Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту
Сторис
Какие существуют профилактические меры наркопреступлений?

Какие существуют профилактические меры наркопреступлений?

Как Москва встречала 9 мая

Как Москва встречала 9 мая

Соль

Соль

Что делать с закладчиками, если их увидел?

Что делать с закладчиками, если их увидел?

Кухня

Кухня

Русская печь

Русская печь

Хрусталь

Хрусталь

Гагарин

Гагарин

Библиотеки

Библиотеки

Потомки Маяковского

Потомки Маяковского

Актер Сергей Волков: Искусство нужно, чтобы проживать частные истории вместе

Общество
Актер Сергей Волков на премьере драмы «Крецул», в которой он исполнил роль Виталия Глигора, друга и тренера дзюдоиста Олега Крецула
Актер Сергей Волков на премьере драмы «Крецул», в которой он исполнил роль Виталия Глигора, друга и тренера дзюдоиста Олега Крецула / Фото: пресс-служба фильма «Крецул»

В рубрике «Взлетная полоса» мы продолжаем знакомить читателей с талантливыми людьми, чьи имена пока не столь громко звучат среди широкой публики. На этот раз поговорили с актером Сергеем Волковым. Недавно на экраны вышла драма «Крецул», где он исполнил главную роль — Виталия Глигора, друга и тренера дзюдоиста Олега Крецула. А семь лет назад артист получил театральную премию «Золотая маска». Тогда ему было 23 года. Из настоящего смотрим в прошлое и будущее.

Нежность и трепет — слова, которые как нельзя лучше подходят и этому человеку, и фильму. Суровая лента «Крецул» рассказывает реальную историю о том, как друг помог вернуться в спорт дзюдоисту, потерявшему зрение и пережившему гибель жены. Актер Сергей Волков сыграл героя, с чьей точки зрения подаются события, — Виталия Глигора.

— Сергей, в некоторых сценах ваш герой не просто молчит, но и не видно его лица, хотя ясно, что он при этом переживает. Как «играть спиной»?

— Так же, как и фронтально, и сбоку. Ты делаешь все то же самое, занимаешься своей актерской работой, так же затрачиваешься. Просто в какой-то момент камера не ловит твоих глаз, а ловит твое ухо, или затылок, или плечо. Но происходят ровно те же процессы, какие должны были бы происходить на крупном плане. А как будет выстроен кадр — это уже исключительно операторский вопрос, не актерский, вопрос того, как видит фильм режиссер.

— Роль Виталия Глигора — ваша первая главная роль в кино. Чем она вас зацепила?

— Меня заинтересовала не столько личность самого Виталия, сколько история их дружбы с Олегом. Когда мы познакомились с этими людьми, у нас с Никитой (однокурсник Сергея, Никита Волков, исполнил роль Олега Крецула. — «Вечерняя Москва») возникло схожее ощущение. Я до сих пор нахожусь под большим впечатлением от странной, прекрасной дружеской связи героев, которой у меня в жизни, например, не было. И мне очень захотелось передать то ощущение, которое я с ними поймал. Кажется, весь съемочный процесс мы как раз и занимались этим — хотели уловить удивительную природную связь этих людей, которую ощущаешь, находясь рядом с ними. Именно это было главным интересом и задачей.

— Тогда вопрос: как искать «своих»? Что такое «близкий» человек?

— Как вы сами сформулируете? Я не знаю... Это же ощущение, которое на самом деле может быть обманчивым. Оно может возникать на какой-то этап, период, отрезок вашей жизни. А потом вы расклеитесь, потеряется общая тема и дела. Но в случае Виталия и Олега интересно то, что их связывает не только дзюдо. Понятно, что они все эти годы продолжают профессиональную деятельность, пару недель назад взяли золото в Токио. Но когда ты находишься с ними вместе, возникает ощущение, что эти люди будто спаяны и, не занимайся они дзюдо, все равно были бы рядом и проводили бы друг с другом время. Они как-то удивительно совпадают. Когда спрашиваешь у Виталия, почему он сделал такой выбор (остался, когда мог уехать) и посвятил жизнь другому человеку, он говорит, что в этом нет никакого самопожертвования, просто ему, практически цитата, «прикольно быть с ним с самого детства». Это бытовое ощущение — когда тебе с человеком хорошо. Если получается найти того, с кем оно длится всю жизнь — это же чудо! И я хотел бы об этом рассказать. Надеюсь, что у нас получилось передать это ощущение через фильм.

— Тут приходят мысли про некую кармическую связь. Как относитесь к теме реинкарнации? Как строятся взаимосвязи между людьми?

— В какой-то момент мне нравилось верить в реинкарнацию. Нравилось направлять свой мыслительный процесс в сторону того, что мы встречаемся не просто так и уже были знакомы раньше, а теперь пересеклись вновь. Но сейчас мне интуитивно кажется, что это все работает как-то по-другому. Что не отменяет настоящих чудес перед нами, которые мы можем созерцать и анализировать.

Для меня эта встреча не только Олега и Виталия, но и наша с ними — большое человеческое чудо и актерская удача. Потому что столкнуться в реальности с тем, кого будешь играть, — для актера явление весьма редкое. Чаще мы имеем дело с вымышленными персонажами. А это к тому же настолько увлекательная история, которая тебя самого очень сильно задевает, трогает в этическом плане... Видимо, мое кармическое счастье (улыбается. — «Вечерняя Москва»).

— Говорят, когда актер играет персонажа, он как бы на время пускает его в себя, условно, дает ему напрокат свое тело. Как это происходит у вас? Особенно в случае, когда у героя есть реальный прототип. Или, наоборот, вы находите что-то, свойственное другому, в себе?

— Скорее, ищу в себе. Недавно я думал об этом, и пришел к выводу, что мой актерский организм больше идет через принцип «я в предлагаемых обстоятельствах», через содержание «как бы я поступил в этой ситуации». Так сложилось, что таким способом мне работать интереснее, чем идти через форму, через наблюдение, через копирование человека. Хотя и этот путь замечательный. Никита, например, делает это фантастически, я завидую его таланту. У меня так не получается. Да и точка интереса у меня другая в профессии и в театре, и в кино. Здесь, например, я решил пойти больше от себя, потому что никак не мог до конца ухватить Виталия, он какой-то неуловимый для меня оказался, не получилось его зафиксировать. Может, это и хорошо, что есть какая-то необъяснимая зона, которая осталась непроявленной. Я как актер, скорее, попробовал побыть в его шкуре, а не побыть им самим.

— Насколько по-разному транслируется актерская энергетика в кино и в театре? Что из этого сейчас для вас в приоритете?

— Сейчас для меня в приоритете актерское развитие. Не скажу, что это только театр — за последние годы очень многое поменялось. Теперь я думаю, что театр и кино как минимум два равноценных интересных пути. Что касается того, как передается энергетика, да, это происходит по-разному и с разной степенью затрат. Я пришел к субъективному заключению, что на самом деле это просто две разные профессии с похожим инструментарием, хотя в институтах как будто учат и работе в театре, и в кино. Но различны и сам подход, и техника, и задачи, которые ставятся... Это разные процессы, ощущение темпоритма, уровень контроля происходящего. В театре ты работаешь несколько часов, с небольшим антрактом. Там в течение спектакля ты можешь контролировать многочасовую пульсацию этого процесса. А в кино есть задача достаточно точного повторения фиксированного рисунка и развития внутри него. Там ты целую смену можешь заниматься одной сценой. И потом из этих кусочков большое кино склеивается уже не тобой, а режиссером или режиссером монтажа, и ты это уже не контролируешь. Мне кажется, для актера это совершенно разные подходы к истории.

— Про поиски своего человека: в актерской среде часто говорят, как актеру важно найти своего режиссера. По восприятию, у вас это Юрий Бутусов... Что планируете дальше в театральном плане?

— Развиваться. Юрий Николаевич уехал. Теперь будет какая-то другая, новая жизнь. Посмотрим. Все как-то движется и, слава богу, живет. Работы будут, но пока, к сожалению, я не могу про них говорить.

— У вас самого есть режиссерский опыт. Вы ставили «Преступление и наказание» Федора Михайловича Достоевского. Также я читала, что делали инсценировку его «Бесов». Нет желания развиваться в этой сфере?

— Нет. Посмотрим, как сейчас у меня будет с театром. Нахожусь в переходном периоде, пока еще не сформулировал до конца куда иду.

— Мне интересно, как удается держать спектакли долгие годы? Насколько необходимо тут постоянное участие режиссера?

— В большинстве спектаклей, в которых я участвую, режиссеры периодически заходят, идет разбор: куда это все движется, как меняется. Спектакль ведь живой организм. Он может развиваться, а может затухать, умирать — разные процессы с ним происходят. Что-то можно поправить, что-то уже нет. Обсуждение — замечательная часть театральной профессии. У меня остался только один спектакль Бутусова — играю Эдмонда в «Короле Лире» в Театре Вахтангова. Он живет свою жизнь, удерживаем при помощи команды, взаимодействия актеров на площадке. Мы объединяемся одной темой и, надеюсь, получается ее сохранять.

— В спектакле «Король Лир» я увидела параллели в истории дочерей Лира и сыновей Глостера, персонажей трагедии Шекспира. Кажется, огромное желание отцовской любви и невозможность ее получить толкает Эдмонда к намерению добиться своего силой. Про что, по-вашему, эта история?

— На самом деле вы сформулировали достаточно точно, у меня такое ощущение и есть от этого персонажа: гигантская нехватка любви и попытка ее каким-то образом получить у отца ли, у женщин ли, через власть ли, через других людей... В самом тексте заложен этот достаточно простой смысл, очень ясный и точный для этого персонажа, очень витальный для него.

— Вас в этой роли я видела дважды, но лишь готовясь к интервью поняла, что это так: ощущение, что Эдмонд совсем другой человек. Как удается так менять органику?

— Я совершенно не мастер перевоплощений. Мне кажется, всегда иду как будто от себя, просто чуть-чуть где-то подкручиваю форму — у меня такой актерский организм. Я не гонюсь за тем, чтобы в каждой роли быть разным. Это не представляет для меня такого спортивного интереса, как для некоторых моих коллег. Может быть, это и нехорошо. В Вахтанговском театре и в Щукинской школе это важно — ты везде должен быть разным. И это хороший момент, чтобы ты не расслаблялся в новых репетициях, ролях. Но у меня другие цели и желания того, что хочется получить от работы. Мне кажется, внешнее перевоплощение часто происходит от понимания внутреннего содержания, а оно в каждом материале разное, и ты контактируешь разными частями своей души и психики с этим, и потом оно каким-то образом выливается во что-то внешнее, что отличается от предыдущих работ. У меня такое ощущение.

— Чего вы хотите получать от работы?

— В идеале ты контактируешь с темой, с которой раньше не соприкасался, над которой не размышлял, с которой не сталкивался в жизни. И входишь в нее, как ты сам как личность пытаешься понять что-то относительно себя в этой теме. И от этого получаешь новый душевный опыт. Для меня это — точка интереса, достаточно эгоистичная относительно зрителя. По крайней мере, мне раньше так казалось, не знаю, как сейчас, но как будто где-то рядом.

— Мне подумалось, что в быту, в рутине, в реальности обычный человек чаще всего не сталкивается с какими-то большими, масштабными проблемами, вопросами, а в театре, в кино речь всегда идет про что-то глобальное. По-вашему, что ярче и насыщенней?

— Мне кажется, на долю всех людей выпадают колоссальные переживания. Мы все сталкиваемся со смертью, с рождением, с любовью, с потерями, с большим перечнем проблем. Потому что искусство — это только отражение жизни, которая всегда масштабнее. У всех разные судьбы, мы не знаем, какой глубины эмоциональный опыт был у человека, который сидит рядом с нами, он может быть колоссальным и нами совершенно непостижимым. Мне кажется, жизнь в любом случае всегда будет богаче искусства. А театр, кино, музыка, скульптура, живопись — все это какое-то ощущение от того, что происходит с нами и вокруг нас, что всегда насыщеннее и непередаваемо до конца.

— Для чего нужно искусство?

— Для рефлексии. Для осознания того, что происходит с нами в жизни. Чтобы возникало общее проживание локального процесса. Через это и рождается культура, мне кажется. Нужно, чтобы мы могли проживать частные истории вместе и от этого становиться ближе. Чтобы люди объединялись через контакт с идеей и эмоцией, которую, следуя своему мироощущению, хочет передать художник, будь то милосердие, любовь или какие-то другие ценности, которые ему важно сегодня донести.

— Способны ли произведения искусства побудить человека пересмотреть жизнь, или они могут спровоцировать изменения, только если уже накоплен опыт? Было ли у вас подобное зрительское переживание?

— Не думаю, что это взаимоисключающие варианты ответа, скорее, связанные: ты можешь что-то копить внутри и потом в нужной точке что-то посмотреть — и это станет триггером. Да, у меня как зрителя был такой опыт со спектаклем «Добрый человек из Сезуана» в Театре имени Пушкина. Этически что-то может поменяться в человеке. Но когда ты сам что-то делаешь как художник, не нужно возлагать на это больших надежд. Думать, что совершаешь великое дело, — иллюзия и заблуждение. Попадет в одного-двух людей — и слава богу. Если кого-то затронет, а такое действительно случается, — замечательно, этого достаточно.

— Что касается взаимодействия со зрителями: есть ли у вас амбиция расширять свою аудиторию, работать с публикой, или вы больше нацелены не на вещание на массы, а на разговор с самим собой или с одним условным человеком, который вас смотрит и слушает?

— Не знаю. Думаю, теперь, к 30 годам, мне было бы интереснее перейти от локальности и закрытости к чему-то более широкому. Посмотрим, получится ли сделать шаги в этом направлении. Последние десять лет я вел себя как интроверт. Теперь решил, что пора менять подход и стоит посмотреть, что будет, если я начну вести себя иначе. Сейчас это видится мне точкой роста. Это то, чего я не знаю, не умею. Это чтото новое. Интересно понять, как я себя в этом буду чувствовать, как развиваться.

— Завершим текст литературно. В разговоре мы вспоминали Федора Михайловича Достоевского, Уильяма Шекспира, а какие авторы отзываются в вас в последнее время?

— Если честно, последний год я совершенно не читал книг. У меня первый раз такое в жизни. Как-то не могу сфокусироваться: начинаю и бросаю, прочитав буквально две страницы. Какой-то переходный период случается в жизни, когда тебе не до рефлексии других людей в искусстве. Как будто бы сложно это воспринимать — ты сейчас сам этим насыщен, происходит какой-то процесс, в который не хочется пускать что-то чужое. Так что не могу ответить на ваш вопрос. Хочется понять, как самому двигаться дальше. И очень хочется посмотреть мультфильм Миядзаки «Мальчик и птица» — это впрямь большая мечта.

ФИЛЬМОГРАФИЯ

  • Крецул (драма, 2023)
  • Свет (драма, 2022)
  • Аврора (сериал, трагикомедия 2022)
  • Регби (сериал, спорт, 2021)
  • Чиновница (сериал, драма 2021)
  • Цыпленок жареный (сериал, история, 2019)
  • Мосгаз. Формула мести (сериал, детектив 2019)
  • Хождение по мукам (сериал, драма 2017)
  • Профессионал (сериал, боевик, 2014)
  • Тайны следствия 13 (сериал, детектив, 2013) и другие работы.

ДОСЬЕ

Сергей Андреевич Волков родился 15 марта 1993 года в Дзержинске Нижегородской области. В 2014 году окончил СПбГАТИ (сейчас РГИСИ), мастерскую Анны Алексахиной и Юрия Бутусова. После выпуска и по 2018 год служил в Театре имени Ленсовета в Санкт-Петербурге. С 2019 года состоит в труппе Театра имени Евгения Вахтангова в Москве. Сейчас на сцене этого театра можно увидеть работы Сергея Волкова в постановках «Гроза», «Король Лир», «Ричард III».

На экранах дебютировал в сериале «Тайны следствия» в 2013 году. Пока в фильмографии артиста числятся 17 ролей. В 2015 году актер получил специальный приз театральной премии «Прорыв», в 2016-м — «Золотую маску» в номинации «Драма / Мужская роль», в 2021-м — Почетный диплом Московской городской думы, также отмечен рядом других наград.

Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.