На нарах

Все вышеописанное – присказка, а сказка, как известно, впереди. Получив редакционное задание – сесть на 15 суток, – мне ничего не оставалось, как идти к знакомым сотрудникам правоохранительных органов.На практике «залететь» в КПЗ довольно просто. Можно, например, «вторую выпить близь прилавка в закуточке». Владимир Семенович Высоцкий был настоящим выразителем поступков тех, кто «сидел на нарах в Наро-Фоминске» и во всех городах необъятной нашей Родины. Потому уж что-то, а камера предварительного заключения есть в любом мало-мальски уважающем себя населенном пункте.«Так, граждане осУжденные, – с ударения на «у» начал старший сержант. – Слушай команду!» В общем, чтобы не передавать «команду» дословно, скажу суть: предлагалось раздеться до трусов… камере, мягко говоря, прохладно. И потому, стоя босиком на расколотом кафеле, невольно начинаешь выстукивать зубами что-то попсовое. А потом надо еще и трусы снять… «Для вашей же безопасности», – поясняет сержант тем, кто, как и я, тут в первый раз. Нас всего четверо, из них двое в таких местах уже бывали, а потому стоят, сложив руки лодочкой в паху, выставив на всеобщее обозрение черно-лиловые кровоподтеки и наколки как армейского, так и явно лагерного содержания.Чувствую, что в ушах начинает пульсировать кровь, но… назвался груздем – полезай в КПЗ! Второй новичок – какой-то молодой парень – стоит без белья просто потому, что на нем его и не было.А так вообще все, что сложено в три кучки на столе, аккуратно заносится в протокол: через две недели отдадут.– Слышь, сержант, – хрипло просит один из лилово-наколотых, – возьми деньги, принеси чего-нибудь… – Шиш тебе, – бурчит сержант, не поднимая головы. И – уже молодому:– Ремень давай сюда! – Зачем? – переспрашивает парень. Он, похоже, еще не верит в то, во что вляпался, и вертит вокруг головой. А вокруг только стены, окрашенные в гнило-зеленый цвет.– А вот чтобы тебя этим ремнем не удавили. Или чтобы сам не удавился, – поясняет сержант, доставая из вещей остро заточенный гвоздик сантиметров 50.– Эт-то что? – спрашивает.– Зубочистка, мля! – ухмыляется наколотый. Гвоздь летит в мусорное ведро, хотя я был уверен, что это вещдок.– Ладно, одеваться! Минуты через три все принимают более или менее цивильный вид, причем молодой получает резиновой палкой по рукам за попытку спереть мои трусы. Щелкает здоровенная щеколда, и мы остаемся… вшестером: в камере уже сидят два мужика азиатской внешности.– Чурки, мля! – цедит сквозь зубы один из наколотых. И тут же орет: – А ну пошли: ваше место у параши! Вот не думал, что все будет так по-киношному. Мужики молча поднимаются и передвигаются в другой конец крашеного настила, который тут изображает нары. В драку им лезть ни к чему, хотя у наколотых, похоже, кулаки чешутся.– Эй, тебя за что на работы? – это меня спрашивают. Выдаю загодя придуманную легенду о разбитом пивной бутылкой стекле машины соседа.– И чего, кореш, не догадался ему денег дать?– Предлагал, – говорю, – но тот в бутылку полез, за что и схлопотал.– Ясненько. А мы с Коляном – того… Прикинь, бабу не поделили! Колян! Как ту б… звали?– Да пошел ты!.. – Колян завернулся в куртку, укрывшись с головой.Лампочку под потолком не гасят, и свет всю ночь – прямо в глаза.Кое-как примостившись у стены (показалось, что тут теплее), пытаюсь заснуть. Слушаю, как рядом сопит и вертится молодой парень. Его, как оказалось, забрали во время пикантного мероприятия. Напившись в хлам по причине сданной сессии, этот студент после того, как его выбили из гостей, отправился домой и каким-то образом сумел протиснуться в метро. Где и был задержан за попытку справить малую нужду прямо на пути.На жестких досках не спалось. Я лежал, глядел на лампочку и слушал, как в одном углу матерятся друзья-драчуны, а в другом – о чем-то шепчутся по-тюркски гастарбайтеры, задержанные за поддельные регистрации.– Вставай давай! – толчок в плечо ткнул меня лбом в стену.В руки мне всунули мятую алюминиевую миску с пшенной кашей, а Каша оказалась холодной и недосоленной, а чай – явно грузинским: подобного пойла не пил со времен продовольственных талонов.– Та-а-ак… – протянул сержант. – Давай за мной! …За дверью оказались ледяные сумерки.– Ничего, сейчас согреешься, – пообещал сержант. – Вот тут лопата стоит, за дверью – метла. До обеда чтоб полдвора очистил, остальное – после обеда! Двор не показался очень уж большим: длина метров двадцать, да десять – ширина. У забора стояли две занесенные снегом легковушки.За ночь плац капитально завалило, ветер гулял в ограниченном пространстве, поднимая маленькие смерчики. Уперев лопату в снег, я налег на черенок и повлек сугроб к забору… – Э-э-э! – раздалось сзади. – Ты снег через забор кидай! Нам тут сугробы не нужны.– Й-еэх! – лопата летит вверх, половина снега исчезает за двухметровым забором, оставшаяся половина – «спасибо» ветру – обрушивается на меня. Я оборачиваюсь и вижу темную узенькую стежечку через белое покрывало снега. Мне становится ужасно жалко дворников и себя.…Через пару часов я навострился: снег волок уже не через весь плац, а гнал его перед собой сразу на участке двух-трех метров, передвигая все более растущий сугроб к забору. И потом – с поправкой на ветер – отправлял его «на волю».В обед суп из перловки (терпеть ее не могу еще со стройотрядов) и все та же пшенная каша. Третье – все тот же «чай». Согревшись, оглядел камеру. Колян с товарищем спали. Их, по-моему, никуда не выводили вообще. От греха подальше. А гости столицы пришли закапанные известкой. Все ясно… К семи вечера на плацу было чисто. А ноги у меня гудели. А руки – ломило от холода. (Забегая вперед: несколько дней после отсидки с обожженных морозом пальцев сползала кожа.) Но меня еще ждал ужин… Правильно, все та же пшенная каша. В углу хныкал вороватый студент: его, как выяснилось, «сдали» на работы в родной институт, благо что рядом.Сначала он вымыл туалеты на двух этажах, а потом имел разговор с замдекана, который посоветовал ему через пару недель по-тихому забрать документы……Придя домой, я долго лежал в ванной. Рядом в тазу отмокали мои джинсы, пропахшие «парашей» и закисшими «бычками». Все почти как на каком-нибудь заплеванном вокзале, только грязнее. Боже мой! Как же я соскучился по своему унитазу! Бог с ней, с пищей, хотя жареная картошка с сосиской, кетчупом и соленым огурчиком – это…– Ну что, когда к нам снова? – спросил меня перед выходом «на свободу» мой знакомый.– Никогда, мля! – сказал я по привычке.Я оттрубил сутки вместо пятнадцати. Мне этого хватит на всю оставшуюся жизнь.