Волшебная кисть Рублева
Напрасно станете искать самый древний в Москве храм в Кремле, хотя по закону логики вполне мог он там быть: где, как не в Кремле, прародине Москвы, искать его. Спасский собор стоит под надежной охраной белокаменных стен Андроникова монастыря, что высится на левом берегу Яузы, неподалеку от Поклонных гор.
Сам монастырь — особая страница истории: основан еще в 1357 году и назван по имени своего первого игумена Андроника.
Здесь, в этих стенах, таится скромная могила великого человека, основоположника московской школы живописи Андрея Рублева. Он прожил в Андрониковом монастыре последние годы своего бытия и здесь же нашел последний приют. Только тщетно расспрашивать служителей о том, где могила живописца находится: если и неохотно расскажут, то обозначат только предположительно. Утрачено ее нахождение. Надгробный камень — память Федора Григорьевича Волкова, основателя русского драматического театра, — искать не придется: он на виду, а Рублевская могила потеряна в этих вот стенах. К счастью, остались иконы — лики святых, им написанные. Не скажешь, что, как говорится, время их пощадило — скорее иное: люди, несмотря на всевозможные перипетии жизни, несмотря на пламень и меч, все же смогли их сохранить.
И лики людей — именно что людей, написанные Андреем Рублевым, сквозь пласты времени по-прежнему смотрят на нас, поражая живым неугасающим взглядом. Взгляд их спокоен и печально задумчив. Что-то говорят они нам, и всякий видит и слышит в нем что-то свое, предназначавшееся только ему...
Еще от кисти Рублева здесь чудом сохранились остатки росписи в Спасском соборе.
Правда, их тоже не сразу увидишь: только во время службы, когда отворятся златые врата в алтаре и приоткроется как бы ужатый вид в задний покой, в служебное помещение — и вот там, возле окон, остатки работы Рублевской кисти покажутся. Закроются резные врата — и снова погрузятся пусть и поблекшие, но все же живые краски в покойный сумрак...
О самом Андрее Рублеве, просто как о некогда жившем человеке, известно удручающе мало. Представляется он неким седовласым старцем, худым от непрестанной работы в замкнутых стенах, наверное, не особенно разговорчивым — некогда ему, постоянно в размышлениях своих пребывает... Неторопливый в движениях, спокойный и знающий, чего хочет добиться в работе человек.
Много, невообразимо много воды утекло в вечной реке времени, а глаза, написанные кистью Великого мастера на деревянной доске, все смотрят на нас, словно бы вопрошают и ждут чего-то от нас...