Николай Цискаридзе: На работе нельзя распахивать свою душу — коллеги-артисты сразу же осудят

Николай, я знаю, что к «Жизели» вы как-то специально готовились…

Я убежден, что артист на сцене должен быть красивым. На меня и мое настроение может повлиять даже малейшая мелочь в одежде и образе партнера, вплоть до прически. И мне не важно, что какие-то детали в одежде и лицах не видны из зала, их наличие обязательно для успешного танца. В «Жизели» мой герой, граф Альберт, приходит ночью на кладбище и снимает с себя головной убор — берет. Один мой партнер по спектаклю усомнился в том, что Альберт может ночью пожаловать на погост. На что я ответил ему, что зачем же танцевать то, во что ты не веришь. Ответ был короткий: деньги. Но это не моя позиция.

В зависимости от постановки я создаю определенное настроение. Я даже стригусь по-разному, в зависимости от того, какой длины волосы нужны в том или ином спектакле и, конечно же, тщательно подхожу к аксессуарам.

Например, в «Баядерке» меня отговаривали прокалывать нос и вдевать в него кольцо, а на лицо лепить мушку. Эти мелочи не видны зрителю, но они важны для настроения и попытки перенестись в XVIII век, поэтому я настоял на том, чтобы все было так, как надо.

Камзол принца в «Спящей Красавице» был сшит для меня по эскизам, разработанным на основе костюма Людовика XIV. Так вот, на нем было нашито бриллиантов на сумму 14 000 ливров. Но это не блажь, оно того стоило.

Я предстал на сцене как настоящий принц из сказки, мой костюм просто горел, и зритель это оценил, стоя аплодируя при моем появлении. Нужно быть первоклассным во всем, в том числе и в нарядах, потому что фуфло видно сразу.

Вы говорите о себе так уверенно… Никогда в себе не сомневались?

Я всегда знал, что должен быть первым. И все знали, что этот мальчик дойдет туда, куда стремится, и я не раз за спиной слышал шепот театралов, что в Большой пришла новая балетная звезда. Даже будучи в кордебалете, я все равно чувствовал себя первым. Помню, когда в свой первый сезон работы в Большом я стоял среди рабов в «Спартаке», у меня было ощущение, что все зрители смотрят только на меня. Еще с детства во мне присутствовало ощущение превосходства, словно я должен был стать первым.

Моя няня всегда читала мне не сказки, как всем детям, а вполне взрослые книжки.

В шесть лет я уже знал, кто такой Дзеффирелли, тогда как все мои сверстники были уверены, что это название какого-то страшного заболевания (смеется). В этом же возрасте я уже был знаком и мог вполне внятно пересказывать все трагедии и комедии Шекспира и знал причины, подвигнувшие Анну Каренину броситься под колеса поезда.

И что, не приходилось прикладывать никаких усилий? Все шло как по маслу?

Я трудился до седьмого пота. Я понимал, для чего я поступил в училище. К тому же всегда помнил наказ своей матери Ламары Николаевны Цискаридзе: «Сынок, будь или первым, или никаким». Именно благодаря ей, возможно, я и стал кем стал. Мама в течение полугода усердно занималась со мной по всем дисциплинам, делала со мной все уроки, по сути, училась вместе со мной. Мама, видя мою страсть к танцам, однажды пришла к Пестову и сказала: «Мне нужен результат. Если нужно бить моего сына — бейте, но мне нужно, чтобы мой сын был не в кордебалете, а блистал в основном составе».

Я хорошо помню эти слова.

Я хотел стать первым, и сегодня я премьер лучшего театра страны. Это не бахвальство, поверьте, а просто я называю вещи своими именами.

А как еще, помимо одежды, танцовщики следят за своей внешностью?

Я делаю маникюр с 12 лет. Меня научили стричь ногти постоянно, и моя мама всегда за этим тщательно следила. Я не пользуюсь услугами косметических салонов и сам делаю себе маникюр.

Николай, раньше вы называли себя «стальной кнопкой». А с годами сантименты берут свое?

Нет, я и сейчас такой же. В жизни я гораздо сентиментальнее, нежели в работе. На работе я запираю наглухо свои чувства и эмоции, потому что знаю, что нельзя распахиваться, иначе замордуют тут же. Это производство. Когда я выхожу из театра, мне сразу же становится хорошо. Здесь я артист, а на улице я человек. Я даже со своими коллегами на улице буду другим, нежели в театре.

Здесь есть субординация, положение, есть многие вещи, которые я никогда не позволю сделать артисту кордебалета.

А вне стен театра могу. Дома или в кругу друзей могу позволить дать волю чувствам.

БАЛЕТ «ЖИЗЕЛЬ»

 «Театральная»

Театральная пл., 1

Большой театр

18 мая, 20 мая

2000

19:00