ТРАХ-БАХ, УНОСИ ГОТОВЕНЬКОГО

Звездный час Салея за океаном, когда его имя проскрежетало на всю Америку, стал судным его часом. Его заморская карьера в мгновенье ока оказалась подвешенной над пропастью на паутинке, готовой вот-вот оборваться. Случилось это ровно год назад. В игре против «Далласа» Салей дерзнул пойти в лобовую на самого Майка Модано, и попросту вырубил одну из священных коров НХЛ. Модано из угла площадки вылезал на ворота «Анахайма». Салей метнулся ему навстречу и жестко принял Майка на силовой. Трах-бах — уноси готовенького. От удара с головы американца слетел шлем, и Модано, упав, треснулся обнаженным затылком об лед и затих. Отключился. Тут же к Салею подъехал Бретт Халл и, сбросив перчатки, кинулся на него врукопашную. «Я не мог стоять в стороне и спокойно смотреть, как калечат Модано, — скажет потом отпрыск знаменитой фамилии. — Во мне все закипело и я бросился мстить за него... А такого идиота, как этот Салей, я еще никогда не встречал, честное слово. По-моему, он заслуживает, чтобы его вообще изгнали из нашей лиги...» Нокаутированного Модано погрузили на носилки и в карете «Скорой помощи» отвезли тогда в ближайший госпиталь. А Салея тут же взяли в оборот хоккейные законники. Они враз припомнили ему и все его прошлые прегрешения, чтобы уж до кучи. Например, как годом ранее он размазал по борту Даниэля Бриэра из «Финикса». Или как однажды схлестнулся на льду с Сергеем Кривокрасовым и в отчаянной потасовке даже тюкнул противника головою несколько раз. И вот — новый «подвиг»...«10 матчей дисквалификации!» — председатель дисциплинарного комитета НХЛ Колин Кэмпбелл огласил по бумажке приговор по делу Салея и, подняв голову, посмотрел в зал — лица присутствовавших ошарашенно вытянулись. Они были явно настроены услышать более драконовский вердикт. И, выходя из зала, недоуменно переговаривались.Правда, стоит заметить, что самому Салею дисквалификация влетела в ту еще копеечку. Ведь за пропущенный «червонец», который Салей по воле суда коротал на трибуне, денег в клубе он не получил. А это, на секундочку, почти 100 тысяч долларов...На него до сих пор косо поглядывают за океаном: а вдруг этот белорусский «бэтмен» опять раздухарится и наломает новых дров? Но пока эти страхи напрасны.Нынешний регулярный чемпионат наш герой начал тише воды, ниже травы. Его фамилия мелькнула пару раз в списках штрафников, да и то по всякой двухминутной мелочевке. А так — тихо пока.Звоним ему в Анахайм. Трубку снимает сам Руслан: — Та история? Послушайте, мне уже здорово надоело ее комментировать. Сколько можно мусолить одно и то же, ведь целый год уже прошел. И потом — с чего вы взяли, что она должна была чему-то меня научить? Банальный эпизод, которых в каждый игре наберется штук сто.— В принципе, он был сам виноват. Он же ехал на одной ноге, когда я его встретил. И встретил, кстати, совсем не так жестко, как это потом расписали газеты. Таким всесокрущающим монстром меня изобразили, что прямо караул.— Я просто применил силовой прием, причем без всяких запрещенных штучек, — вот и все. Если бы Модано в тот момент стоял на двух ногах — ничего бы вообще не случилось. Но он катился на одном коньке. Мы столкнулись. Он потерял равновесие и упал, к сожалению, неудачно.— Еще бы, конечно было. Я же человек, а не живодер какой-нибудь. Чуть погодя я попытался даже извиниться перед ним.— К сожалению, нет.— Не нашел возможности с ним связаться.— Что значит — не очень хотел? Наоборот — хотел. Даже очень хотел. Телефона Модано у меня не было. Тогда я позвонил в Ассоциацию игроков и попросил, чтобы они помогли нам как-нибудь встретиться. О’кей, ответили мне, мы обязательно передадим вашу просьбу мистеру Модано. И на этом все закончилось. Ответного сигнала с его стороны я так и не дождался. Он мне даже не перезвонил. Что мне оставалось делать? Да, я был перед ним виноват. Но не буду же я напрашиваться со своими извинениями к человеку, который даже по телефону слышать меня не желает.— Да, знаете, как-то не обращал на это внимания. А вообще, надо у них спрашивать, боятся они меня или нет. Я-то откуда знаю? Со стороны, конечно, виднее, но мне, например, всегда казалось, что на льду я действую предельно корректно. В рамках правил. Кстати, если вам так интересно, то можете на досуге посчитать мои штрафные минуты, ну хотя бы за последний год-два. Уверяю, будете разочарованы — удалений у меня было совсем даже немного.— Ну вот видите, а я вам что говорил. Так что ту историю с Модано можно считать не более чем досадным проколом в моей карьере.— Ну, это их дело. Я-то здесь при чем? — Об этом я никогда не думаю. Знаю, что на меня рассчитывают, ждут — значит, я должен приехать и помочь команде. Какие еще тут могут быть уговоры? И мне совершенно неважно, какое место в итоге она займет — первое или восьмое. Чем выше, тем лучше — это понятно. Но все равно, как бы она ни играла, мой имидж как игрока в Америке нисколько не пострадает.— Пять. Шестой.— Все прекрасно. Ничего не могу сказать против Америки. Мне здесь нравится.— Да все. Жить нравится. Понимаете мою мысль? — Здесь, чтобы вы знали, такого слова — негр — произносить вообще нельзя. Особенно в их присутствии. А если ты, не дай бог, ляпнешь его на льду — получи дисквалификацию на пару игр. Таков закон. Поэтому называть их следует исключительно уважительно — афроамериканцы.— Высшее. Я закончил Минский институт физкультуры. Диплом получил и сразу уехал сюда.— Жизнь покажет — зачем. Диплом — не кирпич, шею не тянет. Есть он тоже не просит. Лежит себе полеживает тихо в моем шкафчике, глядишь, когда-нибудь и пригодится.— А почему бы и нет? Я уже узнавал — здесь, в Штатах, дипломы наших физкультурных вузов ценятся, оказывается, наравне с американскими корочками. Так что не зря я, выходит, за партой корпел. Науки, они всегда к месту, коли голова есть. Чем чаще ты ей варишь, тем для тебе же лучше.