МАМА, ЛЮБОВЬ И БОМБА

[i]Бытовой терроризм не менее страшен, чем политический: только в первом случае гибнет меньше людей.Вот почему жуткая драма в русской семье, переехавшей на жительство в страну обетованную, потрясла читателей. Мне же как журналисту повезло: в Австрии я совершенно случайно познакомился с Эллой Спитченко, «героиней» кровавой драмы.[/i]Началось все в Москве. Элла родилась в 60-м году, отец ее был певцом в крупном ансамбле. Мама тоже обладала замечательным голосом. Об отце у Эллы остались кошмарные воспоминания — садист, изверг, пытавшийся изнасиловать собственную дочь.После развода с ним мать вышла замуж за мясника — жить-то надо. Но, как говорится, из огня да в полымя. От его выходок можно было сойти с ума — драки, поножовщина, отсидки. И так целых семь лет.Бедная бессловесная женщина все прощала. Ей казалось, что он ее любил.А у Эллы параллельно этой, ужасной, жизни шла другая — сверхсчастливая. Сплошная музыка. Да, да, девочка родилась талантливым музыкантом, ее голос приводил в восхищение всех, кто хоть раз слышал, как она поет. «Великая артистка живет среди нас», — говорили знакомые музыканты и пророчили ей большое будущее.И будущее пришло. Только назвать его счастливым можно было лишь в кошмарном сне.Родственники и подруги матери уговаривали ее бежать из России. Бежать от мужа-садиста. «Спасения тебе не будет, убьет и тебя, и дочь. А талант ее нужен людям, — так сказал сам Эдди Рознер. — Бегите куда глаза глядят: в Израиль, в Италию, в Австрию…».И мама сдалась: сборы, прощания, слезы… В Израиле все складывалось удачно: вокальные конкурсы, концерты, премии, награды, антрепренеры, контракты, фотографирование с президентом Израиля и мэром Тель-Авива… Элла поступила в музыкальную академию. Получила новую квартиру в Тель-Авиве, в самом центре столицы.Может быть, и наладилась бы ее жизнь, может быть, и звездой стала бы Но… Израиль — южная страна, здесь все располагает к сексуальной свободе, рано начинается половая жизнь. У тринадцати- четырнадцатилетней девчонки уже должен быть взрослый друг. Они могут снимать квартиру для развлечений, для плотских утех. И это все, естественно, не осуждается.И вот все чаще и чаще Эллу стали спрашивать, есть ли у нее «хаве» — друг. Ей же было страшно признаться, что она все еще при маме. И когда говорила, что нет, утешали: дескать, ничего, все поправимо. Подходили к маме, вели заинтересованные беседы. А та: «У нее еще все впереди, успеется…» И у Эллы зрело какое-то странное чувство, будто мама из эгоизма удерживает ее возле себя.Чтобы не потерять, чтобы не быть одинокой. Ведь мужчина заберет ее сокровище с собой. И дочка стала внутренне сопротивляться тайным желаниям матери.Так что чисто случайное знакомство с человеком, ставшим причиной трагедии, оказалось вроде бы и не случайным, она ведь ждала своего «хаве». Это при том, что первое же впечатление о нем было резко отрицательным: косил глазом, заикался, да вообще невидный какой-то, замухрышистый. Культурный уровень почти на нуле. И Элла решила для себя: первая встреча с этим мужчиной будет последней.Так часто бывает в жизни — наши благие пожелания расходятся с реальными поступками, движениями души и сердца. И тела. Отношения с «хаве» стремительно развивались, заходили все дальше. Она уже вроде бы и привыкла к этому грубоватому неотесанному мужчине.Однажды он предложил ей поехать на озеро Кинерет, где люди отдыхают, проводят свободное время. Мама ни в какую: «Он превратит тебя в женщину раньше времени, похоть одолеет вас обоих». Элла под присягой, под, извините, честное пионерское, обещала держаться до последнего. Не отдавать себя.Она и впрямь держалась как партизанка, не далась. Стискивала зубы, чтобы легче было сопротивляться, кусалась, вырывалась, увещевала, умоляла: «Я обещала маме». Целых три дня в палатке, с выпивкой, снедью, ласковыми, убаюкивающими словами, ускользая от грубых мужских маневров, от дрожащих потных ладоней в самом интимном месте — целых три мучительных, воспаленных, сумасшедших дня сопротивлялось молодое красивое хотящее тело. И… победило. Элла не отдалась.«Какая же сила была во мне, чтобы удержаться, не соблазниться, — повторяла она мне, — и все потому, что слово дала родной мамочке! Вот так любила ее».Вернулась как-то Элла домой и с порога: «Мама, я выхожу замуж.Не можем мы больше ждать, ни я, ни он». А мама снова за свое: «Он тебе не пара, он для простой фабричной дурнушки. Для него ли я пестовала тебя, учила, твое будущее — не для него».А вскоре разгорелся в новой квартире сыр-бор, нашла коса на камень. Дочь наговорила матери резкостей, высказала ей все: что держит она ее взаперти из-за своего эгоизма, что такое не может продолжаться всю жизнь. Мама влепила любимой дочери крепкую пощечину. И тогда Элла собрала вещи и ушла из дома. Куда? Конечно, к нему, к «хаве», в его хибару, в обойную мастерскую. Квартиры-то у него не было. Человек этот был, как говорится, не для Бога и не для людей. Долгов — масса, кредиторы допекли, грозили полицией, скандалом.Прожила у него Элла недолго, и решили они, несмотря ни на что, справить свадьбу. Без мамы? Без мамы по еврейским обычаям никак нельзя. И материнское сердце сдалось.Знала бы мать, что, согласившись, она подписала себе смертный приговор! — Какая же у нас была свадьба! Внешне – пышная, веселая. Но сохранились фотографии, на которых видно, как мама сцепилась с будущим зятем. Причина глупая: гости попросили меня спеть что-нибудь, а жениху этого страшно не хотелось, он уже ревновал: я певица, а он простой работяга, зачем подчеркивать разницу? Но я пела всю ночь, и он был готов убить меня за это. Здесь же прямо на свадьбе, – такая вселилась в него ревность.…Прожили мы с ним три года.Какими ужасными были эти годы. Купили в долг квартиру, кредиторы допекали, полиция осаждала, делала обыски. Оказалось, что муж подделывал чеки.С трудом спасся от тюрьмы. Мама, прямая, откровенная, говорила ему все в глаза. И он с великим трудом терпел ее упреки, ее прямоту. А я не вмешивалась. Я вообще перестала понимать, что ему надо от жизни. Дело шло к разводу. Но в Израиле развестись непросто: религиозные каноны намертво и навечно скрепляют отношения мужчины и женщины.А тут подоспело предложение — контракт на творческую поездку в Брюссель. Контракт сулил хороший заработок. А как нужны были деньги! Смертельно! Муж же категорически был против поездки. И законы на его стороне: без разрешения мужа жена не может выехать из страны. Что делать? Мама шепнула: «Будь с ним помягче, убеди его, что поездка даст деньги за квартиру…»И я убедила, муж согласился.В Брюсселе меня ждал большой успех. Я поступила в консерваторию, подрабатывала в брюссельской опере. К тому же судьба свела меня с человеком, который на время перевернул мою жизнь. Это был богатый и известный французский кутюрье. Джентльмен, аристократ, опытный, много повидавший в жизни мужчина. Ко мне относился, как к леди. Как к равной. А что мне было еще надо двадцатилетней, исстрадавшейся, усталой?! Я познала любовь, настоящую первую любовь своей жизни. Мой новый «хаве» сумел показать совершенно другую жизнь, ее счастливую сторону.И я написала мужу письмо, что хочу расстаться с ним навсегда.Но не тут-то было. Муж решил меня помучить: формально подав на развод, в суде он на него не соглашался. От него отвернулись все адвокаты: как можно было иметь дело с человеком, у которого семь пятниц на неделе? Все мои доходы съедали полеты к маме в Тель-Авив — уже шли заседания суда. Боже, сколько же раз в течение года летала я туда и обратно, и все оттого, что муж просто морочил голову, вел себя как последний мерзавец.А Робер, мой денди, мой любимый мужчина, был всегда рядом, клялся в любви. Мама же была против моих серьезных намерений, как-никак он старше меня на двадцать пять лет. Да и жена Робера, узнав о его романе, пригрозила жестокой карой. Во всяком случае, развода ему не обещала.И я вернулась в Израиль. Думала на время, а вышло на два года. Эти два года продолжался мучительный бракоразводный процесс. Страшно вспомнить, как он происходил, как вел себя мой муж-подонок.Но вновь творческое предложение: Германия, Бонн, великолепный грант. Полетела. Новый успех, новые поклонники, хорошие заработки, творческое удовлетворение. Аплодисменты, телевидение, цветы. Жизнь, казалось, обрела новые радужные надежды. Но… Это случилось, как помню, 5 октября. По консерваторскому радио объявляют: «Спитченко, Спитченко, срочно в секретариат». Мелочь какая-то, подумала я, закончу репетицию и пойду.Но снова на всю консерваторию: «Спитченко, срочно зайти в секретариат».…На проводе израильский посол в Германии: «Возьмите себя в руки, ваша мама убита».Не помню, как купила билет, как полумертвая летела в Израиль, как сразу в аэропорту меня встретила полиция. «У вашей мамы были белые волосы? — «Нет, говорю, может быть, она купила парик». — «А были у мамы враги?» — «Нет, говорю, — не было».А они уже его взяли, моего мужа. Это он убил мать, сконструировав бомбу-посылку. Когда его допрашивали, зачем он это сделал, он сказал: «А я бросил жребий, посылать или не посылать. И выпал орел. И этой ведьме так и надо».Свой смертоносный привет он послал почтой. Рассказывали, что в городе без паспорта посылку у него не принимали. Но какой сумасшедший оставит такую улику, как паспортные данные? И он поехал в Натанию, в тридцати километрах от Тель-Авива, и в каком-то почтовом филиале сумел оформить отправление.Оформил его весьма торжественно: с ленточками, с бантиками.Веселенький подарочек.И вот приходит извещение на посылку. Подруга мамы рассказывала, что мама очень удивилась, откуда посылка, и решила, что из России, от родственников, которым она послала какие-то вещички. Правда, ей показалось странным, почему извещение из Натании. Поделилась сомнениями с подругой, а та и посоветовала: «А ты сходи на почту и поинтересуйся, что все это значит».Мама так и поступила.Посмотреть на красивую посылку вышел сам директор почты.Ни у кого ни грамма подозрений. Директор все шутил с мамой: какой-то поклонник шлет привет. И тут же сам помог открыть посылку.Как только он коснулся ленточки, раздался страшный взрыв. Пятеро погибли на месте, семерых тяжело ранило.Рассказывали, что потом этого директора не могли собрать. А о маме патологоанатом сказал, что она скончалась не от ранений, а от разрыва сердца. В последнюю секунду бедная мама поняла, что бомба наконец ее настигла. И за миг до смерти поседела.Убийцу обнаружили с трудом.Было подозрение, но обыски ничего не дали, и лишь четвертый обыск помог обнаружить еще две бомбы в его газовой плите.А я до сих пор без развода. Таковы израильские законы. Убийца сидит в тюрьме и не дает развод. И все – хоть ты лопни, тебя не разведут.Говорят, что в тюрьме он хотел повеситься, но ему не дали.