Владимир Соловьев: Уходя на НТВ, думал 5 секунд
– Пока приятно все.– Угу, секунд пять. Я сразу знал, что хочу работать. В какой программе – уже вопрос договоренности.– Вообще, я так только выгляжу: метр семьдесят пять, девяносто с лишним, не блондин, к тому же фонтанирует идеями. На самом деле любой проект – продукт сознания творческой группы. Мы садимся, все обговариваем, доводим идею до руководства НТВ. Одну проблему мы обсуждали с Александром Герасимовым, другую – с Кириллом Набутовым, третью – непосредственно с Николаем Сенкевичем. Так оно и бывает. Есть общее направление, куда мы хотим двигаться, затем приходит конкретика.– (.) Я многих и так знал. С Леной Хангой, Михаилом Осокиным хорошие отношения. Не могу сказать, что я с кем-то очень близок. Профессионально общаюсь абсолютно со всеми. Знаком с Леонидом Парфеновым, Павлом Лобковым. Я же не участвовал в энтэвэшной драке, поэтому ко многому по-другому отношусь. Нет тяжелого исторического опыта.– Я же не жалею о том, что не играю в футбол, как Пеле, совершенно не способен выступать на сцене Большого, как…– Ну, я другого пола! Как Лиепа. У меня много иных талантов. Участвуй я в тех событиях, наверное, чтото приобрел бы. Но больше бы потерял.– А как же! Да мы не враги, мы абсолютно разные люди, которые идеально друг другу не близки. А так вообще культурно общаемся.– Давно это было. Изначально проект создавался под Сашу, но ему никак не могли найти достойного визави. Кто-то посоветовал меня. Поработали и разошлись.– Машину. Больше всего я люблю водить машину. А если серьезно, это все равно что спрашивать, кто мне дороже – папа или мама, левая рука или правая. Я вообще не делаю того, что не нравится.– Смотря для кого: мне – легко, моей команде – невыносимо. Достаточно один раз посмотреть, как шеф-редактор Гаянэ всю ночь монтирует, чтобы понять, что это за мука. Я выгляжу таким умным и искрометным во многом благодаря искусству монтажа. На самом деле и алфавит-то с трудом вспоминаю.– Я как раз в этом плане совершенно нетелевизионный. Моя бригада вообще с работы не уходит. Я же четко отправляюсь домой спать, потому что знаю, что, если не высплюсь, на площадке так могу начудить…– Для меня телевидение – любимая работа, которая диктует образ жизни. Но не будет телевидения, будет что-нибудь еще. У меня есть радио. Исчезнет то и другое, появится третье. Телевидение немного потеряет, если меня на нем не будет. Опыт многих людей показывает, что, как бы ты ни был популярен, очень скоро о тебе забудут. Так что я на свой счет иллюзий не строю. Телевидение – это Гаянэ. Таких, как я, сотни.– Да, у меня очень большая зарплата, я реально позволяю себе роскошь купить дорогую машину, потакать своим капризам, построить дом за городом, регулярно ездить за границу, воспитывать детей, помогать родным. И потом, телевидение дает возможность «торговать лицом» – вести презентации, концерты. Хотя такие вещи я часто делаю бесплатно. Не за все в этой жизни надо брать деньги.– Спортом много занимаюсь, читаю. Из последнего понравились Мураками, Сорокин – пьесы у него очень любопытные. Совсем не понравился Пелевин.– А я все время на ней сижу. Это не связано с работой на телевидении, я и толстым там работал. Просто есть продукты, которые мне противопоказаны.– На все. То есть, конечно, кроме смены пола и ориентации.