Директор театра «Новая Опера» Дмитрий Сибирцев: Ненавижу, когда в кабинет заходят в поклоне

На днях из Англии пришло хорошее известие: «Новая опера» номинирована на «оперный Оскар» - международную оперную премию International Opera Awards в категории "Лучший оперный театр", Церемония награждения состоится 26 апреля в Лондоне.

- Дмитрий Александрович, поздравляю вас! Но давайте начнем с главного — театра. Я читал много отзывов о вашей работе в качестве директора «Новой оперы» и должен сказать, что есть среди них диаметрально противоположные.

- На мой взгляд, деятельность руководства такого солидного театра, как "Новая опера", не может у всех вызывать одинаковые эмоции. Есть те, кто рад происходящим в театре изменениям, но есть и те, кто открыто выражает свою непримиримость этому. Мы можем на это отвечать только результатами — громкими премьерами, высочайшим музыкальным уровнем спектаклей, именами.

- Неужели страсти до сих пор не угасли?

- Дровишек в костер всегда кто-нибудь подбрасывает. Ни один человек не любит, когда его положение меняется. Я это принимаю. Представьте ситуацию: я все время выхожу играть в первом составе и меня вдруг новый режиссер определяет в третий состав. Естественно, это неприятно. Другое дело, что никто не хочет понимать причину такого перемещения. Поверьте, такие решения принимаются везде: в театре, на производстве, в спорте и в правительстве. Я очень хочу, чтобы публика, которая приходит в наш театр, понимала, что у "Новой оперы" есть основатель, который сделал как никто иной, много для него, и при котором театр был действительно авторским и люди получали то, что выходило из под рук Евгения Колобова. С этим  можно соглашаться, любить или не любить, но это был его театр и он мог делать в нем все, что он считал нужным.

После того, как он ушел из жизни, в театре работало несколько главных дирижеров. Последний из них — Ян Латам-Кениг — выстраивает свою репертуарную политику, ставит успешные спектакли, которые принимает публика и критика. Кстати, не только в Москве, но и за пределами России. Достаточно вспомнить гастроли в Тель-Авиве и Лондоне. Несколько дней назад из Англии пришло известие, что наш театр после лондонских гастролей номинирован на престижнейшую оперную премию OPERA AWARDS 2015, равную по своей значимости киношному «Оскару». Ян Латам-Кениг также получил «Золотую маску» за первого в Москве «Тристана» (опера Вагнера «Тристан и Изольда»), в этом сезоне театр также выдвинут на эту премию в пяти номинациях — за проект DIDO. При всем этом, я не могу сказать, что все, что сделано в театре при мне, соответствует моим вкусовым пристрастиям как музыканта. Я обязан кое-какие вещи поддерживать, вести и что-то корректировать. Безоговорочно принимаю только нашу недавнюю премьеру «Ромео и Джульетты», режиссером которой был Арно Бернар, а дирижером — Фабио Мастранжело. Ко всему остальному у меня есть вопросы, но они не имеют отношения к тому, что я руководитель театра. Если бы я ходил в театр, как зритель, я бы эти вопросы задавал.

- Очень понравилась ваша фраза о том, что театр – не частная лавочка.

- Театр "Новая опера" существует на средства, которые ему выделяет учредитель — Департамент культуры Москвы. Театр принадлежит столице и обслуживает москвичей и гостей Москвы. И в том, что "Новая опера" сейчас развивается и имеет успехи — это заслуга прежде всего тех, кто создает условия для работы нашим артистам. За что мы можем быть только благодарны. Мы находимся в красивейшем месте Москвы — в саду "Эрмитаж", к нам ходит замечательная публика. И наша задача — соответствовать темпам развития нашего города, вносить в его новый облик частицу своего труда. Ну, а «частная лавочка» – это то, что ты сделал собственные руками на собственные средства и ни у кого ничего не просил. Вот тогда это частное предприятие и человек волен делать с ним все что угодно. Захотел — вбухал туда все свои деньги, остыл немного — разогнал всех. То, что происходит с некоторыми музыкальными группами и футбольными клубами.

- С какими из «исторически сложившимися» традициями театра вам пришлось долго бороться и, как следствие, расстаться окончательно?

- За такое короткое время нельзя поменять все. Да и не надо. Говорить о том, что что-то уничтожено – нельзя, скорее, многое подверглось изменению. Мне кажется, что театр находится на этапе смене поколений. Скоро уже четверть века, как существует театр и многие артисты работают в нем со дня его основания. Естественно, сейчас не у каждого все  хорошо в профессиональном смысле. Но ведь многие думают, что они всегда были тут и всегда «стояли в этой очереди». Тут должно быть понимание. Некоторые артисты задают себе вопрос и пытаются понять, что они из себя представляют. Они понимают, что уже не соответствуют тому уровню и не могут играть молодых героев.

Если человек верный театру, то он продолжает свою жизнь в театре, исходя из тех возможностей, которые у него есть. И если они доказывают то, что они искренне хотят приносить театру пользу, невзирая на утрату некоторых профессиональных качеств, мы находим какие-то варианты: переводим их на вторые или третьи партии, либо в административный штат. Те, кто считает, что они всю жизнь будут работать только «первачами», как правило, таковыми не являются и тогда с ними происходит отдельный разговор.

- Вас не обвиняют во вкусовщине в вопросах кадровой политики и профессиональной оценки сотрудников театра?

- Любого руководителя будут в этом обвинять, потому что он выстраивает управление, исходя из своих вкусовых пристрастий. Кто-то ведь считает, что на рояле главное — играть чисто, по «нужным клапанам», а кто-то ставит гораздо выше эмоциональную составляющую. Один тренер загоняет всех беготней, а другой бережет своего «десятого номера», который одним действием может сделать игру. Мне нравится, когда опытные артисты находят внутренние резервы для своего дальнейшего развития, помогают молодым певцам, а сама молодежь рвется к высоким вершинам. Именно поэтому в "Новой опере" такая россыпь классных певцов разного возраста. То, что более десяти наших солистов постоянно поет спектакли в Большом театре, а более половины труппы имеют солидные европейские контракты — показатель качества. В то же время, в прошлом сезоне с концертами в "Новой опере" выступили звезды мировой величины - Матти Салминен, Ильдар Абдразаков, Дмитрий Хворостовский, Марсело Альварес, гостями театра были, к глубокому сожалению, ушедшие от нас Елена Васильевна Образцова и Святослав Игоревич Бэлза. Это — неоценимый опыт для наших молодых артистов и большое удовольствие для публики.

- Некоторое время назад вы сетовали на то, что артисты театра «Новая опера» чувствовали себя неловко, говоря о принадлежности к театру. Сегодня ситуация изменилась?

- Это не наши артисты стеснялись своей принадлежности к «Новой опере», а часто бывало так, что многие наши певцы  одновременно работали у нас и в Большом театре, но концертные организации, которые приглашали их на гастроли, объявляли их солистами только Большого театра. Это своего рода манок для привлечения публики. Василий Ладюк – он везде Василий Ладюк,  и для зрителя нет разницы, в каком театре он работает. Но сами ребята с сожалением говорили, что когда они объявляли себя солистами «Новой оперы», почему – то это звание не учитывалось при написании имен в афишах. Организаторам было выгоднее представить их солистами Большого театра. Сейчас ситуация меняется, потому что стали больше говорить о нашем театре. Мы все время находимся в поисках.

Не успевают люди отдохнуть от слов «Новая опера», как мы снова выдаем им что-то новое. Сейчас, даже безотносительно театра, мне по старой памяти звонят директора театров, филармоний с просьбой предоставить им наших солистов. Так что сегодня «Новая опера» возвращает свое звучное имя, каким оно было во времена своего образования. Труппа в театре всегда была сильная, солисты с именами. Некоторое время назад трое наших ведущих солистов официально были переведены в штат Большого театра, но учитывая свое положение и любовь к нашему театру, они остались у нас на полставки и продолжают петь спектакли текущего репертуара и участвовать в концертах здесь. Но мы не всегда можем предложить им какие-то особые условия, поэтому они соглашаются на предложения из Большого или Мариинки. Знаете, возможности лондонского «Арсенал» отличаются от возможностей «Арсенала» тульского (смеется). Но мы  попытаемся сделать так, чтобы название «Новая опера» звучало не только в пределах сада Эрмитаж, но выбилось на столичные и всероссийские просторы.

- Все ли вас устраивает в репертуарной политике театра и актерском мастерстве артистов «Новой оперы»?

- Меня никогда не может все устраивать, В первую очередь, не устраивает как я в тот или этот день играл на рояле. Я, например, могу заметить, что 10 лет назад я это делал лучше. Более того, я вижу, что те люди, с которыми я выступал много лет назад, делали это лучше, чем сейчас. А половина из них работает в нашем театре. А есть люди, которые еще полтора-два года назад меня только пришедшего в театр, не могли убедить меня в том, что они могут составлять основу театра. А сейчас во всех премьерах молодая поросль. Я только дал им понять, что все зависит от них самих. Всем известная история  с Василием Ладюком, который свой первый спектакль спел спустя более года после появления в театре. Имеется ввиду полноценная роль, в данном случае - Онегин. А когда он пришел к нам, ему говорили, чтобы он поучился немного, набрался опыта.

- До вашего назначения «Новую оперу» обвиняли в том, что в ней много дивиртесмента и кроссовера.

- Сегодня обвиняют еще больше. Пресса пишет, что таким образом вымывается русский репертуар. Но я же не виноват, что несколько спектаклей русского репертуара пришли в такое состояние, что их стыдно показывать. Представьте, что зрители приходят на «Тристана и Изольду», а на следующий день они попадают на «Руслана и Людмилу». Спектакль развалился и исполнительски, и музыкально, да и декорации в ужасном состоянии. Естественно, некоторые спектакли, которые ставятся, требуют длительной монтировки, паузы, они должны идти хотя бы попарно, чтобы иметь возможность не разоряться. Те спектакли, которые имеют своего устойчивого зрителя, идут постоянно. Например, колобовский «Евгений Онегин». В любом состоянии, и касса, и сильный исполнительский состав, и хорошее отношение публики. Или «Князь Игорь». Когда спектакль был поставлен несколько лет назад, он был неоднозначно принят публикой, но сейчас она его любит. А «Пиковая дама», поставленная полтора года назад, не получила у публики признания. Мне пришлось приостановить прокат этого спектакля. Ничего страшного, в ближайшие сезон-два в театре появится несколько серьезных русских названий.

- Минкульт принял решение наказывать рублем театры, которые не делают кассу и чьи постановки не пользуются у публики спросом. Вам это не грозит?

- Во-первых, нас может наказывать только Департамент культуры Москвы, потому что мы не федеральный театр. А судить о творчестве того или иного театра по письмам зрителей – дело неблагодарное. Так недолго закопать глубоко талантливую вещь. Мне кажется, оценивать деятельность театра должны люди профессиональные. Я спокоен за свой театр. Хотя в приватных беседах я могу выразить личное недовольство тем или иным спектаклем. А принимать решения по письму анонима... Тогда давайте вернемся в 70-е годы, когда по одному письму или звонку могли запретить фильм, песню, причем замечательную. Помните, в песне про космонавтов у Войновича, где пелось про заправленные планшеты, было слово «закурим». Так ведь целый коллектив какого-то большого завода возмутился, как это космонавт может курить? И автору указали на необходимость изменить текст. 

- Как вы поощряете своих артистов? Ведь, известно, что у многих у них до вас не было даже званий?

- Ситуация со званиями очень сложная, не считаю, что она правильная. Человеку не нужно работать 20 лет в своей отрасли, чтобы его труды признали. Почему то иногда получается так, что некоторые артисты, которые и 10 лет не проработали, но при этом получают звания. Мы отслеживаем ситуацию и как только человек по всем документальным характеристикам имеет право на звание, подаем документы. Звание нужно получать не за выслугу лет, а за конкретные дела. За выслугу лет надо получать те поощрения, которые потом дают возможность каких-то социальных льгот. А звание – это то, что приносит человеку статусность в профессиональном плане. Кстати, наш бас Владимир Кудашев совсем недавно получил звание Заслуженного артиста России.

- Ваша судьба отчасти схожа с судьбой певца Хулио Иглесиаса, который получив травму, играя в футбол, сделался певцом. Думаете, резкий вираж в судьбе был предначертан?

- У меня все было параллельно, потому что я изначально получил тот пласт музыкального образования, на котором мое творчество зиждется до сих пор. Я учился в то время, когда в Мерзляковском училище преподавали выдающиеся педагоги. Буквально через несколько лет к сожалению некоторые из них ушли из жизни и эта профессиональная нить оборвалась. После окончания училища, я уехал на Урал и поступил в Уральскую консерваторию. Учась в Москве, я каждый день во дворе играл в футбол. Это была моя страсть. На дворовом уровне я играл прилично. В 15-16 лет меня звали играть на первенство города и области. По документам я проходил как водитель, слесарь или работник продовольственной базы. Учась на Урале, я не бросил футбол.

Однажды к нам на игру пришел человек и сказал, что собирает команду на первенство города. Пригласил и меня. В этом турнире, помимо любительских, участвовали и профессионалы. Тренер увидел, как я отчаянно стою на воротах и пригласил меня на сборы. На сборах я задержался на два года в команде высшей лиги мини-футбола чемпионата России. Одновременно умудрялся совмещать учебу в консерватории. На одном из матчей получил серьезную травму, причем, случилось это в папин юбилей. Я обещал отцу, что сыграю пару матчей и приду поздравить его. Но получил тройной перелом ноги с разрывом связок и оказался в больнице. С тех пор вот уже 9 лет я не прикасаюсь к мячу. Но в этом году, я неожиданно для себя, снова захотел выйти на поле. Даже со своим нынешним ужасным весом. Рискнул и сыграл за «Новую оперу» в турнире между столичными театрами. Мы заняли второе место. Значит, не так все плохо.

- Говорят, бывают уездные театры со столичными замашками, а бывают столичные театры с уездным мышлением. Вам долго приходилось выбивать это из сознания артистов и кого-то из руководства театром?

- Это выбить, наверное, невозможно. Сегодня наблюдается сильная миграция между артистами. Если посмотреть состав труппы любого московского театра, подавляющий процент составляют приезжие. Со своим укладом, мышлением, отношением к жизни, к деньгам, к работе. Мне, например, бывает дико, когда люди за общим столом начинают считать, кто сколько заплатил за чай или кофе. Для меня это страшно, и я никогда этого не понимал. Но такое происходит в поездках, на гастролях. Не обижая те или иные регионы, я могу сказать, откуда этот артист. Поездив, я видел, где какие порядки и привычки. Где люди бывают излишне щедрыми и беспечными, а где прижимистыми, жадными и невоспитанными. Например, есть у нас в театре солист, который всегда на гастролях, требует поменять ему номер.

Наверное, таким образом он хочет, чтобы на него обратили внимание. Хотя бы так. В номере для некурящих он говорит, что там накурено, там у него течет, тут у него продувает. Или сок ему дали не холодный, как он того требовал. Все время доставляет проблемы организаторам. Бывают конечно люди, которые относятся к творчеству как к работе у станка: пришли, спели, посчитали гонорар и ушли. А есть, кто наоборот, сначала добиваются, чтобы их имя стояло в каждом спектакле. Вот тогда они имеют право требовать место в бизнес классе и другие привилегии. Но они даже и не требуют, организаторы сами предлагают им. Они не позволят себе предложить известному артисту место в плацкартном вагоне.

- Как вы выстраиваете свои отношения с подчиненными? Вы для них батюшка, отец родной?

- У нас достаточно демократические отношения в коллективе. Я ненавижу, когда в кабинет заходят в поклоне. Любой человек, кем бы он ни работал, обязан нести себя достаточно высоко и чувствовать себя на равных с любым человеком. Да, он находится в моем подчинении, но когда он приходит ко мне с вопросом, я должен видеть напротив себя человека, который сам себя сильно уважает. Для меня это важно. Один мой товарищ мне как-то сказал, что я никогда не смог бы служить в армии. Потому что, либо все оборжались, либо меня бы убили. Дескать, я не могу понять складывающихся в коллективе отношений. Я не могу понять историю, когда человека пытаются сломать. Для меня это неприемлемо.

- Как вы, москвич, оказались в Екатеринбурге?

- Я появился на свет семимесячным ребенком. Роды были страшные. Правда, колоритная дама из Боткинской больницы, принимавшая роды, сказала моей маме: «Не беспокойтесь, милочка, все семимесячные были гениальными — Ленин, Гитлер...». Мы это навсегда запомнили и теперь вспоминаем со смехом. Потом меня долго откармливали. Вот видите — откормили. Я ходил в Москве в детсад, окончил школу, а потом уехал на Урал в возрасте 19 лет. Это был такой юношеский закидон. Обычно бегут в Москву, а я наоборот. Мне хотелось пожить одному. К тому же, там недалеко, в Перми, работал мой отец, куда он уехал в возрасте 38 лет, после развода с мамой. И потом, мне все говорили, что консерватория в Екатеринбурге – лучшая после московской. Позже, когда отец перебрался в Самару, туда отправился и я после Екатеринбурга.

Отец стал директором Самарского оперного театра, а я заведовал литературной частью и работал концертмейстером. Потихоньку все завертелось. Появились солисты, которые захотели видеть меня своим концертмейстером. Мы поездили на Международные конкурсы, получили какие-то премии. Но в Москву меня забрала оперная дива Ирина Архипова. Она заметила меня на одном из конкурсов и сказала, что хватит мне заниматься ерундой и что нужно возвращаться в Москву, тем более, что у меня там есть жилье. Вернувшись в столицу, я стал работать в фонде Архиповой. Собственно, там то я и познакомился с будущими «Тенорами XXI века».

- «Теноров» вы создали в пику хору Турецкого?

- Ну почему же? Мы вообще обижаемся, когда нас называют хором. Еще со времен программ фонда Ирины Архиповой, такое понятие, как исполнение песни хором, не существовало. Всегда был большой концерт, где каждый солист выходил и пел 2-3 песни. Ну на бис все вместе исполняли какую-либо арию. В сборных концертах мы поем общую песню, но в большом сольном концерте обязательно все поют отдельно. Полным составом мы поем лишь пару песен. Тенора петь хором вообще не могут, голоса-то на одной высоте у всех. Впрочем, многие организаторы концертов считают — собрались вместе трое-четверо — уже хор. Это, видимо, со времен «Собачьего сердца» крепко в душу и мозг нашего человека въелось.

- Вам приходилось петь под фонограмму?

- Да, нам пришлось познать это страшное изобретение человечества. Это было связано с телевизионными трансляциями. Условия были такие: либо нас вырезают из эфира, либо мы соглашаемся петь под фанеру. Ощущения страшные. Когда ты поешь, а у тебя в ушах звучит то, что ты пел год назад, неприятно.

- Как вы относитесь к коллегам, которые, помимо оперных партий, не гнушаются петь еще и эстраду?

- Абсолютно нормально. Ведь мы сами поем все. В этом и прелесть нашего проекта. В нем собрались люди, которые не являясь безусловными лидерами в оперном жанре (хотя и там они занимают достойное место), умеют петь эстрадные песни, чувствуют и военную тематику, поют классические и старинные романсы, латиноамериканское и советское танго.

- «ТенорА XXI века» - это отпочковавшиеся от вашего театра артисты?

-  Не от театра. Так сложилось, что когда я пришел в театр, здесь уже работали три солиста, которые сейчас поют в «ТенорАх». Еще пятерых мы нашли в известных театрах Москвы.

- Какова идея создания «Теноров»?

- Я считаю, что человек, который поет в оперном театре определенный репертуар (если у него нет большой международной карьеры), тогда его возможности ограничены. Он поет 4-5 партий в сезон и все. Нам  хочется в течение своей карьеры музыканта сделать то, к чему у нас лежит душа. Мы сделали уже более 30 программ, каждый год мы выпускаем по несколько тематических концертов. Мы все время осваиваем новые жанры. Если мы даем оперный концерт, то в нем звучат только те арии, которые артист не поет в своем театре. Это такая творческая отдушина. Мы даем более ста концертов в год по всей стране и за рубежом.

- В представлении обывателя, оперные артисты несколько иные, презирают развлекательную музыку, более сдержанные и собранные. А вот вы какой в жизни?

- Я очень люблю капустники, но не люблю КВН. Капустники делают профессионалы, а КВН - любители, которые потом вытесняют профессионалов. Самодеятельность – это плохо. Я очень эмоциональный человек и если меня не зацепило то или иное исполнение, мне бывает жалко потраченного времени. В людях искусства должно быть несколько составляющих: интеллект, артистизм, харизма. Я люблю артистичных дирижеров, певцов, которые «жуют» кулисы, публику, которая эмоционально воспринимает происходящее на сцене. Я считаю, что зритель, который пришел в зал, чтобы посчитать, сколько удачных и неудачных нот взял певец – несчастный человек.

Я заметил, что публичность артиста не всегда идет ему на пользу. Взять, к примеру, Дениса Мацуева, которого не осудил лишь ленивый. Хотя он за последние 20 лет стал играть намного лучше. Ну просто у нас принято, если артист мелькает везде, то его непременно нужно осудить за это, считая, что он раскручен, благодаря ТВ и прессе. Теперь, видите, и блистательный дирижер Фабио Мастранжело стал для многих бездарным, а ведь он каким был, таким и остался. Просто — в телевизор попал. По мнению толпы, Криштиану Роналду отвратительный футболист, потому что он не сходит с обложек глянцевых журналов. А ведь никто не отменял блестящий футбол!

- Чем вы увлечены в жизни?

- Я очень люблю драматический театр. Люблю качественное европейское и отечественное кино, французский шансон, группу «Queen». У меня часто меняются вкусы. В детстве, не понимая, что из себя представляет Клавдия Шульженко, я вдруг понял, какая это была махина в масштабе личности. Люблю читать и увлекаюсь талантливыми и яркими людьми.

- У вас есть семья?

- У меня большая семья. Правда, жалею, что не уделяю должного количества времени своим детям. У меня их четверо, но они разбросаны по разным городам. Старшая дочь живет в Екатеринбурге, занимается журналистикой. Сын недавно переехал в Москву и поступил в МФТИ. Мы с ним периодически видимся. Я сейчас пытаюсь воспитывать свою маленькую двухлетнюю дочь. У меня, благодаря маме, никогда не было ощущения, что у меня нет отца, хотя мы и не жили вместе. Зато теперь папа здесь, в Москве. Очень хочу, чтобы мои дети чувствовали, что у них есть отец, и не самый плохой в мире....

СПРАВКА

Дмитрий Сибирцев — выпускник фортепианного факультета Уральской государственной консерватории им. М. П. Мусоргского. Начинал артистическую карьеру как пианист, с 1996 года выступая с сольными программами и в качестве концертмейстера. Автор идеи, организатор и художественный руководитель оперного фестиваля «Басы XXI века», с 2002 по 2006 годы — музыкальный руководитель проектов Фонда Ирины Архиповой. Член жюри Международного конкурса вокалистов им. Глинки. С 2012 года — директор московского театра «Новая Опера» им. Е. В. Колобова.

В ТЕМУ

В этом году премия вручается в 14 номинациях. В числе соискателей — режиссеры Грэм Вик, Роберт Карсен, Анна Нетребко, Соня Йончева и другие. Церемония награждения состоится 26 апреля в Лондоне.