КОЛЕЯ АРЦИБАШЕВА

[i]Камерная сцена собственного «Театра на Покровке» дала Сергею Арцибашеву, которому недавно исполнилось 50, не только устоявшийся авторитет, но и желание время от времени расшатывать его через постановки «на большие залы», например, для Театра сатиры, где Ширвиндт и Державин уже сходились в дуэте пересмешников в арцибашевском «СчастливцевеНесчастливцеве».Сейчас же критики вновь предусмотренную к юбилею Сергея Николаевича премьеру с загадочным названием «Орнифль» — в той же Сатире.[/i]— Ну… отмечать подобные вещи принято среди людей; вот мои ощущения на сей день: режим в работе не изменился, осталось чему удивляться, осталось о чем мечтать. Однако симптомы, что большая часть жизни позади, пусть не явственно, но дают о себе знать.— Они излишне самоуверенны. Бывает так, что ты полупридумаешь-полусоздашь себе комфортную комбинацию мироздания, – она кажется устойчивой и незыблемой ровно до того момента, пока не полетит в тартарары. Поэтому требуются более или менее постоянные корректировки видения. Как в чеховских «Трех сестрах»: «Летят журавли… Может, Бог откроет тайну – почему и зачем?» Для одного человека все стыкуется, для другого – не очень, как у Ивана Карамазова: что, мол, это за Бог, если он ребенка терзает! — Дело в том, что с раннего детства я ставил себе цели. Онито и выруливали меня на правильную колею. Быть инфантильным как-то не получалось: семья большая – родители и шестеро детей, приходилось все время работать, брать на себя груз ответственности. Я был четвертым сыном, и с меня спрашивалось за существование двух младших девочек-сестричек. Да, мое детство в поселке Калья Свердловской области отнюдь не отличалось счастьем и беззаботностью. Всегда – заботы по хозяйству, заготовка сена, дров… Лишь изредка футбол или хоккей, но и они – не так чтоб «бить мячом по стенке»; я организовывал соревнования всего поселка по кожаному мячу. С этого момента и пошла режиссура. Собрал людей, объяснил им правила, напечатанные в «Пионерской правде».Получилось восемь команд. Отрабатывали разнообразные комбинации, заботились о дублерах, кем себя заменить в случае чего… Я всегда думал о будущем. Если бы не стал режиссером, то пошел бы в тренеры или учителя.— Когда на моих глазах сверстники не в целях самозащиты, а исключительно ради удовольствия били людей – «Дай закурить! Нет? Гони пять копеек! Нет? Получай в морду!» – я говорил: либо не вовлекайте меня в эти «операции», либо я прекращаю с вами всякую дружбу! «Бить человека по лицу я с детства не могу», – пел Владимир Семенович. Кровавые побоища, «темные», характерные для тех лет, по счастью, меня миновали.— На это же надо всего несколько секунд – как это называется? Биополе? Первое ощущение – самое верное, оно от Бога. Даже с утра стоишь перед выбором: что надеть? Сразу идет сигнал: белое – черное, водолазка – футболка, надо – не надо. А если нет контакта с человеком – работать становится более чем мучительно.— Сразу – нет. Терплю.— Завидую. Особенно тем из них, кто умеет быть праздным красиво, а не просто плюет в потолок. Допустим, свободно и с юморком держит себя, не гнетется головной болью после очередного кутежа, легко продолжает дальше.— Да, да, да. Единственно, все свое время они тратят на получение удовольствий, а я не могу так долго… — Мучение! Комплекс проблем, в котором имеет значение любая деталь, например, в каком состоянии буфет или туалет… — Без них не обойдешься, ведь человек лишен точных знаний, а каждое знание порождает миллион сомнений. Даже в космических проектах сверхточности добиться нельзя: наилучший КПД едва дотягивает до 30%. В театре же от всех первоначальных замыслов остается, дай Бог, 15%.— Через зависть получаешь допинг, нервничаешь, бежишь к себе, горя стремленьем сделать лучше, противостоять.— Причина кроется в моей бесконечной тяге к доверительному, интимному разговору, почти один на один с собой.— Я не то чтобы обделен, скорее, испытываю потребность рассказать о своих проблемах, страхах, комплексах. А поскольку мы все живем в одной среде, то мои страхи – ваши страхи, мои комплексы – ваши комплексы, мы все вопросы решаем вместе. Для меня театр – это публичная исповедь, публичное покаяние… Я не так часто хожу в церковь. А тут – всенародно… Да, чутьчуть припрятавшись за персонажи или за обстоятельства, заданные автором.— Да. Много раз. Может, поэтому хочу хоть отработать свои промахи, ошибки… — Разумеется, нет. Зато теперь, поддаваясь греху, я смогу сказать, что это мой осознанный выбор, а не… эмоциональный. Греша, я готов и ответить.