Что такое, граждане, дебют и что такое, граждане, идея? Дебют в Москве 1970–80-х — это пиво в баре «Жигули» на Калининском проспекте. А идея, уважаемые, — это попытка приобретения дисков у магазина «Мелодия» на том же Калининском. Почему не в магазине, спросите вы? Смешно мне с вас, городских.

Потому что если пластинки в «Мелодии» и появлялись, то сейчас же оказывались у фарцовщиков. Конечно, я не говорю о классике. Классику тогда в Москве покупали только иностранцы.

— Что ищешь? — спросил меня, десятиклассника, лютым метельным вечером парень в волчьей шапке.

— А что есть?

— А сколько денег?

— Трояк…

— Эх! Да все равно покупателей нет, зябко. Есть Procol Harum — британская группа, польская «печатка». Музыка — закачаешься!

И я купил свой первый диск. Композиция «Ящик Пандоры» так и идет со мной по жизни, став мировым хитом.

Потом я сам менялся тут пластинками, иногда продавая излишки. И покупать, и продавать было опасно: срок за спекуляцию в виде торговли с рук мог рухнуть на плечи стремительным домкратом. Но музыка делала свое, и от «Мелодии» мы, влюбленные шатены, не имевшие укромных уголков для встречи с девушками, не возвращались в «Жигули», а шли в консерваторию — переулками, мимо здания ТАСС и Театра Маяковского.

Москва музыкальная: угадай «Мелодию» с двух кружек

Московская государственная консерватория имени П. И. Чайковского / Фото: Анна Быкова

В полуподвальном буфетике из-за толстых стен доносились голоса и музыка. Здесь всегда было пиво, а к нему бутерброды с полузабытой сырокопченой колбасой. Здесь хрупкие девушки-аккомпаниаторши шептались с седыми маэстро о том, что лучшее исполнение «Страстей по Матфею» Баха — это запись 1946 года, сделанная в Берлинской опере. Не так ли, малята? Натюрлих!

Я плакал и пил. Я ничего не знал о евангельских произведениях Баха. Вот пиво и бутерброды — смотрите, люди, что дала мне судьба! И брал еще пару.

— Вы почему не ходили целый семестр? — спросили меня в деканате, желая отчислить тринадцатый раз. — Мы же вас каждый день видим на улице Герцена возле факультета!

— Так это я иду в консерваторию… Или оттуда.

— Хм… И что же вы там слушаете?

— Баха! «Страсти по Матфею»! И наше исполнение не идет ни в какое сравнение со знаменитой берлинской послевоенной записью!

Повисла тишина.

— Но люди видят вас там исключительно в буфете, — пискнула в ответ инспектор курса.

— А это… от осознания и просветления! — нашелся я. — И от стыда за пропуски занятий…

Нет нынче «Мелодии», хотя есть консерватория и бар «Жигули». Но музыка уже так не доставляет: пропал кураж от ощутимого риска.

Поди пойми, так что же было в той Москве горько-сладкого, исполненного томления и надежд, кроме молодости. Это, братцы, точно не пиво…

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции