26 июня 2017. Режиссер фильма «Мешок без дна» Рустам Хамдамов во время пресс-конференции в рамках 39-го ММКФ / Фото: Александр Щербак/ТАСС

Рустам Хамдамов: Когда я делал фильм, у меня в голове крутилось великое черно-белое кино

Елена Булова

27 июня 2017 20:46 Развлечения

27 июня в кинотеатре «Октябрь» состоялась одна из самых ожидаемых российских премьер 39-го Московского международного кинофестиваля — фильм Рустама Хамдамова «Мешок без дна».

Единственный художник, чьи полотна при жизни украшают залы Эрмитажа и Третьяковки, Хамдамов снимал свой новый фильм пять долгих лет. Блистательные актерские работы Светланы Немоляевой, Аллы Демидовой и Анны Михалковой вписались в настоящее художественное полотно, отсылающее нас к шедеврам мировой живописи.

— Рустам Усманович, ваш фильм насыщен смыслами, образами, реверансами в сторону знаковых произведений мировой литературы и кинематографии. Как создается подобное кинополотно?

— В Госкино предложили написать сценарий фильма для детей. За основу я взял сказку «В чаще» Рюноскэ Акутагавы, по которой в 1961 году снял свой потрясающий фильм Куросава. А еще раньше мы сняли черно-белый короткометражный фильм «Бриллианты. Воровство», показанный в Венеции. Вот с этого и началось.

Новый фильм назывался «Яхонты. Убийство», но слово «яхонты» больно уж напоминало название ювелирного магазина. «Мешок без дна» подходил гораздо больше, потому что героиня Светланы Немоляевой в новом фильме читает 295-ю сказку из книги «1001 ночь», которая называется «Бездонный мешок», и в которой — кто больше скажет слов, тот и выиграл. Сюжет строится вокруг мистического убийства Царевича в XIII веке, причем свидетели преступления преподносят совершенно различные версии случившегося. А основное действие происходит во время правления императора Александра II.

— Фильм начинал продюсер Андрей Кончаловский, потом пришла продюсер Любовь Обминянная. За эти пять лет что было самым мучительным?

— Работа звукорежиссеров. Я даже не уверен, что они вообще есть в России. Топот ног по «Мосфильму», скрип дверей, шумы, шорохи — с этим приходилось бороться долго и мучительно и все это затушевывать.

— Светлана Немоляева рассказывает, что вы снимали в заброшенном дворце СанктПетербурга, который сумели задрапировать бумажными занавесями так, что создается ощущение, что дело происходит в Эрмитаже. А еще она говорит, что вы из нее «вытянули» абсолютно неиспользованные ранее краски. Как вам удается находить новое в людях и окружающих «объемах»?

— Когда-то Жанна Моро, снимавшаяся у меня в «Анне Карамазофф», показала пальцем на Немоляеву и заявила: «Вот типичная голливудская звезда довоенного времени». Я согласился. И она была бы лучшей Раневской из «Вишневого сада», если бы мы все вовремя хватились. В голосе Немоляевой есть упадническиие ноты, как у Валентины Караваевой, дублировавшей Дитрих, Гарбо, Бергман, и резкие ноты моей любимой актрисы Бетт Дэвис. Светлана Владимировна очень сердилась, когда я ее настраивал: «Вы сейчас — Бетт Дэвис, не надо сладости в голосе». Это же относится и к роли Бабы Яги, в которой с трудом можно узнать Аллу Демидову. Актриса перешла все грани, все делала, как в театре, как клоун. Это — школа Таганки. Баба Яга выглядит совершенно физической женщиной, которая сначала истерит, а потом переходит к бытовонормальному голосу.

Что касается мира, который мы создавали, когда отделывали особняк, то шторы я придумал сделать из промасленной бумаги, в которую заворачивают детали автомобилей. Это очень красиво, я это подсмотрел у одного фотографа, который снимал в такой «драпировке» манекенщиц. Мои художники по костюмам работали у Карена Шахназарова, поэтому им доступен был склад, где мы нашли тряпье еще от «Ивана Грозного» — из него сшили костюмы. И чешские броши, которые натыкали в кокошник Царевны.

— Фильм решен в черно-белой гамме, и в нем — невероятное количество отсылов к старому Голливуду...

— Я вырос на великом черно-белом кино. Существует гениальная фраза: «Лев состоит из хорошо переплавленной баранины». Когда я делал фильм, у меня в голове крутились «Великолепные Эмберсоны» Орсона Уэллса, фильмы Жана Кокто и Жана Виго. Я этим кино пропитан, и если что-то хочу сделать, то они незаметно вылезают. Точно так же, как если бы я делал актерские сцены, которых у меня никогда нет, потому что я их делать просто не умею, то вспомнил бы «Весну на Заречной улице» или «Большую семью». Никаких режиссерских выкрутасов, поэзии и метафор и это просто чудо! Но я такого сделать не могу. Кроме того, в юности я пересмотрел весь итальянский неореализм. И вот это все дало такой плод.

— А если бы снимали сказку для детей, а не для взрослых, то какие образы питали бы ее?

— Детский фильм я бы делал, как Пазолини (да-да, не смейтесь!). Вытащил бы сказки Толстого, которые обожаю. Они маленькие, туповатые, но в этом их прелесть. Всегда должен присутствовать высокий наив, когда ты дошел до какой-то вершины. У Пазолини присутствуют примитивные люди, которые примитивно стоят, примитивно говорят. Я вот этой простоты от артистов не мог добиться, так как они — высокие профессионалы. Вот, например, наш разбойник и насильник Кирилл Плетнев просто не в состоянии быть злым. У него все время наблюдалось блистание в глазах, как и у Даниила Козловского. Или Вячеслава Тихонова.

— Давайте коснемся литературных и художественных ассоциаций. Как в сказку из «1001 ночи» попали мотивы чеховских «Трех сестер», Катерина из «Грозы» Островского и бутыли с картин Моранди?

— Это смешная история. Я очень люблю Антониони, искренне думаю, что его «Затмение», «Приключение», «Ночь» — лучшее, что есть в мировом кино. Антониони подарил мне не только ритм этой картины, но и одну историю. Однажды они с Тонино Гуэрра ходили в гости к Джорджио Моранди, которого все вокруг не любили — он писал только скучные серые бутылки с сереньким, розовым или голубоватым оттенком. Моранди объяснил кинематографистам, что его бутыли — это пьесы Чехова, «и это везде — «Три сестры».

Это — потрясающе смешно, я тут же захотел эту фразу вставить в фильм. В том месте, когда камера запечатлевает три бутылки разных форм, а разговор идет о трех барышнях, мечтающих о Москве. А чтобы было еще смешнее, добавил Катерину, которая хочет броситься в Волгу (еще одну бутыль, стоящую на самом краю полки).

— До боли знакомые персонажи картин Врубеля и Васнецова выглядывают в фильме «из-за каждого угла и из-за каждого цветочного горшка», как говаривал Стефан Цвейг. А кто еще являлся незримым соавтором изобразительного ряда?

— Вы правильно подметили — и Врубель, и Васнецов. И обожаемый мною Шишкин. Но специально я это не выстраивал. Даже не знаю, кто мог бы вот так рационально подойти к созданию кино. Наверное, только очень сильный человек — у меня бы так просто не получилось. Я шел интуитивно. И замечал, что хочешь одного, а получается другое, и даже, может быть, лучше. А иногда вообще ничего не получается.

СПРАВКА

Рустам Хамдамов — кинорежиссер, сценарист и художник. Родился 24 мая 1944 года в Ташкенте. В 1969 году окончил Всесоюзный государственный институт кинематографии (мастерская Григория Чухрая). Фильмография: «В горах мое сердце» (1967), «Нечаянные радости» (1974), «Анна Карамазофф» (1991), «Бриллианты. Воровство» (2010) и др.