В спектакле только мужчины
Пять лет назад артисты играли в здании МХАТа на Тверском бульваре свой звездный спектакль «Самоубийство влюбленных в «Сонэдзаки».
Нынешняя встреча с театром Кабуки состоялась благодаря стараниям Международного чеховского театрального фестиваля, организаторы которого напомнили, что в этом году исполняется 90 лет со времени первых гастролей Кабуки за пределами Японии, а проходили они в 1928 году тоже в России – в Москве и Ленинграде.
Японский театр Кабуки, чья история насчитывает уже 415 лет – уникальное явление в театральном мире. Понять и принять его совсем не просто, хотя в отличие от своего старшего аристократического собрата – театра Но, Кабуки считается простонародным, а это значит зрелищно-развлекательным.
Несмотря на то, что в спектаклях заняты только актеры-мужчины, которые, согласно философии театра, «стремятся не стать женщинами, но воплотить в себе женственность», Кабуки был создан женщиной в самом начале XVII века – храмовой танцовщицей Окуни, за что благодарные потомки увековечили ее в 2003 году в статуе в Киотском районе Понто-тё.
Поначалу массового европейского зрителя привлекала, удивляла и восхищала экзотика непривычных театральных представлений Кабуки: завораживающая пластика и особая форма общения персонажей, красочные костюмы и декорации, специфический «масочный» грим, особое устройство сцены…
Теперь, когда у европейцев уже есть некоторый опыт общения с театром Кабуки, их покоряют чувственная сторона спектаклей, особая связь сцены и зала, неповторимая энергетика, высокое искусство актерского мастерства с «говорящими» паузами, гротесковыми формами переживаний и импровизации.
В отличие от европейского театра, стремящегося к крайним формам реализма, Кабуки сохраняет условность театра, являясь зеркальным отражением традиций и условностей японского общества.
Всё это можно наблюдать в спектакле «Кэйсэй Хангонко» по пьесе классика японской драматургии Тикамацу Мондзаэмона (1653-1724), которую рассказывает зрителям комментатор, обыгрывая мимикой и голосом каждую реплику, каждую ремарку. Актеры же своей неповторимой игрой иллюстрируют этот рассказ.
Перед нами предстает судьба бедного художника-заики Укиё Матахэя (Никамура Гандзиро), разыгранная в традициях театра Кабуки с массой переживаний и надуманных, с нашей точки зрения, страданий из-за своего недуга в духе немого кино. Всё могло бы закончиться трагически - стенаниями, морем слез и уходом из жизни Матахэя и его преданной жены Отоку в блестящем исполнении Накомуры Сэндзяку, но неожиданно оживает нарисованный художником автопортрет, и наш герой исполняет победный танец под дробные звуки барабана, имеющего для японцев почти сакральное значение.
Кажется, что мужественный танец самурая рождается из его всепобеждающих колдовских звуков, давших силу художнику Матахэю нарисовать автопортрет, который изменил мнение о нем учителя Сёгэнома (мудрый Катаока Итидзо), а вместе с этим и всю его судьбу. В долгожданном звании художник отправляется совершать подвиги.
Второе отделение было полностью посвящено пластической интерлюдии из митиюки «Ёсинояма», сюжета, входящего в одно из трех главных произведений репертуара Кабуки «Ёсицунэ и тысяча деревьев сакуры». Чудеса, которые приключились с героями – Сато Таданобу (неподражаемый Никамура Гандзиро) и Сидзукой Годзэн (трогательный Никамура Сэндзяку) в дороге, рассказанные языком пластики (смесь пантомимы и танца), являются яркой краской в эстетике театра Кабуки. Временами они напоминали «зримую песню», так как изящно иллюстрировали рассказ и песни комментаторов, а также воспоминания Таданобу о былых сражениях и славных битвах.
Порой казалось, что благодаря таланту и высокому профессионализму исполнителей всё происходящее – это комедийно-пародийное представление на злобу дня, хотя и в исторических костюмах.
Зал восторженно встретил пластическую сценку театра Кабуки. Однако все ли зрители понимали глубинный, а не только сюжетный смысл происходившего на сцене и какие эмоции вызывал у них непривычный нашему уху ритм барабанов, которые занимают особое место в музыкальной культуре Японии? Или их восхитил только изящный с элементами восточной экзотики танец исполнителей?
Представления о любви и ненависти, о добре и зле, о высоком и смешном, о героизме и предательстве у людей разных этнокультур могут быть различными, как и пластические средства их отображения. Это не плохо и не хорошо, это – данность многообразного и многокрасочного мира, в котором мы живем.
Дешифровка непривычных нам музыкально-пластических образных символов японцев требует особой работы ума и сердца, а еще некоторых фоновых страноведческих и этнокультурных знаний. Без них даже при наличии художественного чутья и интуиции, а также не очень внятной бегущей строки над сценой вряд ли можно понять «другой» образный мир.
Предложенные театром Кабуки представления достойны того, чтобы замереть в восхищении перед лицом настоящего искусства – древнего, мудрого и, как это не покажется странным, по-прежнему современного.