Дьявол из небесного дисбата

– До Москвы, под которой уже шли бои, почитай 500 километров, а у меня ни карты, ни компаса, – вспоминает Иван Евграфович. – Так я по железной дороге ориентировался. Полпути отмахал, смотрю – горючее кончается. А внизу как раз аэродром какой-то. Истребители на полосе стоят. Бензовоз. Часовой рядом ходит. Сажусь и – к нему. Но парень заартачился, даже винтовку с плеча снял: «Без разрешения коменданта аэродрома ни капли топлива не дам!» – «А где комендант?» – «Вон там, – машет рукой, – в трех километрах отсюда, в лесу его найдешь». Я выхватил пистолет: «Издеваешься надо мной! Считаю до трех. Ра…» Парень видит, что я не шучу, обмяк: «Ладно, заправлю. Только расписку мне напиши». Да ради бога, делов-то! Подмахнул ему какую-то бумажку. Заправился и дальше почесал.– Не знаю, кто и что там говорит, мое мнение: машины были нормальные, и летчики, по крайней мере, не хуже немецких. Взять хотя бы истребитель И-16. Какой он, к черту, устаревший, если Сафонов Борис, дважды Герой Советского Союза, летая на нем, сбил полтора десятка «мессеров»! А я в Испании? На таком же точно «ишаке» пятерых «носатых» срезал. Так что дело тут было не в самолетах и не в летчиках.– В традиционном нашем бардаке. А еще – во вредных, дурацких инструкциях, которые действовали тогда в армии. Такой пример. В Житомире перед войной стояла особая авиабригада. 21 июня летчиков бригады от имени командующего округом пригласили в Киев на торжественный ужин. А киевских летчиков, наоборот, в Житомир зачем-то послали. А тогда был закон: пилот вправе летать только на том самолете, который закреплен за ним персонально. В Киеве – банкет в разгаре, выпивают, танцуют. А в четыре часа уже налет. Ребята бросились на аэродром, а их охрана не пускает: «Ваши самолеты в Житомире – езжайте туда и летайте». В Житомире та же картина: киевляне прибежали на аэродром, а их охрана гонит восвояси. И немцы спокойно, как на маневрах, утюжили с воздуха наши аэродромы, на которых, как на параде, крылом к крылу, стояли самолеты, на которых попросту некому было взлететь. Потому что инструкция запрещала. Вот вам и ответ.– Кто-то струсил в бою. Другие выпили больше меры. А еще трое и вовсе откололи номер – повара у себя в части сварили.– Обыкновенно – в котле. Повар – жук был тот еще. Готовить толком не умел, зато пристроился в гвардейский полк – тут тебе и зарплата погуще, и снабжение опять же послаще. Хорошее мясо он, значит, припрячет, а им чуть не подметки от сапог в суп швырнет. Ребята молодые, жрать постоянно хотят, а тут такое. Раз они его предупредили. Второй. Он так и не понял. Вот они его в котел кипящий и макнули с головой.– Насмерть или нет, не знаю, я пульс его не щупал. Ребят, понятно, сразу в трибунал. И ко мне – в небесный дисбат.– Всякое бывало. Один раз даже бросили меня в бою. Взлетело нас 18 машин. Потом оборачиваюсь – своих в воздухе никого, а немцы вот они уже – идут целой тучей бомбить наши позиции.– Пошел в атаку.– Один – все же смылись. Поджег два бомбардировщика. А когда вернулся на аэродром, услышал от своих беглецов какое-то блеяние про рацию, которая вдруг отказала. По законам военного времени я мог их расстрелять на месте. Всех! Но никого пальцем не тронул.– Они и так больше не убегали. Не люблю высоких слов, скажу просто: совесть победила в людях страх. Стали драться по-настоящему. Бывало, только поймаю фашиста в прицел, как он тут же вспыхивает – кто-то из штрафников меня опередил. Хотя учтите: сбитые у штрафников в зачет не шли. Только кровь…– Врет! Рааль, быть может, забыл кое-что, так я напомню: 75 процентов от всех потерь люфтваффе во Второй мировой войне – это Восточный фронт, а никакие не англичане. Видал я этих асов Геринга – красиво горят.– Это ж надо, – смеется Федоров, – с саблей в самолет полез! Аристократ хренов.– Только однажды, еще в Испании. Но сначала сбил я – поджег итальянский «Фиат». Когда выходил из боя, нарвался на снаряд зенитки. Самолет загорелся, пришлось прыгать. Из кабины выбрался, лечу, а самолет на моих глазах тут же взрывается. Что это было – везение? Ведь, задержись я в кабине на пару секунд, разлетелся бы на куски вместе с машиной.– Дважды. И оба раза – бомбардировщиков…– Э-э, стрелок… У стрелка тоже нервы. Когда он видит, что ты намерен его бить, ему уже не до стрельбы. Бросает пулемет. Орет. Руками тебе машет. Мол, что ты делаешь, тупица! У тебя что здесь – стучит себя по голове, что здесь – по фюзеляжу – одинаково. Нас не будет, но и ты, идиот, погибнешь! А ты его – хрясь! – и будьте здоровы.– Конечно, мог, но в бою об этом не думаешь. Некогда. Вот ты – вот враг, которого ты должен уничтожить. Или он уничтожит тебя.– Да все они тяжелые. Война есть война, легких боев здесь вообще не бывало – это все сказки. Есть приказ, его надо выполнить. И выполняли. Любой ценой. Больше сбивали, значит, чаще командиры посылали в бой. Так и ходили: туда-обратно, кто оставался в живых.– Потому что люди тогда были что надо. С такими людьми мы не могли не победить. В крови, в грязи, по собственным трупам, но шли и шли вперед. И чем дальше, тем злее дрались. Покажите мне другой такой народ.[i]...После войны отдыхать Ивану Евграфовичу не пришлось. Он возвращается на фирму Лавочкина на должность шеф-пилота. Начиналась эра реактивной авиации. Федоров был среди тех летчиков-испытателей, кто ставил реактивную технику на крыло. Испытатели никогда не говорят о своей работе с героическим пафосом, считают это дурным тоном. Ежедневный риск и опасность всегда были частью должностных обязанностей тех, кто учил машины летать. Отвоевал у неба все новые и новые километры скорости.Именно Федоров первым в мире достиг рубежа 1000 км/ч. За испытание новейших реактивных самолетов и проявленные при этом мужество и героизм в 1948 году Иван Евграфович наконец-то удостаивается высшей награды Родины – золотой звезды Героя Советского Союза. Хотя Героем он должен был стать много ранее.Сбив за годы войны десятки вражеских самолетов. Трижды его представляли к Звезде и трижды срезали. Почему? Расставил все по местам малоизвестный факт из биографии пилота. Оказывается, незадолго до войны он побывал в Германии. Группа советских летчиков по обмену осваивала самолеты люфтваффе. Федоров показал такой уровень пилотажа, что был удостоен аудиенции у руководства рейха. В те годы такое не забывалось. Хорошо еще, что жив остался – не исчез навсегда в подвалах Лубянки…23 февраля Ивану Евграфовичу исполнился 91 год. С чем мы его от всей души и поздравляем.[/i]