Зоя Богуславская: Можете назвать это богемой
— Нет, я не всегда так живу, хотя, наверное, так тоже можно существовать, изображая из себя сайт со множеством программ. В мои обязанности, помимо всего, входит и большой блок быта: мытье посуды, уборка под орущий телевизор, готовка и т. д. А вечером — искусство. Но наступает момент, когда эта чрезмерная выкладка сбивает ритм моего организма на слом. И я, как контуженный зверь, забиваюсь в нору.— Нет. Йогу нельзя делать, не отдохнув. Поэтому я сейчас ее делаю мало, за что и поплатилась. Полгода болела, сорвалась на фестивале «Триумф».— «Триумф» — это первая в России независимая премия всех видов искусства, по принципу Нобелевской. Профессионалов выбирают исключительно профессионалы, естественно, на общественных началах. В жюри у нас звезды мировой величины.Мы не даем премии за совокупность заслуг, за прошлые заслуги. Надо помнить, что эта премия поощряет только высшие достижения в культуре. Правда, у нас еще есть небольшие гранты для очень юных гениев и для мастеров, утративших возможность реализации своего творчества.— Фестиваль и есть самое трудоемкое. Мы стараемся снять сливки лучших художественных событий года, чтобы показать первыми.— Нас всего пятеро. А чтобы нормально обеспечить богатый премьерами фестиваль, нужно иметь целую фирму. Не только проследить, пришел ли, скажем, контейнер из Лондона с декорациями Полунина, попали ли билеты к приглашенным.С этими людьми надо быть рядом. Каждый из них нуждается в полноценном общении. Так что на самом деле ни времени, ни вдохновения нет.— Есть ненормальное соединение гипертрофированного чувства долга и безоглядной любви к искусству.— «Триумф» — всего лишь одна из видимых благотворительных программ Бориса Абрамовича Березовского. Попечительский совет Фонда возглавляет он.— С ним так много уже чего случалось, что сегодняшняя ситуация мало чем отличается. Березовский — гениально непредсказуемый человек. Инициатором всех благотворительных проектов является он. Вместе с тем замечу, что Борис Абрамович никогда не позволял себе ни вмешиваться в решения жюри, ни лоббировать кого-либо из номинантов.— Надеюсь. «Триумф» утвердился в России. Недавно я случайно (не от Березовского) узнала о его благотворительной программе, связанной с туберкулезом в тюрьме, как и о других культурных проектах.— Он артистичен, хотя интересуется искусством далеко не в первую очередь. Встречаюсь с ним крайне редко. Недавно на фестивальном спектакле Юрия Любимова его спросили: «Что для вас «Триумф»? Он ответил: «Для меня это праздник». Так я впервые узнала, что он думает о «Триумфе». Ну, наверное, он гордится. О замыслах Березовского узнаю из печати. Сегодня может создать холдинг, объединив все культурные ценности или средства массовой информации, а завтра может сделать экологическую программу и позаботиться о бездомных собаках.— Меня часто спрашивают, как два творческих человека столько лет работают под одной крышей. Я обычно отвечаю, что никогда не сопоставляю себя с ним. Поэзия Вознесенского востребована таким количеством людей, каким я никогда не буду востребована. У меня в семье простая задача — охранять свою камерную нишу и не позволять вторгаться в нее. Остальное — для того, чтобы он мог нормально работать.— Не знаю, наверное, чисто интуитивно. Мне часто звонят, прочитав какое-нибудь новое сочинение, и задают один и тот же вопрос: «Зачем тебе этот «Триумф»? Если ты сама умеешь так писать, брось все и пиши!» Но, видно, я обречена заниматься многим, если это многое у меня получается. У меня нет воли быть истинным профессиональным литератором. Мои восемь книг написаны в основном ранним утром, по отпускам или больницам. И я всегда собой недовольна. Вслед за повестью «Окнами на юг» (как писали, это первая проза о новых русских. — А. С.Ш.) был издан двухтомник «Зазеркалье».— Меня обвиняли в основном за отсутствие идеологии. Однажды во время горбачевской антиалкогольной кампании из повести потребовали вычеркнуть следующую фразу: «В вагон вошли трое пьяных». Я не стала ничего доказывать, а к следующему дню переписала: «В вагон вошли трое трезвых». Все хохотали, но цензуру это вполне устроило.— Мы абсолютно лишены чувства собственности, воспринимаем ее как тяжелое бремя. У нас дома даже подаренные ценные картины (Шагал, Эрнст Неизвестный, Шемякин) из-за отсутствия жизненного пространства ютятся по углам или сложены гармошкой. Но мне нравится наш образ жизни. Если хотите, можете называть это богемой.— Ну почему же? Я предпочитаю умеренный комфорт. Чтобы из крана текла хотя бы не ржавая вода, не выключали свет... В поездках люблю жить в хорошей гостинице, где ежедневно меняют белье и кормят в уютном ресторане качественными продуктами.— Ничего. Поболтать, посоветоваться, куда-нибудь позвать. Сейчас модно такое выражение: не нравится телепрограмма — поменяй кнопку или выключи телевизор. Но в жизни все не совсем так. Я, например, не могу отключить телефон.— С этим чувством я примирилась. Поэтому стараюсь компенсировать чем-то другим. Не скрою, что чувство бесследно уходящего времени (когда неделями не написано ни строчки) меня, конечно, угнетает. — Конечно же, нет.