Владимир Мирзоев. Энергия конфликта

— Мне было интересно поработать с Максимом каким-то новым способом. — Сложный грим, дающий миллион новых возможностей. Особенно такому мастеру перевоплощения, как Максим Суханов.Максим — настоящий хамелеон. Однако он любит работать с гримом. Недавно на ТВЦ мы закончили съемки телеспектакля «Русская народная почта» по пьесе Олега Богаева. Суханов там играет Ленина. Посмотрев его работу, Михаил Александрович Ульянов сказал: «Да, брат, поздно ты родился. Все премии, все звания были бы твои». Возвращаясь к Лиру: есть в этой истории вещи поважнее, чем возраст. Меня здесь интересовала тема отказа от власти. И цена, которую герой платит за свою свободу.— В моем случае всегда есть если не конфликт, то диалог с текстом. Если ты пытаешься честно следовать за автором и свою режиссерскую, актерскую индивидуальность не пришпориваешь, а придерживаешь, ты всегда проигрываешь. Иногда возникает и конфликтная ситуация. Но это напряжение только способствует жизнеспособности спектакля. Потому что все, что драматично, для театра, для сцены полезно. Все, что ведет к расслаблению, рутине и иллюстрации, — вредно. Заниматься драмой невозможно без энергии конфликта. Но тут есть определенный фокус. Его нужно прочувствовать. Одной только энергии конфликта недостаточно. Ее нужно привести к захватывающей форме, к образу. Для части зрителей поэтический язык современного театра оказывается сложен, но в итоге даже конфликт зрителя и сцены полезен театру.— Да, конечно. Но это нормально. Без этого в театре не выживают.— Можно сказать и так. Но — не через насилие. Можно гипнотизировать, но нельзя выкручивать ручонки. Можно говорить о волевом давлении, но только о давлении очень тонком.— Артист-холоп мне лично неинтересен. Артист, который мечтает, чтобы режиссер был крикуном, садистом и хозяином ситуации, редко бывает большим актером. Как правило, это — Актер Актерычи. С ними работать скучно. Большой актер сегодня – это не только и не столько техника, это колоссальная индивидуальность. Это неповторимая личность. Если рука режиссера — это рука насильника, который ломает психику артиста, то ей подвластны только слабые и духовно обездоленные.— Думаю, что с обеих. Сильный не будет ломать, куражиться. Сильный не кричит. У него есть более изощренные приемы.— Потому что это профессия, в которой принято ломать. В которой тотальная зависимость считается нормой. Людей пластилиновых, склонных к психической зависимости от другого человека, выбирают еще на вступительных экзаменах.— Конечно. И надо мной глумились.— Нет. Это было бы низко. Я думаю, что все устройство Советского Союза было таково, что личность очень редко прорастала в нашей профессии. Театр и теперь еще остается очень тоталитарным, как посмертная маска с тех времен. Политическая жизнь уже изменилась, а театр воспроизводит те ментальные стереотипы, которые сложились за 70-летнюю историю советской власти.— Согласен. Поэтому и не должно быть воли одного.— Режиссер решает все в пространстве спектакля. Если он берет на себя функции тирана — абсолютного хозяина ситуации, монстра, которого все боятся, это уже совершенно другая профессия. Я видел и другие истории. На моих глазах случилась трагедия с гениальным Эфросом на Малой Бронной. Коллектив свой бензин сжег. Люди не могли вместе работать. Но были прикованы друг к другу. Труппа стала методично сжирать режиссера, который вынужден был уйти. Потерял театр, хотя рассчитывал на обновление. Попал на Таганку. У Любимова была та же проблема — невозможность творчески существовать в старых условиях.Но он вынырнул из ситуации, оказался более дипломатичен.Это все было 20 лет назад. А ведь сейчас не только плотность информации, но и темп сжигания творческого ресурса другой совершенно. Я думаю, что сейчас за пять-семь лет замкнутая система «труппа плюс режиссер» полностью сжигает свои запасы.— Да, примерно тот же ритм. Так что лучше заранее закладывать эту ситуацию, чтобы не было трагедии. Чтобы не было ощущения, что мы все клялись друг другу на крови, что мы все были братья, а через пять лет оказалось, что все мы — враги и хотим жить на разных планетах.— Более того, я считаю, что это должно быть просто нормой. Должна быть абсолютная честность. Иначе театр очень быстро превращается в духовно деградирующую систему, которая направлена только на поддержание социальной жизнеспособности труппы.— Да. Миф становится локомотивом, за которым тянутся вагоны с унылыми людьми. Которые томятся страшно.— Это уж само собой! — Пожалуй, что и был. Но когда–то в юности, когда я был актером.— Ничем. Все нормально. Были какие-то революционные события, меня выгоняли. Я стал режиссером. Все естественно.[i]Владимир Мирзоев, режиссер. Родился в 1957 году.Окончил факультет режиссуры цирка ГИТИСа.Жил в Канаде, где работал сначала разнорабочим, а потом, овладев языком, – директором телестудии.В Москве поставил спектакли: «Коллекция Пинтера», «Любовник», «Тот этот свет», «Хлестаков», «В поисках прекрасного», «Сирано де Бержерак» – на сценах театров «Ленком», им. Станиславского, им. Евг. Вахтангова…Работал в США, Канаде, Литве.Живет в Москве. Женат.[/i]