Король комедии
50 лет назад на экраны вышла музыкальная комедия Андрея Тутышкина «Свадьба в Малиновке». Незатейливый сюжет, музыка Бориса Александрова и целый сонм блестящих советских актеров: от Людмилы Алфимовой и Владимира Самойлова до Евгения Лебедева и Михаила Пуговкина. Ни для кого из них этот фильм не был первым, но для всех стал удачным.
...Михаил Пуговкин родился в глухой костромской деревне, окончил только три класса сельской школы, которая располагалась в 40 километрах от его родных Рамешек (ныне — Чухломской район Костромской области. — «ВМ»).
Предвоенное время было трудное, отец выпивал, и уже в 13 лет, накинув себе три года, Михаил устроился учеником электромонтера на завод, где, думалось ему, будет работать до скончания дней. А в итоге Пуговкин стал народным артистом СССР, всеобщим любимцем, «королем комедии». Такое гордое звание присвоили ему в 1996 году коллеги на кинофестивале в Адлере, где и я был, мед-пиво с Михаилом Ивановичем пил.
Тогда в неспешных застольных беседах он и поведал мне о своей бурной жизни.
О полуголодном деревенском детстве, которое скрашивала игра на гармошке на свадьбах, за что сердобольные односельчане одаривали Миньку нехитрыми харчами. О переезде семьи в Москву, о комнатке в перенаселенной московской коммуналке, в которой их приютила сердобольная родственница. О драмкружке, который он посещал после рабочих смен, о первых съемках в кино, прерванных войной… Как и все его поколение, 18-летний Михаил Пуговкин в первые дни войны добровольцем ушел на фронт.
В октябре 1942 года под Ворошиловградом был тяжело ранен в ногу, которую врачи, опасаясь гангрены, хотели ампутировать, но он, придя в сознание, умолил не делать этого. Ногу удалось спасти, Пуговкина, как инвалида войны, комиссовали из армии. Прихрамывая, он смог вернуться к актерской профессии, хотя больная нога давала о себе знать до конца жизни, и только немногие посвященные знали, чего стоят ему лихие пляски в фильмах «Свадьба» и «Свадьба в Малиновке».
О своих горестях и заботах Михаил Иванович, впрочем, распространяться не любил. После Адлера мы встречались с ним не раз — и на фестивалях, и в его московской квартире в районе станции метро «Сокольники», и я могу с уверенностью сказать, что он был легким человеком. Не легкомысленным, но именно легким. Неизменно бывал в хорошем расположении духа, шутил, осыпал знакомых и незнакомых людей комплиментами, его широкое лицо («не лицо, а целая кинобудка», — говорил он о себе) всегда озаряла улыбка.
Он не был записным остряком, не сыпал анекдотами, его юмор был живым, спонтанным, ненавязчивым и всегда добрым.
— Юмор в принципе — дело лег кое, простое, незамысловатое, — говорил он мне в канун своего 80-летия. — Сказал — и пошел дальше. А сегодня в юморе стало больше злости, сарказма. Я бы не хотел стать объектом такого, с позволения сказать, юмора. Ну, а сам я смеюсь сегодня исключительно над собой.
Не знаю, как выгляжу со стороны, но мои сверстники в американском кино играют банкиров, крупных мафиози, даже пылких любовников, а мне тут как-то предложили роль очередного пьяного дворника.
Я со смехом отказался: зачем снова играть то, что прискучило мне еще 40 лет назад? На счету Пуговкина значится более ста ролей в кино, но он признавался мне, что считает себя нереа лиз ованным актером. В юности блестяще сыграл на сцене Мармеладова в «Преступлении и наказании», педагоги тогда предрекали ему славу в фильмах по Достоевскому. С Достоевским, по иронии судьбы, он больше так и не встретился, а его постоянной спутницей стала ветреная комедия.
Хотя он считал себя не комиком, а «характерным актером с комедийным уклоном». Пуговкин сыграл подряд в шести легендарных фильмах Леонида Гайдая, в которых сполна проявился его легкий, искристый комедийный дар. В какойто момент, правда, они с Леонидом Иовичем устали друг от друга, и актер уклонился от седьмого предложения, о чем, впрочем, под конец жизни жалел.
— Фильмы Гайдая — это был мой высший творческий взлет, — признавался мне Михаил Иванович. — Правда, это лишь сегодня все стали понимать. А тогда говорили: как вы можете сниматься у Гайдая, это же юмор ниже пояса. Я отвечал с улыбкой: это смотря где пояс носить… Зрителям казалось, что смешные гэги, веселые экранные шутки и прибаутки рождаются у актера легко, слетают с языка сами собою, в действительности Михаил Иванович всегда долго и тщательно готовился к роли, даже самой крошечной. Подобно чеховскому Тригорину, носил с собой заветную тетрадочку, куда скрупулезно заносил свои соображения о будущем фильме, о своей роли, придумывал для героев смешные фразы, словечки. «Ваши трехдюймовые глазки путем меткого попадания зажгли огнедышащий пожар в моем сердце», «Скуки больше не будет. Мы ее — бац! Бац! И мимо», — эти и многие другие словесные жемчужины придумали не сценаристы, а он сам. Вынь их из фильма «Свадьба в Малиновке» — и роли не будет. Подобными остроумными перлами он украшал свои роли в фильмах «Девчата», «Операция «Ы», не зря они потом с экрана пошли в народ.
Пуговкин гордился своим отнюдь не дворянским, а крестьянским происхождением, не чурался общения с простыми людьми, умел разговаривать с ними на одном языке. Простодушные зрители часто путают актера и его персонажей, мудрено ли, что Пуговкина, переигравшего огромное количество взяточников, казнокрадов, выпивох, часто по-свойски зазывали сообразить на троих.
— Если бы я принимал все приглашения выпить, — улыбаясь, рассказывал мне Михаил Иванович, — меня давно не было бы на этом свете. Как спасаюсь? А слово одно заветное знаю. Вот иду как-то по улице, а два тепленьких дружка уже давно и мучительно третьего ждут.
Засекли меня, обрадовались: «Михалыч, иди к нам!» Я подхожу и с достоинством так роняю: «Ребята, я в завязке». Один еще попытался меня поуговаривать, а другой ему веско так: «Не трогай Михалыча, он в завязке, это святое».
Грех скрывать: Пуговкин любил и умел выпить. Михаил Иванович без стеснения признавался мне в этом, специально оговариваясь, что он не пьяница, не алкоголик, а «широкий российский гуляка». И когда уходил в загул, то оплачивал все счета, всех угощал. Впрочем, эти кутежи чаще случались по молодости. Профессия, к которой Михаил Иванович относился очень серьезно, со временем поставила им заслон. Да и возраст, когда мы с ним познакомились, подступал основательный, тут было уже не до возлияний.
— Я делю человеческую жизнь, в том числе и свою, — говорил мне Михаил Иванович в одну из наших последних встреч, — на три периода. На безмятежную, бесшабашную молодость, когда мы себя без устали растрачиваем. На зрелую пору, когда приходит время «собирать камни», в том числе, увы, и в почках, я ведь почечник со стажем. И на неизбежную старость, которую, считаю, надо встречать достойно, с гордо поднятой головой. Для того чтобы красиво пройти финишную прямую, от человека требуются большие волевые усилия. Я включил в последние годы все остатки воли, какие у меня только есть. Я хожу прямо, я одеваюсь аккуратно, я не теряю присутствия духа, стараюсь шутить, улыбаться, и людям, вижу, это чертовски нравится. Они смотрят на меня и говорят: о, гляньте, Пуговкину уже далеко за.., а он в полном порядке, хоть это и не совсем соответствует действительности… Он уходил тяжело, долго болел. Пока появлялся на людях, сетовал, что его состояние здоровья колеблется вместе с неустойчивой московской погодой. Потом слег. За ним самоотверженно ухаживала, его покой оберегала Ирина Константиновна Лаврова — третья жена Пуговкина, с которой он прожил 17 последних лет своей жизни. Михаил Иванович никого не принимал, не хотел, чтобы его видели больным, немощным. Он хотел остаться в людской памяти веселым, остроумным, легким, с прямой спиной. И у него это получилось.
ОБ АВТОРЕ
Леонид Павлючик член Союза кинематографистов РФ, действительный член киноакадемии «Ника». Автор книг о людях кино.
Подписывайтесь на канал "Вечерней Москвы" в Telegram!