НОРД-ОСТ: СНАРУЖИ И ИЗНУТРИ

– Ну, первую ночь я целиком отработал. Помню, сидел дома, телевизор смотрел. Вдруг звонят с НТВ: «Захвачен ДК. Поедешь». Домашние отреагировали, как любой нормальный человек: шутка, бред. Я после Буденновска вообще такие вещи спокойно воспринимаю. Начал одеваться. Единственное, что потом утешало, — сообразил зонтик взять, дождь шел проливной всю ночь. Друг подбросил до метро, оттуда шел пешком, думал, все оцеплено. Увидел коллег. Около полуночи вышел в эфир. Потом нас с оператором погнали с места, а мы нашли более удобную точку — с нее видно, как эвакуируют больных. До семи-восьми утра мы оттуда и работали. Утром приехала смена. – Мне еще тогда позвонила Миткова: «Боря, надо идти туда. Вы включены в особые списки». Сложно было что-то понять, мы с оператором потолкались в штабе и поехали по домам. Приехал весь промокший, залез в ванную, три часа поспал — и в Останкино. Мне и там работа нашлась, людей не хватало. До вечера я обобщал всю информацию по «Норд-Осту», хотя был не в лучшей форме. Отоспался ночь и на третий день поехал к Останкино. Тогда я и узнал, что Сережа Дедух входил внутрь… — Это было настолько сумбурно… В Останкино я просмотрел Сережин материал, поехал на место. Там ходили слухи о том, что якобы от НТВ зависит, выпустят ли женщин и детей. Говорили, что нас могут еще позвать. В районе двенадцати подошел человек из штаба, пригласил войти внутрь. Я, понимая, что мы можем оказаться среди террористов, спрашиваю оператора: «Готов?» – он кивнул. Прошли через оцепление. С нами еще люди были — на переговоры шли. Мы полтора часа ждали, пока выйдет Рошаль. Все это время я гадал, зачем мы им нужны. Вроде Дедух уже был… Ну, может, хотели что-то еще сказать. Там еще Говорухин был, но так никто и не понял, мы с ним за компанию идем или он с нами. — Я чуть не запутался. Хорошо, что смотрел пленку Дедуха и знал примерно, куда идти. Наткнулись на бараевцев с автоматами. Они сказали, что никакой съемки быть не должно. И вот мы стояли с ними, ждали сорок минут, говорили о чемто. Еле-еле мне удалось снять напряжение. — Как тогда было непонятно, почему террористы попали в здание, кто им помог, так и сейчас никто нам этого не объяснил. Сначала на наши вопросы все шикали: «Не нагнетайте атмосферу, сейчас не до этого!» Мы и не нагнетали. А потом сказали: «Спасли — это главное», и все, никаких расследований. Когда накануне штурма меня сменили и я поехал домой, состояние было тупиковое. Я понимал, что мирного выхода не будет. Не скажу, что точно знал о штурме, но утром, услышав в новостях, не удивился.Собрался, взял зонтик и поехал «обобщать»… – Свободой это никак не назовешь. До нас доносили только одну официальную точку зрения. Того, что в реальности происходило в здании, мы не видели. К тому же все, что транслировалось по телевидению после операции, немного… а откровенно говоря, полностью сфабриковано. Ну что это было, если не подтасовка фактов, когда показывали Бараева, а рядом — бутылку коньяка? И на кого рассчитано? Как будто в России никто не пьет? Журналисту невозможно профессионально работать, когда нет прямого доступа к месту событий. К тому же после «Норд-Оста» осталось много загадок, на которые ни власть, ни журналисты до сих пор не нашли ответа. Что это был за газ, какова была доза его применения, почему не просчитали последствия. Это вопросы, на которые кто-то должен ответить. Хотя лично я считаю, что другого выхода из этой ситуации действительно не было. – Права на другую ответную реакцию у г-на Путина не было. Как бы нам всем ни было по-человечески жалко погибших. Если бы он пошел на переговоры — это стало бы его политической смертью. – Я бы вообще не ставил так вопрос. Расследование показало, что погибшие женщины (шахидки) были вдовами. Мужья этих женщин были убиты во время военных действий. Да, я понимаю, что они совершили нечто ужасное, но я как журналист не могу назвать их террористами. Я бы называл их вдовами. Да, их тоже использовали, сделали из них бомбу, но это не значит, что они не люди, что им не было больно. Террористы те, кто руководил ими и стоял за их спиной. – Я почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля, когда стал нарастать этот гул требований прекратить военные действия в Чечне. Причем сначала выступали действительно родственники, а потом происходящее все больше и больше стало мне напоминать хорошо организованную политическую акцию. Очень остро чувствовалось, что была заказана именно голова Путина. Все, что происходило тогда, делалось только с одной целью — закончить политическую карьеру президента. И он действительно поступил единственно верным способом. – Принимать официальную точку зрения приходится. Конечно, надо всегда пытаться отыскать и вторую точку зрения. Хотя бы так. Но тогда мне ничего не удалось выяснить. Внутрь пустили только НТВ и еще какого-то британского журналиста. Уже позже я поехал делать интервью с Зелемханом Яндорбиевым. Он признался, что действительно руководил всем процессом оттуда, из Чечни. Пытался остановить войну и снять Путина. Вот и получается, что профессиональный журналист должен только передавать информацию. Хотя как человек я, естественно, против террора как метода решения политических проблем. У меня тоже есть дочь. Я не знаю, что бы я делал, если бы моя дочь была там. Работать не смог бы точно. – Все равно. Основная задача — не провоцировать. Никакой грусти. Никакой радости. Подбирать только нейтральные синонимы. В подобной ситуации нельзя ничего делать сгоряча. Даже при том, что работать надо максимально быстро. Выступать только как носитель информации. Тут каждая капля может переполнить чашу. И случится страшное. – Я не думаю, что те, кто находился внутри «Норд-Оста», могли тогда смотреть телевидение. Газ уже пошел, начал действовать. Обвинения в том, что НТВ транслировало штурм и это могло быть на руку противоположной стороне, безосновательны. Тут я абсолютно солидарен с коллегами-журналистами. Власти же просто использовали ситуацию как предлог для возобновления атаки на НТВ.