Вспоминая Александра Демьяненко
Актер скончался 22 августа 1999 года в Санкт-Петербурге. Похоронен на Серафимовском кладбище северной столицы. Рядом с его могилой похоронена жена — режиссер дубляжа Людмила Демьяненко. Это была уникальная пара, смотреть на них было одно удовольствие. Казалось, совсем недавно мы с Людмилой Акимовной сидели в их уютной квартирке на улице Маяковского…
Людмила ДЕМЬЯНЕНКО: МЫ С НИМ НИ РАЗУ НЕ ПОССОРИЛИСЬ
- Людмила Акимовна, в чем секрет счастливого супружества?
- Может быть, действительно, нашли себя две половинки одного целого? Как выяснилось, наши пути пересеклись задолго до знакомства. В то время я еще работала артисткой, и мы были с водевилем на гастролях в Калининграде. В то самое время, Саша снимался там в фильме «Мир входящему». И так совпало, что 30 мая, в его день рождения, меня с охапкой сирени после спектакля привезли на легковой машине в гостинцу. И вот я иду по коридору, ко мне подходит покойный Авдюшко и говорит: «Ой, Людочка, знаете, а у нашего артиста сегодня день рождения, вы не поделитесь цветами?» Я говорю: да ради Бога, и отдала ему половину этой сирени. Лет через десять, когда мы это все прокручивали, Саша сказал: «Слушай, а я помню, действительно у меня же весь номер был в сирени, я еще подумал, где это ребята наломали?»
И второй случай в той же гостинице. Там были широкие подоконники. Мы с одной артисткой лежали брюхом на подоконнике и смотрели по сторонам. Вдруг слышим какие-то голоса снизу, мы естественно - головки вниз. А там, как потом выяснилось, Александр Сергеевич с приятелем тоже расположились на подоконнике и смотрели вверх, на нас, девчонок. Ну, мы обменялись какими-то шуточками, прикольчиками - молоденькие были, хорошенькие, чего бы не пококетничать? В это время к нам в номер вошел наш режиссер, увидел эту картину сразу понял что к чему, подошел и со всего размаха влепил мне по заду. Я тогда только что вышла замуж и он меня блюл.
- А с чего начался ваш роман?
Мы близко познакомились на озвучании очень хорошей французской картины «Трое на снегу». Конечно, я знала его до этого как актера, удивлялась тому, как он прекрасно работал на озвучании, но отношения у нас оставались чисто служебные. Я лишь обратила внимание на то, что он ко мне очень внимателен, я бы даже сказала был ласков со мной, хотя, казалось бы, ничего сверх положенного. И потом, когда уже наш роман состоялся, когда мы стали жить семьей и до последних дней он всегда был очень ласковым человеком. Многие считали его замкнутым, неразговорчивым - наверное, все это присутствовало в его характере, но со мной и вообще дома он был, конечно, другим. Не знаю, как это было у него в первом браке, мы и никогда не говорили об этом, но у меня с ним было так.
- Александр Сергеевич был женат, когда начал ухаживать за вами?
- Да, а я была женщиной свободной. Если бы я не была разведена, то ничего бы у нас, конечно, не получилось. Двое семейных людей, оба более-менее совестливые... А так как хотя бы одна - моя - половинка была свободна, то у нас и завязалось. Помню, мы заканчивали дубляж, уже была последняя смена, я стояла, курила. Он вышел и говорит: «Людмила Акимовна, я хочу вам сделать маленький подарочек». И подарил мне очень изящный набор шоколадок, на каждой было написано «Тоблер» - имя персонажа, которого он дублировал. Когда я увидела это имя, я была очень удивлена и растрогана. Я его спрашивала, где он их нашел, но он мне так и не сказал.
- Я чувствовала, что он ко мне расположен, но поскольку понимала, что человек женат, то никаких иллюзий не питала, никаких планов в отношении него не строила. Да, он мне нравился, хотя сказать, что это была такая пылкая любовь, рожденная стрелой Амура - не могу. Нам же уже было не по семнадцать лет, мне исполнилось тридцать пять, ему - тридцать семь.
- Когда вы поняли серьезность его намерений в отношении вас?
- Вы знаете, он никогда не бывал у меня дома. Раза два подвозил, причем мы даже не подъезжали к парадной, потому что окна моей квартиры выходили на эту сторону. А у меня дочка, и я понимала, что если она его увидит, то, конечно, сразу узнает и пойдут какие-то вопросы. Я не хотела этого. Но он узнал номер квартиры, что, в общем-то, было несложно, и однажды появился на пороге. Приехал в неурочное время где-то во втором часу ночи. У меня как раз была в гостях приятельница, Леночка Ставрогина, которая тоже работает на дубляже. Мы с ней сидели, трепались, она с сыном приехала ко мне с ночевкой. Он вошел, поздоровался и сказал: «Я к вам пришел навеки поселиться». Мы посмеялись. Я не стала спрашивать, почему он так поздно. Поняла, что они были компанией, может быть, в ресторане, потому что настроение у него было довольно-таки заводное. А через неделю он мне сказал: «Я сегодня домой не пойду». Я говорю: как так может быть? Он говорит: « А я сказал жене, что люблю другую женщину». Мы сблизились осенью 75-го, а вскоре после Нового года он пришел ко мне с маленьким чемоданчиком. И мы стали жить семьей.
- У вас была уже довольно взрослая дочь от первого брака. Как она отнеслась к его появлению в доме?
- Да, девочке было тринадцать лет. Вы знаете она приняла его сразу. Ну во-первых он был ей симпатичен как актер. Потом, он себя очень правильно вел, он не давил, не влезал в ее дела, разрешал ей все. Как-то она принесла курточку, которую хотела купить, в те времена с одеждой было неважно. Я уж не помню, то ли мне курточка не понравилась, то ли у нее что-то было аналогичное, но я сказала: «Лика, зачем тебе это нужна?» Она сразу вспыхнула, выскочила из комнаты - ну знаете, эту молодежь? Саша меня толкает: «Тебе что, жалко ребенку курточку купить? Ну, возьмем мы эту курточку». Он никогда к ней не подлизывался, как бывает, когда новый муж мамы старается наладить контакт с ребенком: тю-тю, му-му - вот этого ничего не было.
- Мы все были очень дружные, но и - свободные. Мы жили, и нам было, честно говоря, так хорошо, что мы даже не думали о том, чтобы оформить наши отношения. Ну поставим мы штамп, ну, не поставим мы штамп - все равно. Почему-то вопрос этот у нас не возникал. Не знаю, что по этому поводу думал Саша, понял ли он, что это на всю жизнь, как он сказал во время первого своего визита ко мне, но мне даже не приходило в голову, что он мой навсегда, что это как-то надо закрепить. А кроме того я знала, что развестись с женой ему было очень сложно с моральной точки зрения.
- Почему? Ведь у них не было детей?
- Ну, если бы у Саши были дети, то, мне кажется, вообще ни о каком его уходе из семьи не могло бы быть и речи. Как бы там я ему ни нравилась, как бы он ни любил, я думаю, что этого бы не произошло. Ну, может быть, он позволил бы себе легкий роман, но ничего серьезного бы не было. Его супруга не работала, и он чувствовал ответственность и помогал ей довольно долго. Официально он развелся через несколько лет.
Я думаю, что самым страшным для него был даже не факт развода, а поход в суд - это было чем-то, ну, совершенно катастрофическим. И все это довольно долго откладывалось, пока Лена Драпеко, наша подружка, не сказала: «Все, Саша, хватит, значит так: завтра в 10 утра мы с тобой едем в суд». Он: «Как в суд? Ну, едем». Он естественно не упирался, ему не хотелось только никому объяснять, зачем да почему. Он спросил «А какую я должен написать причину?» Я говорю, а как ты считаешь, какая причина? Он говорит: «Так у меня же другая семья». Я говорю: «Так и напиши». Он так и написал в заявлении, что у него с 1975 года другая семья. Накануне я ему сказала: « Саша, по-моему, ты не пойдешь в суд». Он говорит: « Нет-нет, что ты, за меня уже половину дела сделали. Пойду.» Лена за ним заехала, и они поехали в суд. Она написала за него заявление, буквально за руку привела его к судье. Ну и они как люди взрослые, интеллигентные, разошлись.
- Вы долго жили, не регистрируя своих отношений, неужели вас не раздражали пересуды за спиной?
- Наверное, это было, хотя мне в лицо никто не высказывал. Ну а я же видела, с кем живу. Я ему абсолютно доверяла. Если бы я его каждый день толкала: «Иди разведись, иди, разведись», может быть он бы и сбежал, не знаю. Окружающие нас считали мужем и женой. Правда, мы никогда до заключения брака - ни я, ни Саша - при знакомстве не называли себя супругами. Казалось бы, к штампу в паспорте относились несерьезно, но тем не менее. Я, представляя его, говорила: «Это мой Саша», он говорил: «Это моя Люда». И только после регистрации, он сказал: «Познакомьтесь, это моя жена».
- Расскажите о свадьбе: что вы чувствовали в этот волнующий момент, в каком настроении был Александр Сергеевич?
- Помню, как во время регистрации мы стояли с ним вдвоем на коврике. Я немножко, как говорится, прятала улыбку в усы. А Сашу эта процедура раздражала, он стоял с таким видом, что поскорее бы это кончилось. Свадьбу мы устроили для друзей в ресторане на улице Тамбасова, неподалеку от того места, где мы тогда жили. Было довольно много народу, даже из Москвы друзья приехали. Я помню, что с первой минуты до последней все было очень хорошо, все много танцевали. Мы уже не были молоды, но мы еще не были и стары. То есть, мы были, как я сейчас вспоминаю, в очень хорошем возрасте.
Самое интересное, что мы зарегистрировались 4 июля, в день независимости США, но вспомнили о дне свадьбы только на четвертую годовщину. Сидим, я говорю: «Саша, слушай, а мы же с тобой поженились в этот день». То есть, для нас день регистрации не стал днем отсчета в наших отношениях. Мы считали, что мы вместе с осени 1975 года. И даже не с того времени, когда он стал жить у меня в доме, а с той первой, самой памятной встречи. Я даже не верю, что прошло двадцать пять лет, мне кажется, что мы встретились только вчера.
- Расскажите, каким он был в жизни?
- Он не из тех, кто расталкивает локтями. Помните «Приключения Шурика»? Фильм начинается с того, что все сели в автобус, а он остался на тротуаре. Это случалось с ним постоянно. Ну, хорошо, в автобусе, он, толкаться, конечно, не будет. Но даже в метро прежде, чем сделать шаг вперед он оглядывался назад и всех пропускал. Я вошла, поворачиваюсь - Саши нет. Я ему говорю: «Саша, ну ты же стоял первый.» «Ну, что же я их толкать буду?» И так и прожил жизнь - никого не толкая, никуда не напрашиваясь. Позвонили, пригласили - хорошо. Нет - ну и нет. Скажет только: «По-моему уже забыли, что я и живой-то есть».
Говорят, для того, чтобы человека лучше узнать, надо понять, что он любит и чего он боится. Чего он боялся? Он боялся высоты, хотя когда надо было, лазал, но боялся. Он боялся зубного врача, а так как зубы были неважные, естественно часто ходил к ним. Он боялся змей, даже по телевизору не мог смотреть на них. Он боялся, что может наступить такой момент, когда в доме не будет денег. Его волновали не сами деньги, нет, а чтобы семья могла нормально существовать. Поэтому когда у него не было какого-то задела в работе, он начинал паниковать. Потом работа появлялась, и он опять входил в норму.
Александр Сергеевич делал что-то по дому? Мог вбить гвоздь в стену?
Как мужчине ему приходилось иногда что-то в доме делать, хотя он совершенно этого не выносил. И я это знала. Как только он брал молоток, он уже ненавидел его до такой степени, что гвоздь, естественно, шел криво, косо. Он его остервенело забивал в стенку. Иногда, все перепортив, рассуждал сам с собой: «Почему я должен это делать? Каждый должен делать то, что умеет. У меня другая профессия» Я выслушивала всю эту тираду и говорила: «Сашенька, конечно, ты не должен это делать. Давай позовем мастера» « Давай, позовем мастера, но почему, черт побери, я не могу вбить этот гвоздь!»
Его, конечно, унижало то, что он не такой рукастый, как его приятели. Он от этого немножечко страдал и все-таки пытался что-то делать. Совершенно не выносил в доме остановившихся часов, неработающих приборов. Мог с этими часами подолгу возиться, ремонтировать. Я говорила: «Саша, давай их выбросим». Он говорил: «Да, пожалуй, но почему они не ходят?» То есть, он считал, что вся техника должна работать. Любил, чтобы в доме было много света, и у нас много разных бра, светильников.
Очень ценил домашний уют, чистоту. И я такая же, не могу читать и видеть, что у меня грязный пол. Мыл посуду. Любил пылесосить. Только последние два месяца я ему категорически запретила подходить к пылесосу. Вообще, у нас не было никаких счетов - это ты должен делать, это я. В последнее время я много работала, хотя зарабатывала, естественно, меньше его. Приходила домой в десять вечера и ужин уже стоял на столе. Он умел готовить и был счастлив, когда мне это нравилось.
- Как он относился к тому, что вы работаете?
- Хорошо. Ему это нравилась. Во-первых, он всегда любил дубляж. И потом, его интересовало, как я работаю, что делаю, о чем думаю, ему нравилось, что я приходила домой с хорошим настроением. Разве лучше, если бы я сидела дома да канючила? Конечно, иногда он скучал. Когда я приходила с работы, в шутку жаловался: «Ну вот я третий день с Симой сижу заброшен.» Иногда говорил: «Слушай, ты в конце концов можешь им сказать, что тебе нужны две недели, чтобы мы куда-нибудь съездили?» Потому что наступил момент, что не из-за него, а из-за меня было не выехать. Он-то мог спланировать работу, у него был вес, под него подстраивались другие. А я - в производстве, я не могу выскочить.
- Он ощущал себя звездой?
- Нет. Он говорил, что у нас вообще нет звезд. И вообще, что значит звезда? Сегодня сыграл хорошо эту роль - ты звезда, а завтра то же самое сыграл плохо - и все, ты не звезда. Это все относительно. Знаете, почему он плохо переносил популярность? Он ведь был очень умным человеком и не мог воспринимать это всерьез. Тем более, он знал, что это, как бы, за прошлые заслуги. «Если бы я сейчас все это играл, тогда ладно, Бог с ним, пусть бы они за мной бегали»,- говорил он. Он не мог купаться в лучах славы. Он был слишком умен для этого.
- Какие у него были гастрономические пристрастия?
Как и все мужчины, он любил хорошее мясо, шейку, шашлык. Потом, к сожалению, ему пришлось отказаться от этого. Не любил фрукты, был равнодушен к овощам. Любил мороженое, сметану, компот. В еде ему больше нравился закусочный вариант. То есть, он любил когда на столе всего было понемножечку. Не то, что там много мяса или картошки жареной, а чтобы было разнообразие.
- Он много курил? Мог хорошо выпить?
- Я думаю, он средне курил. Потому что я сама сейчас курю гораздо больше. В свое время выпивал прилично - здоровье позволяло. Но не во время работы и не за рулем. Никогда утром не мог выпить сто грамм, если знал, что в девять вечера сядет за руль. В праздники, а дом наш, как вы знаете, был гостеприимный, он умел и красиво выпить и поговорить. Больше всего любил виски. В обычном состоянии Саша любил больше слушать. У него приятели разговорчивые, он их с удовольствием всегда слушал. Говорил: «Люблю с ними ездить в поездки, они разговаривают, я их слушаю.» А когда выпивал, становился конечно более разговорчивым, раскрепощался. Ну а в последние годы это уже было все ограничено, только по серьезным поводам.
- Когда он снимался в «Клубничке», вы жили подолгу в разных городах, это создавало какие-то неудобства?
- Сначала он жил в гостинице, потом студия ему сняла квартиру. Я приезжала на два дня, и находила ее всегда в абсолютной чистоте, с набитым холодильником и приготовленным обедом. Это меня просто потрясало. Мог ведь после работы просто пойти в кафе – нет, он даже там старался создать домашний уют.
- Его ведь приглашали переехать в Москву?
- Были такие разговоры, но он это сразу отметал. Нет, говорил, у меня тут дача... Он не тосковал по Москве. Единственное, о чем он жалел, это о том, что в свое время покинул театр, соблазнившись кино. Правда, кино принесло ему известность. Но в последнее время ему гораздо большее удовольствие доставляла работа в театре. И он жалел, что раньше не вернулся в театр. А не вернулся раньше, потому что никто не позвал. Как только позвали, он пошел. Пошел с большим страхом, он очень боялся театра, но, когда понял, что может играть, то страх сразу прошел.
- Он был по-мужски элегантен...
- Не могу сказать, что он любил красиво одеваться. Нет. Рубашку менял не каждый день, носил два дня. Но как-то очень аккуратно, у него никогда не пачкались манжеты, как у некоторых мужчин. Любил красивые галстуки. Он, вообще, такой... костюмный: костюм, рубашка, галстук... У актеров, я считаю, вообще должно быть с одеждой хорошо. Он не любил все время ходить в одной и той же одежде. Любил разнообразие, сегодня в одном пиджаке, завтра в другом. Когда уставал или плохо себя чувствовал, то одевался особенно тщательно. И ему это как-то помогало. У него был хороший одеколон, дорогой парфюм.
Саша любил делать покупки. Причем с легкостью мог совершить крупную покупку, но иногда жадничал для себя в мелочах. Если носки, например, за сорок и за двадцать, то он обязательно купит за двадцать. Хотя потом их не надевал, а носил две-три пары хороших, которые я ему покупала.
- Актерская жизнь сопряжена с частыми разъездами. В разлуке он никогда не давал вам повода для ревности?
- Никогда. Я была абсолютно в нем уверена. Если бы мне кто-то что-то сказал, я бы даже не поверила. Он всегда мчался домой самыми быстрыми видами транспорта. Он вообще любил дом, потому что это была такая своего рода ниша, раковинка, которая, как бы, ограждала его от внешнего мира, от всяких связей, контактов. Тут его книжки, тут его диван, тут я, там кот. Он знал, что сюда, в эти стены никто не может без его разрешения войти. Он, конечно, в каком-то смысле был неконтактен.
- Это - следствие каких-то комплексов?
- Нет. Просто он был так воспитан. И тут, я думаю, мама в первую очередь повлияла. Она развелась с отцом, запрещала им встречаться, но он все равно бегал к нему. Отца он очень любил, часто звонил ему из дома и даже из больницы.
- У Александра Сергеевича не было своих детей. Если не секрет, почему?
- Я думала над этим. Не знаю, хотел ли он детей в первом браке. По слухам, там не хотела жена. Когда мы встретились, я еще могла ему родить ребенка и теперь, жалею, что не сделала этого. Но поскольку мы долго жили просто в любви и согласии, не более того, то я не хотела сразу накладывать на него какие-то обязательства. Саша бы, конечно, сразу сказал: «Ну, тогда пошли регистрироваться». И получилось бы, что я на него давлю.
Это первое, а потом у меня уже была взрослая дочь, и я понимала, что она года через три может выйти замуж. И я со своим маленьким ребенком на руках могу стать бабушкой. Может быть, я тут немножко эгоистично поступила, но с другой стороны я никогда не чувствовала в Саше какой-то тоски от того, что у него нет детей - этого не было напрочь. Хотя, когда мы гостили в каких-то домах и там были маленькие дети, то он очень нежно к ним относился. Дети более старшего возраста его немножко раздражали, потому что они к нему все время даже на улице приставали с Шуриком. Этот хвост за ним так и тянулся.
Я не могу сказать, что у него был комплекс по этому поводу. Я иногда всматривалась - как он? Все нормально, спокойно. Всегда с детьми был очень вежлив, предупредителен. И если слышал, какую-то историю о том, что кто-то бросил ребенка или плохо себя ведет по отношению к детям, он всегда говорил: скотина! Я думаю, он себе внушил, что ему не надо иметь детей, что ничего хорошего из этого не получится. Так, по-моему, сказала ему первая супруга. Он боялся завести детей, а потом расстаться, как расстались его родители. И действительно, они же с первой супругой разошлись. Хотя, я уверена, что если бы у него был свой ребенок, то он бы не ушел.
- Ваши отношения как-то трансформировались с годами?
- Вы знаете, почти нет. Хотите верьте, хотите нет, но все друзья знают, что мы ни разу не поссорились. Ни разу! Может быть, это даже плохо. Иногда, бывает, что нужно что-то сказать, но, думаешь, вот я сейчас скажу, а он обидится. Чтобы ругаться, оскорблять друг друга - об этом даже речи не могло быть. Если бы я сказала что-нибудь такое - дурак или заткнись - мне кажется, он сразу бы встал, вышел и больше бы никогда не пришел. Он не позволял, чтобы с ним так разговаривали. И сам никогда себя так не вел.
Однажды, в первые годы нашей жизни, я, видимо, более горячо нежели обычно к нему обратилась. И он вдруг сказал: «Я тебя что, раздражаю?» Я говорю: «Да, что ты?» Я поняла, что он это воспринимает так. А если люди друг друга раздражают, значит им не надо быть вместе. Я тоже иногда спрашивала: «Саша, я тебя никогда не раздражаю?» Он говорил: « Никогда». А я ведь, бывало, тоже приду с работы, чего-то бухчу про какие-то дела, и он всегда смотрит и слушает с удовольствием. В последние годы, правда, он немножко стал уходить в себя. Я говорю, говорю, говорю, и вдруг понимаю, что он меня совершенно не слушает. Что он вроде бы тут, но его нет, он далеко, думает о чем-то своем. Я скажу: «Саша, я знаю, что ты меня не слушал, давай все сначала.» Он: «Да, давай». И я ему опять все заново рассказываю. Но никогда не обижалась на него за то, что он не слушал. Ему было важно, что я тут сижу, говорю, он слышит звук моего голоса, и ему хорошо.
Он стал прислушиваться к себе года три назад, когда начались болезни. На съемках сериала «Клубничка» в Москве у него произошло отслоение сетчатки. Вначале половинка, а потом весь правый глаз перестал видеть. Его, конечно, очень удручало, что он плохо видит, и когда едет на машине у него нет правого обзора. Хотя все равно ездил, но уже старался не ездить в темное время. Ну а дорогу из театра до дома он знал наизусть. Он приезжал из Москвы домой каждый выходной и я, если могла, приезжала к нему в Москву, чтобы ему не мотаться.
В Москве ему сделали операцию на глазу. Это был первый в его жизни наркоз и он довольно тяжело его перенес. Мне кажется, его как-то это подкосило, проявились какие-то скрытые болячки, о которых ни он, ни я не знали. Начались боли. Думали, что сердце, потом сказали, что это язва. Мы решили не спешить с операцией и залечить язву. И когда он уже последний раз лежал в больнице, ему давали препараты с учетом того, чтобы не открылась язва. А потом выяснилось, что у него не было никакой язвы, что все-таки сердце.
- Вы догадывались, что он серьезно болен?
- Нет. И я не догадывалась, и он не догадывался, что дело до такой степени плохо. У него не было ни одного инфаркта, только стенокардия. И он говорил: «Ну и что, стенокардия? У всего мира стенокардия». Выгнать его к врачу - было самое сложное. Он говорил: « Я схожу и они опять мне пропишут то или это». Последнее время мы очень строго, аккуратно, по часам принимали все лекарства. Только теперь я понимаю, какой большой силой воли он обладал. Может быть, он не хотел мне показывать, но он ни на что не жаловался. И продолжал как ни в чем не бывало работать. Пока не случился первый инфаркт. Следом за ним второй....
Первый инфаркт у него случился , когда он лежал в больнице имени Ленина. Потом мы его перевезли в 122-ю, поближе к клинике, где ему должны были делать операцию, она была назначена на первое сентября. В больнице врач-реаниматолог на ходу сказала мне: «Вы знаете, у него второй инфаркт, а это уже совсем другой инфаркт». Я подумала, что он легче, чем первый. Ей нужно было мне объяснить, что это такое. Я ему говорю: «Саша, у тебя второй инфаркт» Он говорит: « Слушай, о чем ты говоришь, какой второй инфаркт?» Он и первый-то инфаркт не признал, говорил всем, что у него язва. Строил планы. В театре начали репетировать новую пьесу, он уже текст почитывал. Перед шунтированием предполагалось сделать кардиографию. Врачи мне потом рассказали, что он их спрашивал: «Ну, а после кардиографии я смогу в Израиль поехать?» Кажется, вместе со Светиным у них намечалась поездка за границу. Мы, говорят, на него так посмотрели, неужели он не понимает, насколько все серьезно.
Вообще, Саша вел себя так, что вот он сейчас немножечко поболеет, а потом будет дальше работать. То есть, никаких мыслей о смерти не было в голове ни у него, ни у меня. Меня, единственное, волновало, что он плохо переносит наркоз, поэтому я переживала за то, как его после операции будут выхаживать. Но то, что он не доживет до операции - это мне даже в голову не приходило.
- Расскажите о вашей последней встрече?
- Я была у него накануне, в субботу. Мы посидели с ним на балкончике, поговорили. Если бы мне объяснили, что у него тяжелое состояние, я бы не уходила. Но он же не лежал под трубочками, у него был нормальный режим. Он вставал, принимал душ, брился, провожал посетителей... Я просидела у него довольно долго. Он сказал: «Ну, что ты сидишь? Что я в самом деле, беспомощный, что ли? Поезжай, там Симочка дома один». Это его любимый кот. Он проводил меня до лифта - и все. В одиннадцать часов он мне позвонил. Я говорю: «Саша, завтра воскресенье, я к тебе пораньше приеду». Он со смешком говорит: «Ну, хорошо, приезжай». А в шесть утра он нажал кнопку вызова врача. Была только дежурная бригада. Они начали делать реанимацию, до половины десятого пытались его спасти, но начался отек легкого.
Я потом спрашивала у врачей, можно ли было как-то это предотвратить? Да, говорят, если бы года три назад сделать операцию шунтирования, тогда, наверное, его можно было бы спасти. Но тогда о сердце речь вообще не шла. Он же все-таки время от времени обследовался, ему делали кардиограмму, и вроде бы все было в норме. Это уже потом врачи сказали, что ему нужна была обширнейшая операция. А поскольку это случилось летом, была пора отпусков и все кардиологические клиники города были закрыты. Кардиохирурга можно было найти, но не было операционной, оборудования. Потом я узнала, что врачи даже звонили в другие регионы, искали место, куда бы его положить, но, к сожалению, не нашли...
Когда мне сказали, что у него отек легкого, я подумала, что ничего страшного, какой-нибудь массаж сделают и все. Я человек в медицинском отношении безграмотный и не понимала, что отек легкого - это практически конец. Естественно, я сразу понеслась к нему. Когда начался приступ, ему сделали укол, лишили сознания. Он всегда мечтал так умереть, говорил: «Надо же как хорошо - заснул и не знает, что умер». Так и получилось.
Анжелика НЕВОЛИНА: Я ДО СИХ ПОР НЕ ВЕРЮ, ЧТО ДЯДЯ САША УМЕР
Анжелика Неволина снималась в фильмах «Собачье сердце», «Парад планет», «Виктория», «Про уродов и людей» и других. Она одна из ведущих актрис санкт-петербургского Малого Драматического театра Льва Додина. Но, сидя в ее театральной гримерке, мы говорили не о кино и театре, а вспоминали ее отчима - замечательного артиста Александра Демьяненко.
- Лика, как Александр Демьяненко относился к вашим театральным работам?
- Хорошо. Он ходил в Малый Драматический театр практически на все премьеры. Естественно, были спектакли, которые ему нравились больше, другие - меньше, но он смотрел все.
- Он ведь и сам до последнего времени играл на сцене?
- Да, он играл в театре «Приют комедиантов». У него было там два замечательные спектакля.
- Кроме этого он снимался в популярном телесериале «Колубничка», в других телепередачах. Было ощущение, что он переживает творческий подъем, и от этого его смерть стала еще более неожиданной?
- Да. Он умер-то всего в 62 года. В принципе, конечно, ему надо было делать коронарное шунтирование года за два до этого. Но ни о какой операции на сердце он даже слышать не хотел. Его коллеги-актеры, и Равикович, и Светин, благополучно перенесли такую операцию, они объясняли ему, уговаривали, но он категорически отказывался, просто ни в какую. Миша Светин до сих пор себя корит за то, что не смог уговорить его сделать ее вовремя.
Инфарктов у него не было, но у него была стенокардия, и он все время принимал нитросорбит. Постепенно все это накапливалось, накапливалось, и прошлым летом ему вдруг стало плохо. Еще и лето было ужасно жаркое. В конце концов он все-таки согласился на операцию. В американском медицинском центре сказали: давайте, мы выйдем из отпуска, и с новыми силами его прооперируем. Мы были так рады, что он лежит в больнице, я говорила: « Мама, это же не то, что на даче человек, где случись что - и все. Тут и реанимация, и врачи» Операция была назначена на первое сентября, а 22-го августа дядя Саша умер. Причем он перенес один за другим несколько инфарктов именно в тот последний месяц, когда лежал в больнице, в ожидании операции.
- Неужели медицина была бессильна ему помочь?
- Весь ужас-то был в том, что на два месяца вся кардиохирургия Санкт-Петербурга по приказу руководства была отпущена в отпуск. И оперировать его было невозможно. Оставались одни реаниматологи, но они его не спасли. Позже врачи рассказали, что дня за три до его смерти они звонили чуть ли не в Армению и Грузию, чтобы его там прооперировали. Чудовищная ситуация. Ведь если бы была операционная, были врачи, они смогли бы рискнуть и взять его на стол на то же самое шунтирование. То есть, конечно, я не говорю, что его бы спасли. Знаете, когда сделали вскрытие, мама пошла на это, чтобы выяснить из-за чего все случилось, врачи сказали, что даже не представляют себе, как он жил с таким сердцем. Они нашли там сплошные зарубцованные инфаркты, о которых никто, даже сам дядя Саша не знал. Он рассыпался, как снежный ком, просто в считанные дни. Это ужасно.
- Как Людмила Акимовна перенесла такой удар?
- Ужасно. Конечно, она очень сильный человек, в обмороках не валяется… Если честно, я как-то до сих пор не верю в то, что он умер. Потому что во-первых привыкла к тому, что он часто уезжал - такая профессия. На гастроли, на съемки, еще куда-то. В принципе, мне до сих пор кажется что он куда-то уехал, и я ничего с собой сделать не могу.
- Ваша мама работала ассистентом режиссера на «Ленфильме», где она и познакомилась с Демьяненко, а чем занимался ваш отец?
- Папа моряк загранплавания. У него другая семья, двое детей, недавно я была у них в гостях на пятидесятилетии его жены. Когда мама с папой развелась, мне было одиннадцать лет. А дядя Саша появился, когда мне было лет 13.
- Вы быстро нашли общий язык с отчимом?
- Ой, нет. Это был очень сложный процесс сближения. Во-первых, дядя Саша очень интеллигентный человек, он в чужие дела вообще не лез. Во- вторых, когда я была маленькой, он очень много работал, дома бывал редко, и меня не трогал. А в 18 лет я вышла замуж и ушла от них. Естественно, мы часто виделись, но он никогда мне не докучал воспитательными мерами. Иногда только мог что-то ненавязчиво посоветовать. Был момент, когда я отвернулась от своего родного отца, и дядя Саша мне сказал: «Лика, запомни на всю жизнь: это твой родной отец и ты обязана с ним общаться». Это, конечно, для меня было очень ценно, и я запомнила его совет на всю жизнь.
Мне кажется, что до тех пор, пока я не окончила театральное институт он воспринимал меня как обыкновенную девчонку. А потом посмотрел меня в дипломном спектакле, и я ему резко понравилась как актриса. И как ни странно с этого именно момента у нас завязались дружеские отношения.
- Значит, ваша дружба возникла на профессиональной почве?
- Наверное, хотя в свое время они меня не пускали в театральный институт. Не то, чтобы не пускали, но отговаривали просто категорически - и мама, и дядя Саша. Помню, я прошла второй тур, прихожу домой вся счастливая. Дома сидит компания, все актеры. Я говорю: «Поздравьте меня, я прошла второй тур!» Саша говорит: «Самой страшное будет, если ты пройдешь и третий» Я обиделась, конечно, и говорю: «Мама, дай три рубля, я пошла в бар». Оставила их и ушла, вся оскорбленная. Но теперь я их понимаю. Странный фокус: спросите любого актера, и он вам скажет, что обожает свою профессию, любит ей заниматься, но своих детей при этом никто не хочет пускать в театр.
- Интересно, как Александр Сергеевич относился к своей популярности?
- В молодости, его очень все это раздражало. Он злился, мог огрызнуться на какую-то грубость или пошлую шутку. А в последнее время уже как-то смирился и с Шуриком. Я ему все время говорила: «Дядя Саша, грех вообще обижаться, мало кому так повезло в жизни, как вам». Его все уважали, а дети-то просто обожали, такие восторги были. У нас в одном спектакле заняты дети. И они, не зная, что дядя Саша мой отчим, могли подойти и начать мне рассказывать про Шурика, какой он замечательный, про то, что у них дома есть кассеты «Кавказская пленница», «Операция Ы». Я приходила домой и говорила: «Дядя Саша, даже дети от вас в совершенном восторге».
- Действительно, ведь очкарик-интеллигент из комедий Леонида Гайдая - самая звездная его роль?
- Да. Но она ему очень многое испортила. Его долго после этого не снимали, потому что в советское время считалось, что Шурик не может играть ни в каких серьезных ролях. И он очень переживал по этому поводу. А под конец, снимаясь в «Клубничке», как-то воспрял духом, у него были замечательные отношения с режиссером, он очень был доволен этой работой. Единственная трудность была в том, что он практически год жил в Москве. Мама ездила туда к нему, но в основном он жил один - ему это было непросто, однако он считал, что из-за творческих и материальных соображений не может отказаться от этой работы.
- Он, наверное, неплохо зарабатывал?
- Дядя Саша очень много работал, не отказывался ни от каких концертов. Но при этом никогда не запрашивал больших денег. То есть, предложат большой гонорар - хорошо, предложат меньше - он все равно работал, потому что понимал, что надо содержать семью. В этом смысле он был настоящий мужчина. Буквально перед смертью куда-то опять поехал. Я говорю: «Мама, зачем? Пусть он откажется, мы же не голодаем...» Нет, все равно едет, на поезде или на самолете, к черту на кулички.. Я и сама такая (смеется), тоже редко отказываюсь от работы. Может я этому от него научилась.
- Чему он еще вас научил в жизни?
- Во-первых, он был глубоко интеллигентный человек, и в семье отношения всегда были очень культурными. Конечно, в этом смысле мне очень повезло. У мамы с Сашей никогда не было никаких ссор. В этом смысле они, конечно, уникальная пара, и все про это говорили. Не знаю, что это было - любовь сумасшедшая или культура? У каждого был неудачный брак за плечами. И когда они встретились, они как-то так вцепились друг в друга. Все время поддерживали, называли друг друга ласковыми словами, смотреть на них было просто одно удовольствие. За все годы я не могу вспомнить ни одной ссоры. Атмосфера в семье была просто прекрасная. Хотя в последнее время мы с мужем жили отдельно, но очень часто приходили к ним в гости, и очень любили бывать у них. Любили их и их друзей. И мои друзья тоже их любили, все звали его дядя Саша.
- А вы, Лика, как к нему обращались?
- Сначала, как только он появился у нас, я звала его Александр Сергеевич. Потом дядя Саша. А в последние годы за глаза я называла его просто Сашей. У них часто собиралась компания - его друзья, мамины подруги, отмечали все дни рождения, праздники. Кстати дядя Саша ничего не делал для себя, никогда не дружил с нужными людьми. Если посмотреть, сколько у него визиток, какие люди давали ему свои телефоны, он мог позвонить куда угодно и... ничего не делал.
- У Александра Демьяненко было много друзей? Как он проводил свободное время?
- Да, у него были друзья, но их было немного, и - очень верные. В свободно время дядя Саша очень любил читать. Читал он всю свою жизнь очень много. В последнее время с огромным удовольствием слушал классическую музыку. А еще были дача, кот, машина...
- Он был заядлым автомобилистом?
- Он относился к машине как к средству передвижения и не больше. Не мечтал ни об иномарке, ни о новой модели. Для него главным было, что есть на чем доехать - и все. И это мне в нем нравилось. Когда что-то там в машине ломалось, он ехал куда-то на станцию, там ему ее чинили. Сам он ничего в этом не понимал, хотя водил очень хорошо. На даче хозяйственными делами почти не занимался.
- У Александра Демьяненко не было своих детей, он когда-нибудь высказывал сожаление по этому поводу?
- Вы знаете, никогда об этом не говорилось. Когда его не стало, я очень много думала над тем, как часто мы при жизни стараемся избегать серьезных тем. Конечно, у нас были серьезные разговоры о театре, о литературе, но в душу ему я никогда не лезла. Так что даже не знаю, как он относился к тому, что у него не было детей.
Вообще осталось море недосказанного, за что я себя кляну. Почему же, думаю, я не обняла его в больнице, не сказала: «Дядя Саша, я вас люблю»? Не знаю зачем, но мы делали вид, что все нормально, что он просто болеет. То ли, чтобы не ранить человека? Я все время боялась выдать свою тревогу, боялась, что он в моих глазах увидит, что он, в общем-то, действительно серьезно болен.