Сергей Есенин: Жить – значит отдать всего себя, сгореть
Жить — значит сгореть... Жить надо не дольше двадцати пяти лет».
Он прожил тридцать. О нем говорили, что он пешком пришел в Петроград.
Так хотелось думать многим, привечавшим синеглазого мальчика с копной кудрявых пшеничных волос. Его зазывали в литературные салоны, компании, кафе, чтоб послушать нежные, напевные стихи, каких никто не писал.
Он не ушел пешком, а уехал из родной рязанской деревни, сперва в Москву, где прожил два года, учился в Народном университете Шанявского, начал печататься, а после попал в Питер. Уж был женат, родился сын. Жена, Аня Изряднова, вспоминала, что он не походил на деревенского парня, одевался в коричневый костюм с зеленым галстуком и в рубашку с высоким накрахмаленным воротником. «С золотыми кудрями он был кукольно красив».
При том «очень заносчив, самолюбив, окружающие невзлюбили его за это». Так или иначе, очень скоро он ли сумел сделать так, или само собою сделалось, но от любящих его не стало отбоя.
Извлек ли умный молодой человек необходимый урок? Или первая жена к нему несправедлива? В Питере нарочно ходил в голубой шелковой рубахе навыпуск, с серебряным поясом, бархатных штанах и высоких сафьяновых сапогах. Ничуть не стесняясь, навестил Блока. В записных книжках Блока осталось: «Днем у меня рязанский парень со стихами». И сразу написал записку писателю Михаилу Мурашеву: «Направляю к вам талантливого крестьянского поэта-самородка...» Через два месяца Сергей Есенин возвращался к себе в Константиново с именем, которое уже гремело.
Это было время, вставшее на дыбы. Время, когда падали одни и возвышались другие. Резко, драматично, порой кроваво. Время «сумасшедшей, бешеной кровавой мути», как определил он сам, дитя своего века.
Десять лет — такой срок был отпущен его поэзии. И все десять лет сопровождались неслыханной популярностью. «Он был опьянен запахом славы и уже рвался вперед. Конечно, он знал себе цену. И скромность его была лишь тонкой оболочкой, под которой билось жадное, ненасытное желание победить всех своими стихами, покорить, смять»,— свидетельствовал бескорыстно любивший его друг.
Биографы отмечают, что поначалу он был совершенно равнодушен к вину. Десять лет литературной работы, бешеного ритма жизни, душевных трат, быта на ветру все изменили. Про быт — достаточно сказать, что он жил одно время в бывшей ванной: ванну закрыли досками, сложили печку, поставили стол, на котором он и писал стихи. Из кружка имажинистов рванул в кружок крестьянских поэтов — не то, не то. Он был значим сам по себе, но его закрутил дух компаний и групп, дух модного тогда «коллективизма».
А кроме бескорыстных друзей, были корыстные. Те, кто жаждет покрутиться вокруг известной личности, поблистать в чужих лучах. С одной стороны, Есенину льстили, с другой, — распускали о нем скандальные слухи, использовали его тщеславие, таскали по кабакам. В детстве и юности ровесники отмечали как характерные черты его жизнерадостность, веселость, смешливость. Они стали уплывать, «как с вешних яблонь дым». Уходили простота и искренность. На их месте рождались игра, притворство, кокетство, тяга к разгулам, желание любой ценой поддержать интерес к себе.
Он надел цилиндр, лайковые перчатки, крылатку («как у Пушкина»), начал гримироваться. Он бросился в погоню за обаятельной американкой Айседорой Дункан и легко увлек ее. Стареющая знаменитость, приехавшая в Россию обучать детей своему искусству танца, влюбилась в Есенина с первого взгляда, они стали мужем и женой, без языка, поскольку она не знала русского, он, помимо русского, не знал никакого иного, без общих интересов, без глубокого понимания друг друга. Через некоторое время он стал тяготиться ею и бросил ее.
Он был женат на самых красивых и известных женщинах — Зинаиде Райх (впоследствии ставшей женой Мейерхольда) и Софье Толстой (внучке Льва Толстого), и их тоже бросил. Он верил, что любовь поможет ему выкарабкаться, а с любовью не получалось.
С Айседорой он съездил в Америку и вернулся, разочарованный: ему не удалось покорить американцев, он был раздосадован их холодностью и равнодушием к нему и мстил Айседоре за это попойками и скандалами. После Америки ему как будто не за что было зацепиться. Оставались стихи. Они всегда оставались, какой бы опыт ни переживал поэт. Песенные, легко льющиеся или надрывные и трагические,— за всеми стояло его вдохновение, его сердце, его судьба.
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен,
Сам не знаю,
Откуда взялась эта боль:
То ли ветер свистит
Над пустым и безмолвным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Он называл себя «божьей дудкой». Его музыкальный инструмент израсходовался и разрушился. Он устал, он перенапрягся и сгорел, он был тяжко болен хроническим алкоголизмом и горловой чахоткой. Знакомому признавался: «Чувство смерти преследует меня. Часто ночью во время бессонницы я ощущаю ее близость...
Это очень страшно». Утром говорил: «У меня нет соперников, и поэтому я не могу работать». В полдень: «Я потерял дар». В четыре часа дня выпивал стакан рябиновой и падал замертво в постель.
В три часа ночи шел бродить по безлюдной Москве. На одном из его выступлений слушатель произнес: «Боже мой, Боже мой, да ведь это ангел с разбитыми крыльями». В последние дни, перед отъездом в Питер, когда он метался по московским улицам, по случайным гостям, перед ужасным своим концом в гостинице «Англетер», встречавшие его были поражены изменившимся, истерзанным, измученным лицом, потухшими глазами, в которых стояла смертельная невысказанная боль.
28 декабря 1925 года он повесился на собственном шарфе, привязав его к ножке гостиничной кровати. Сестра его рассказывала, что много дней подряд в Константинове шел снег, не переставая, а 28 декабря налетела буря, все смешалось, на колокольне тревожно забил колокол.
Гроб с телом перевезли в Москву, поставили в Доме печати (нынешний Дом журналистов). На решетке ограды растянули полотно, на котором большими черными буквами написали: «Тело великого русского национального поэта Сергея Есенина покоится здесь». Перед тем как отправиться на Ваганьковское кладбище, обнесли вокруг памятника Пушкину. «Мы знали, что делали,— написал один участник похорон,— это был достойный преемник пушкинской славы». Ровно через год на могиле Есенина застрелилась его последняя любовь, Галина Бениславская.
Музы великого поэта
Ответ на вопрос, сколько женщин делили с Есениным радости любви, поэт унес с собой в могилу. Мы знаем лишь о некоторых, избранных его сердцем. Анна Изряднова родила Есенину сына, но в законный брак они так и не вступили. Первой женой поэта стала Зинаида Райх. Следующий брак, с Айседорой Дункан, продлился всего два года. Затем он женился на Софье Толстой. Но последние месяцы жизни Есенин делил кров с Галиной Бениславской, которая, не выдержав смерти Сергея, застрелилась на его могиле.