Борис Любимов: Снять некое «пятно» с Большого театра можно только замечательными спектаклями
Все новые подробности дела Сергея Филина, всплывающие махинации театральной администрации, откровения прошлых и нынешних работников театра, - всего и не перечислишь. «Массовая доля» Большого театра в СМИ стремительно возрастает, но с той же скоростью происходит и обратный процесс – рушится его имидж. На вопросы «ВМ», связанные с утрачиваемой репутацией Большого театра, отвечает Борис Любимов, профессор, ректор Высшего театрального училища имени М. С. Щепкина.
- О Большом театре сейчас говорят много, и, увы, разговор этот почти совсем не касается искусства – только скандалы. Скажите, на ваш взгляд, в таких условиях у театра есть шанс «реабилитироваться» в глазах общественности? Снова стать театром, а не поставщиком сплетен?
- Есть шанс, есть необходимость и есть возможность. Вчера ко мне зашла моя коллега, которая накануне была на премьере оперы «Сомнамбула» Беллини в Большом и пришла в восторг от этого спектакля. Вот это самое главное. Главное, чтобы ежедневно открывался занавес, и хорошие певцы хорошо пели, а замечательные танцовщики замечательно танцевали. Ответить на все происходящее, снять некое «пятно» с Большого театра можно только замечательными спектаклями и прекращением всего этого «гуркотания» вокруг ситуации, которая могла бы сложиться в любом театре.
- Могла бы сложиться в любом, но сложилась именно в Большом…
- Люди искусства всегда на виду, а Большой театр – он единственный. И это тоже особая ситуация. Я не говорю о том, лучше он других или нет, но он единственный – Большой. Поэтому, когда там что-то происходит, то, естественно, это сразу приковывает внимание СМИ и интернет-пространства. Заметьте, что когда несколько лет назад убили главного балетмейстера Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, то реакция была гораздо более тихой. Хотя, казалось бы, - убийство…
Здесь же добавляется еще и интрига, ведь предположительно преступление имеет корни в самом театре. А это уже «сюжет для сериала» - подходящая тема для двухмесячных разговоров для всех наших Бобчинских и Добчинский, для дам и приятных и неприятных во всех отношениях.
- Но разговоры не остановить и они уже приносят первые плоды – балетмейстеры отказываются ехать сюда на постановки, все больше шепот о том, что «тут не безопасно»…
- Мне кажется, люди чуть-чуть сошли с ума. В какой-то газете я прочитал, что английские балетоманы хотят бойкотировать гастроли Большого театра в Англии. Каким образом балет Большого театра отвечает за произошедшее? Это все равно, что всем миром бойкотировать Англию за то, что там погибла принцесса Диана…
Самое страшное - чем дальше, тем больше забывается, что главным в этой ситуации должно быть сочувствие и сострадание. Я не знаком с Сергеем Филиным, но думаю о нем вот уже два месяца. Думаю, что этому человеку каждый день больно или очень больно, а память об этом останется на всю жизнь. Это ведь еще и профессия. Театр – это зрелище, балет – это зрелище. И глаза – это твоя профессия. Слепым может быть поэт, балетмейстер слепым быть не может. Виноват он в чем-то или не виноват, хороший ли он главный балетмейстер, правильную ли он вел политику, - это второй или даже третий вопрос. Вот это самое существенное, и это совершенно исключается всеми участниками дискуссии со всех сторон – про боль и нервы не думают.
- Такое ощущение, что трагедия с Сергеем Филиным стала своеобразным детонатором, вскрыла, давно назревший нарыв.
- Да, здесь сошлось слишком много всего: и все то, многолетнее, что накопилось за время ремонта; и обиды, связанные с приглашениями того или иного балетмейстера, и билетные скандалы… Кстати, заметьте, опера пока по большей части молчит. Вообще, последнее время складывается ощущение, что в Большом есть только балет, а оперы как будто и не существует…
- Но что-то ведь надо со всем этим делать?
- Надо дать следствию спокойно довести это дело до конца. Именно спокойно. А то смешно слышать, что триста человека из театра подписали письмо о своем недоверии к следователям. Хочется на это ответить: «Ребята, опомнитесь, это все равно, что завтра триста следователей будет решать вопрос о том, какие партии и какие арии кому раздавать. Вы в расследовании преступлений понимаете ровно столько же, сколько следователи в балете. Дайте им право вести дело так, как они считают нужным». Виновные должны быть наказаны. Заслуживают ли они снисхождения, - это уже следующий вопрос.
Я бы на какое-то время (до суда), вообще, запретил разговоры на эту тему. Надо бы сейчас говорить не об этом, не о том, как в Большом театре прошел ремонт и что там творится вокруг продажи билетов. Давайте поговорим о том, как поют певцы и как танцуют танцоры…
- Может быть, тема бы и начала чуть стихать, если бы ее постоянно не подогревали изнутри самого театра. Ведь дополнительный самопиар никогда не мешал?
- Ну, это уже просто комплекс Бобчинского, который просит Хлестакова, чтобы тот сообщил государю-императору, что есть вот такой Петр Иванович Бобчинский… Конечно, актеры – люди с огромные амбициями, немереным самолюбием и почти всегда завышенной самооценкой. А у балетных плюс ко всему еще и все очень иерархизировано: прима-балерина, солистка, кордебалет, миманс, - перейти из одного состояния в другое посложнее, чем продвинуться в табели о рангах при Петре I. Кроме того, у балетных очень короткий срок – 25 лет, если конечно не брать фигуры ирреального дарования уровня Майи Плисецкой. Если ты за это время не успел стать балетмейстером или балетмейстером-репетитором, то в 45 ты – пенсионер. Поэтому, конечно, даже на этой трагедии кто-то хочет себя успеть заявить, хочет, чтобы услышали его фамилию. Девиз XXI века: «Долой стыд!». Так почему должно быть стыдно артистам балета? Особенно тем, кто не востребован. Ведь идут дни, годы. И завтра-послезавтра на тех, кто громко кричит сейчас, уже никто не посмотрит. Не посмотрят на то, что у них пока еще красивые ноги и пока еще они их могут эффектно раздвинуть, а через пять лет эти ноги будут не такие красивые и не так уж хорошо они раздвинутся (в прямом и переносном смысле), а уже появятся следующие. Следующие, которые выметут их. И это касается отнюдь не только мира балета. Это ужасно, но, к сожалению, это болезнь сегодняшнего века – болезнь гоголевского сумасшедшего: почему я титулярный советник, а не испанский король?..
- На ваш взгляд, теперь, когда все уже случилось, как Большому жить дальше? Способно ли руководство, при котором все произошло, «очистить воздух» театра, или же необходимы именно административные перемены?
- Это очень серьезный вопрос, и однозначного ответа у меня нет. Когда несколько лет назад произошли взрывы на кипрском полигоне, то министр обороны Кипра подал в отставку. Еще один пример достойной отставки подал нам Папа Римский. С другой стороны, как я могу говорить что-то конкретное, находясь вне ситуации? Нужно точно понимать, кто и в чем виноват. Все это должно быть установлено внятно и спокойно, а не в обстановке общей истерии, соответствующими людьми. И когда вина будет доказана, за нее надо будет ответить.
- По сути, есть два пути для создания (или восстановления) имиджа театра – внешний (пиар) и внутренний (творчество). Как по вашему, они должны соотноситься между собой? Что на данном этапе важнее?
- А чем поэт может заявить о себе? Конечно, не своими пьяными дебошами, а стихами. Вне всякого сомнения, в наше время совсем без пиара обойтись невозможно, но ведь это не открытие XXI века. Скандал может сделать событие, но надолго ли его хватит?
Я в этом не большой специалист, но, на мой взгляд, пиар и творчество должны идти, как минимум, параллельно. Пиар-акция всегда посвящена информационному поводу. Вопрос в том, что ты выбираешь этим инфо-поводом: премьеру великого спектакля или тот факт, что твоего начальника облили серной кислотой.
- И все-таки Большому будет сложно восстановить свою репутацию в глазах зрителей?
- Репутация… Вы знаете, лично для меня вся эта история не поставила «пятна» на Большой театр. Ведь Большой – это не только отдельные танцовщики, но и рабочие сцены, и постановочная часть, и опера. Ну почему если один человек что-то совершил, почему «пятно» должно накладываться на всех? Неужели, отныне я должен по-иному оценивать талант Светланы Захаровой?
За произошедшее отвечаем мы все. И журналисты тоже, потому что именно они создают эту атмосферу, когда «гаденькое» и «солененькое» становится важнее хлеба насущного.
- Но простому человеку все равно сложно смириться с мыслью, что страшное произошло именно в театре. Ведь театр, несмотря ни на что, подсознательно продолжает восприниматься как некий храм, в котором должно сеяться «разумное, доброе и вечное», а тут выясняется, что и в храме совершаются преступления?
- Эту проблему еще Пушкин поставил в «Моцарте и Сальери» - проблему гения и злодейства. Поставил, а разрешить – так и не разрешил…