в любой черте

Давно знакомого пейзажа.

На полустанке поезд ждет,

Чтоб увезти меня далеко.

Темно. Но скоро рассветет,

И с первым солнечным потоком 

На горизонте лес всплывет

Пилой с неровными зубами.

И мой знакомый счетовод

Пойдет с портфелем за грибами. 

Гудки разбудят сонный дол,

Туманным скрытый покрывалом.

Вон там мы стукали в футбол

С утра до вечера, бывало. 

Я не могу забыть о том,

Как ноги жгла трава сырая.

Как с дряхлым маминым зонтом

Я прыгнул с нашего сарая.

Потом я прыгал много раз,

Зажав кольцо в ладони потной.

Но я хочу, чтоб этот час

Мне записал наш писарь ротный 

Началом пройденных дорог,

Началом трудного похода.

Я на дорогах вьюжных дрог

Не только те четыре года. 

Я был солдатом с детских лет,

Когда с зонтом влезал на крышу,

Хоть в красный воинский билет

Никто мне этого не впишет.

ЗА ОКОШКОМ СВЕТУ МАЛО

За окошком свету мало,

Белый снег валит, валит.

А мне мама, а мне мама

Целоваться не велит. 

Говорит: "Не плачь - забудешь!"

Хочет мама пригрозить.

Говорит: "Кататься любишь,

Люби саночки возить". 

Говорит серьезно мама.

А в снегу лежат дворы.

Дней немало, лет немало

Миновало с той поры. 

И ничуть я не раскаюсь,

Как вокруг я погляжу,

Хоть давно я не катаюсь.

Только саночки вожу.

За окошком свету мало,

Белый снег опять валит.

И опять кому-то мама

Целоваться не велит.

Я СПЕШУ, ИЗВИНИТЕ МЕНЯ 

Лунный свет над равниной рассеян,

Вдалеке ни села, ни огня.

Я сейчас уезжаю на Север,

Я спешу, извините меня.

На холодных просторах великих,

В беспредельные дали маня,

Поезда громыхают на стыках.

Я спешу, извините меня. 

Говорю вам, как лучшему другу,

Вас нисколько ни в чем не виня:

Соберитесь на скорую руку.

Я спешу, извините меня. 

Не хотите? Ну что ж вы, ей-богу!..

Тихо дрогнули рельсы, звеня.

Хоть присядьте со мной на дорогу.

Я спешу, извините меня. 

Может быть, вы раскаетесь где-то

Посреди отдаленного дня.

Может быть, вы припомните это:

"Я спешу, извините меня".

Жизнь прожить захотите сначала,

Расстоянья и ветры ценя...

Вот и все. Я звоню вам с вокзала.

Я спешу, извините меня.