Милый друг

[i]В самом начале кинокарьеры пострадал… из-за своей внешности — уж больно привлекательным показался режиссеру для главного героя — сына проводницы в картине «Валентин и Валентина»: его не утвердили. С тех пор при словах «красавец-мужчина» Александр начинает тихо звереть. Граф де Бюсси, Жорж Дюруа — персонажи, конечно, видные. Но за 13 лет пребывания на сцене он играл не только героев-любовников. Хотя, конечно, первую свою театральную награду — премию «Чайка» — получил как «самый роковой мужчина».Любимый цвет — черный, всегда в его одежде есть этот тон. В нем подозревают классического романтика, который считает, что с женщинами в первую очередь надо разговаривать, читать им стихи, петь серенады. О прочих секретах обольщения Домогаров предпочитает умалчивать… Кто-то из журналистов написал о нем: «домогаровские глаза полны тоски и затаенной невысказанной страсти». Затаенная страсть, вероятно, укрылась от меня, зато тоску и усталость я рассмотрела. Еще до встречи начиталась и наслушалась про невыносимый характер моего героя.Мне наперебой рассказывали о его высокомерном безразличии к собеседнику, поэтому я готовилась к обороне. Но в театральной гримерке передо мной сидел не брутальный супермен, а тихий, утомленный молодой человек. Чего уж я совсем не ожидала — Александр разговаривал со мной, а не со своим отражением в зеркале. И вообще проявлял себя по преимуществу как «мягкий и пушистый».[/i] — Студентом театрального училища имени Щепкина копировал Олега Меньшикова: пытался разговаривать, смеяться как он. Мне безумно нравилось, что он тогда делал. И сейчас нравится, только, конечно, уже стараюсь не подражать.— Во-первых, это связано с личными причинами. А во-вторых, я понял, что «сел на стул»: двадцать семь спектаклей в месяц, а никакого движения в себе не чувствую. Восседаю рядом с народными-заслуженными — и ничего. И нужно было заставить себя заново задышать.— Смотря что подразумевать под словом «успех».— Признание коллег. Но это утопия, правда? Хотя, когда коллеги, может быть, скажут мне: мол, черт возьми, старик, это — неплохо, тогда я поверю — это действительно успех.Я не знаю, что такое моя «популярность». И слава Богу! Ведь популярность — очень славная штука, если ею правильно пользоваться, то есть не взлетать над самим собой и короной потолок не царапать. А то, что девочки дежурят у подъезда, конечно, приятно, но это входит в понятие профессии.— Отчасти так. Ведь мы продаемся. Торгуем чем? Собой! И товар должен хорошо выглядеть.А вообще так называемый институт звезд в России не развит так, как на Западе. Летом на съемках у Эрика Гюставсона (рабочее название этой шведской картины — «Ныряльщик») я встречался с европейской звездой Клаусом-Мария Брандауэром. И если у нас я ищу контакт с людьми, с труппой, то по всему миру ищут контакт с ним, с ним пытаются установить общий язык. Например, я появляюсь в чужом театре, на съемочной площадке в чужой стране. Обо мне знают, но смотрят поначалу с сомнением: мол, а кто ты такой? Я работаю, и этим доказываю, чего стою. Проходит время, прежде чем они понимают: да, он свой. Потом начинают активно общаться, телефон вечерами обрывают. А у нас: доказывай — не доказывай... Когда же договариваются с Брандауэром, он сидит на площадке, курит и сам всех оценивает. Потом, может быть, предложит вместе пива выпить. И в этом — разница. — О! (затягивается очередной сигаретой). — Во-первых, я до этого прочитал роман Сенкевича. Действительно жил такой человек, правда, он был гораздо старше, чем у нас в фильме. И звали его не Юрко, а Иван. Он реальный персонаж, о котором на Украине до сих пор песни слагают. — В гипсе, потому что в Москве сломал ногу. Только во время съемок я снимал гипс, засовывал ногу в сапог. На экране ничего не заметно. А в одном месте лошади понесли. «По истории» казаки перевозили раненых в самодельной люльке между двумя лошадьми, и всадники ехали верхом. Но поводья однажды оборвались и… Я уже болтался в этой люльке. Потом уже узнал, что Гоффман сказал: «Коф-бой, коф-бой, тебе ничего другого не оставалось, как вылезти из люльки, сесть на лошадь и остановить ее». — Польское выражение «старый», «старик» — означает очень отеческое отношение. Гоффман мне напомнил моего отца по характеру, своей энергетикой. И стал звать практически сразу либо «Сашка», либо «старый». — Я не такое тотальное одиночество имел в виду. Просто случаются иногда моменты усталости от всего. Тогда хочется закрыться, спрятаться. Я ведь Рак по гороскопу. Но это достаточно кратковременное состояние. К тому же, если у меня украсть работу, не знаю, что со мной будет… [i]Александр ДОМОГАРОВ родился в Москве в 1964 году. Семь лет учился в музыкальной школе по классу фортепиано. Закончил школу-студию имени М. Щепкина при Малом театре (курс Виктора Коршунова).Одиннадцать лет проработал в Театре Советской Армии (ныне — Театр Российской Армии). В это же время отслужил в армии — в роте актерского полка. В 1995-м перешел в Театр имени Моссовета, где сыграл в спектаклях Андрея Житинкина «Мой бедный Марат», «Он пришел», «Милый друг», у Леонида Хейфеца — в «Бегущих странниках». Играл (в очередь с Олегом Меньшиковым) главную роль в спектакле «Нижинский».В кино дебютировал ролью Саши в картине Георгия Натансона «Наследство» (1984). Снимался в картинах «Муж и дочь Тамары Александровны», «Визит дамы», «Делай раз!». В телесериале Светланы Дружининой о гардемаринах сначала озвучивал роль Жигунова (в фильме «Виват, гардемарины!»). В фильме «Гардемарины-III» уже играл «вместо Жигунова» Павла Горина. Феерический успех выпал на долю актера после сериала «Графиня де Монсоро», где он перевоплотился в графа де Бюсси.После ленты Ежи Гоффмана «Огнем и мечом» его пригласила на главную роль в фильм «На краю света» польский режиссер Магда Лазаркевич. Сыграл вместе со своей партнершей по картине «Огнем и мечом» Изабеллой Скорупко в шведской ленте «Ныряльщик».[/i]