Пять интересных книжных новинок
Сухбат Афлатуни
Поклонение волхвов
Сухбат Афлатуни — фикшн-маска писателя, поэта «ташкентской школы», критика, литературоведа Евгения Абдуллаева. «Поклонение волхвов», текст, побывавший когда-то в длинном списке «Большой книги», — настоящий эпический роман, охватывающий широкую географию от Санкт-Петербурга до Японии, и более чем вековой период русской истории, с конца XIX века до наших дней. Тут теология (был Христос распят или пока еще нет), сектантство, философия, мифы, история (текучая и вместе с тем дробящаяся в постмодернистский калейдоскоп передразнивающих друг друга эпох) прячутся в запутанных, на первых взгляд, сюжетных линиях и конструкциях.
Игорь Савельев
Без тормозов
Начинал Савельев с автобиографической повести «Бледный город» про автостоп, она быстро набрала популярность в субкультурных кругах, и понеслось. В новой книге под одной обложкой сошлись «Бледный город» и повесть 2014-го «Без тормозов».
Здесь — живой молодежный язык, абсурд и трагикомизм российского сегодня и подспудный срез вызревания — и автора, и страны. Во что — вопрос отдельный.
Ирина Богатырева
Кадын
Ирина Богатырева, автор толстых журналов, победитель ряда литературных наград, в том числе премии «Дебют» и конкурса Сергея Михалкова. Пишет и для взрослых, и для детей, и для подростков. Варганист, наездница и путешественница. Знаток и любитель Алтая.
«Кадын» — роман-реконструкция, рассказанный от лица «алтайской принцессы» Ал-Аштары. Тем, кто любит бродить по историческим закоулкам и наблюдать за оживающими народами, духами, шаманами и ручными барсами, книга обязательно придется по вкусу. Помимо экзотических имен, дикой природы и военных перипетий, здесь встречаются и вкусные бытовые подробности.
«Хозяйка жарила в жире шарики теста, вылавливала большой ложкой и складывала на блюдо, его передавали по кругу, и все ели хрустящие шарики, а после опускали пальцы в ароматную воду».
Евгений Водолазкин
Авиатор
Водолазкин, филолог из отдела Древнерусской литературы Пушкинского дома, полюбился читателям и экспертам года три назад. Тогда его роман «Лавр» стал бестселлером, покорив своим ожившим и богато звучащим средневековым Псковом. «Авиатор» — совсем о другом. Об опытах по крионике, благодаря которым подопытный зэк из Соловков, замороженный в тридцатые в жидком азоте, просыпается в 1999 году.
Но дело вовсе не в этом архетипическом сюжете скачка из одной эпохи в другую. Дело в процессе воскрешения памяти. Причем памяти не общественной, не групповой, а человеческой, в которой, как всегда, перекошена перспектива, а случайная мелочь, запах, узор на стене, приобретает гигантский масштаб и размах. Размороженный герой ведет дневник, приноравливаясь к новой жизни, реконструируя прошлое, осмысляя уродливый лагерный опыт. К концу романа к его голосу примешиваются другие. Прошлое-гибрид прирастает, распадается на слои, смешиваясь с настоящим, с его медийностью и суетой.
Борис Минаев
Мягкая ткань. Книга первая. Батист
«7 июня у киевского доктора Весленского умерла жена», — так начинается интеллигентский роман Минаева о дореволюционных страстях и буднях. Почему «Мягкая ткань»? Очевидная метафора полотняного переплетения. Перекрещиваются сюжетные петли и линии.
Обычные жители империи со своими медицинскими чаяниями, любовными страстями и наивными, почти детскими мечтами, из нашей отдаленной перспективы приобретают особую «неслучайность». Каждый из героев «Батиста» — немного авантюрист, каждый решается на риск, уклоняется от предсказуемого.