Мы не извращенцы.Просто жизнь такая

[i]Художники Виноградов и Дубосарский играючи создают себя как феномен отечественного авангарда — при помощи масс-медиа.Их совместному живописному детищу, чтобы не сказать «ребенку», — пять лет. Как относиться к их работам на новорусско-эротическую тематику (и все у них такое кровожадное!) — еще вопрос. Многие критики занесли их псевдореалистическое «искусство для масс» в свой «черный список». Ну и ладно. Зато «звездность» налицо.[/i][b]Все для народа Володя: [/b]Недавно в какой-то ТВ-программе составлялся рейтинг (Заминочка.) популярных мужчин.[b]— Секс-символов, что ли? В.:[/b] Вроде. И вдруг появляемся мы...[b]— И что тут такого ужасного? (Хохот.) Саша:[/b] Нет, нас там не было. Просто показали кусочки наших картин вместо иллюстраций: портреты Шварценеггера, Ельцина, Лебедя... Правда, там не было указано, что мы — авторы, потому можно вполне серьезно таскаться по судам со своими авторскими правами.Или еще. В 95-м была у нас выставка в Германии, написали мы картину «Счастливый день»: Гельмут Коль и весенняя Германия. Картину купили, а журнал «Шпигель» заказал еще одну, на ту же тему. Написали. Там был Коль, мы вдвоем — в виде бюргеров... В итоге журнал опубликовал только ее фрагмент (лицо Коля в траурной ленточке). Так что мы вполне можем поиграть в сутяжников, понудеть: вот, нам заказали, мы сделали с любовью к канцлеру, нас извратили, мы подаем в суд, хотим возместить моральный ущерб... Но все-таки это сомнительное немножко занятие.[b]— А к нашим родным политикам не тянуло? С.: [/b]Тянуло. Несколько лет назад мы решили написать цикл на тему советской шизоидности. В качестве героя захотелось использовать кого-то из политиков. И обратились мы к Жириновскому.[b]— И что, его слово «шизоидность» не ужаснуло? С.: [/b]Нет, «шизоидность» — понятие неподходящее. Скорее, мы просто воплотили бы мечты индивидуума. Написали бы небольшие сюжеты из его снов. А ярче «сюжетов», чем у Жириновского, просто нет.Чего стоят хотя бы его сапоги в Индийском океане — это же на полотно просится! Жириновский — артист высшей пробы, свой собственный имиджмейкер, он прекрасно умеет собой играть! Жириновскому идея понравилась, но тут нам отказали — даже не он сам, а помощники. Видно, надо было кому-то заплатить, но мы этого не умеем.[b]— Почему вы хотите выставляться в ЦДХ? С.:[/b] Хотим сделать что-то большое и скандальное! Хотя бы потому, что в маленькие галереи ходит одна и та же публика, все все видели, все говорят одно и то же. Уже неинтересно.Все прекрасно знают, что в ЦДХ нет никакой выставочной политики. Платишь аренду — и вперед. Но зато это публичное место, туда ходятлюди, много людей, самых разных. Если уж мы делаем искусство для народа — то и посмотрим, как ему на народе-то.[b]Суровые будни — Как у вас с «извращенной бедностью духа» — так, кажется, про вас однажды написали? С.: [/b]Это не мы такие извращенные — это жизнь, которую пишем. Да, утрированно , гротескно, но все-таки жизнь. С нашим сознанием это ну никак не связано.[b]— Вам не кажется, что Россия слишком уж забитая жизнью старая женщина, чтобы ее эротикой дразнить? В.:[/b] Ну почему — «старая»? Вон какие девочки на Тверской стоят. Художник должен шокировать публику. Все время чуть-чуть бежать впереди трамвая, только так, чтобы его из «трамвая» заметили и при этом — не раздавили. Если уж мы сидим по уши в насилии, то и художник не может его игнорировать. Только сделать это насилие надо отличным от газетного. То есть взять на градус выше. У нас к художникам до сих пор относятся с каким-то пиететом. Мы как бы по-прежнему общаемся с духами...С Богом, вообще-то... И с Богом тоже. Вот в какой-нибудь Голландии художник — это такое социально неудовлетворенное существо типа преступника или наркомана, которое разок в год поднатужится и устроит «перформанс». У нас — почти что гуру. И официальный статус имеется. Я, кстати, очень радуюсь тому, что я член Союза художников.[b]— И какая польза от твоей радости? С.:[/b] Польза — в документике! Знаешь, как хорошо иметь «корочку»? Иду я, допустим, ночью по улице пьяным и горланю песню. Притормаживает рядом мент. Ты чего, спрашивает, кричишь. Отвечаю: а я художник, иду с вернисажа. А есть у тебя документ, что ты художник? Есть, говорю. Смотрите.Как-то раз мы приятеля пошли из отделения вызволять.Долго расписывали свою бурную художественную жизнь. Дежурный слушал-слушал нас, а потом крикнул: «Эй, тут за художником пришли, выпускайте!» Но ты только не путай: мы живописью как таковой не занимаемся. Мы занимаемся современным искусством.[b]— Понятно-понятно.Бремя славы — Как и когда вы «спелись»? С.: [/b]Познакомились, когда нам было пятнадцать. В песочнице практически... То есть на качелях перед училищем 1905 года.[b]— Вы довольно взрослые люди, седины вот практически...В.: [/b]Еще чего! [b]—...не устали от художеств? С.: (Пауза, потом вроде бы серьезно.) [/b]Есть такое ощущение. «Вышел в тираж» — это не то немножко, но в общем... Жизнь идет по проложенной колее... Конечно, невозможно одно за другим выдавать открытия. Если художник за свою жизнь сделал один шедевр — уже классно. Матисс, допустим, в свои пятьдесят писал очень хорошие работы, которые сейчас высоко ценятся...Но откровением это уже не было! К тому моменту существовали абстракция, Малевич с «...квадратом», перформанс: кто-то прыгал из окна и разбивался насмерть — и это тоже называлось искусством. А Матиссу не нужно было пускать себе кровь — он и так был Матиссом.[b]— Обобществление идей «процесс» не тормозит? В.:[/b] Одна голова хорошо, а две — лучше. Наша работа — это как кинематограф. Да, творчество. Но это и бизнес тоже. Факсы, баксы и мастерские...[b]— С деньгами у вас как? В.: (Воодушевляясь.) [/b]Хороший вопрос. Поначалу было плохо — мы же не работаем нигде. Сейчас более-менее нормально. Стоимость картин не только от нас зависит — артбизнесом занимаются галереи.Да и попробуй заломи цену — реакция будет: рябята, вы чего это водкой по коньячным ценам торгуете? Картина, допустим, продается за две тысячи долларов. Ее купили. Следующая — две с половиной. Потом — три, пять.Однажды продали за восемь тысяч. Понятно, вся Москва тут же об этом узнала, хотя мы, естественно, никому ничего не говорили... Так, стоп, чего-то мы все про деньги и про деньги — ты уж там их местами повычеркивай, ладно? [b]— Вы такие крутые и сексапильные... Женщины на вас вешаются? С.:[/b] Да, кстати, тебя наша крутая амуниция не смущает? Нет? [b]— Так как же? С.:[/b] Никак. Да ну тебя, потом еще насочиняешь чего-нибудь...[b]— Обязательно.С.:[/b] Ну и ладно. Жену люблю свою. И все. Собственно, я никогда не отличался большими успехами у женщин. Если я его, успеха, хотел — то да, было. Важно усилие прилагать.[b]Баловни судьбы с третьего захода — Творческие неудачи были? С.: [/b]Мы не такие уж баловни судьбы...Ко мне, допустим, сразу ничего не приходит! Я об этом знаю — и спокойно делаю свое дело. Не получилось с первого раза — получится с третьего.[b]— Как насчет перманентного тусовочного расслабона? В.: (С пионерской честностью.)[/b] Никогда! Вот только позавчера — и все. А вообще касательно мифа о современном художнике-наркомане и пьянице, то во-первых... Во-первых, это немножно устарело...... а во-вторых, мы в этом плане скромные «середнячки».[b]— На что тратите эмоции? В.: [/b]Не знаю. Я по натуре созерцатель, у меня эмоции где-то очень далеко запрятаны. Ну, иногда у него бывают взрывы... А я сам с собой все переживаю и наружу ничего не выношу. Никогда. Кто-то может носить-носить в себе всю эту муть, а потом взять — и выпеснуть ушат на ближнего. Это не про меня. Ага, видимо, про меня.[b]— Вы друг в друга случайно не смотритесь как в зеркало? В.: [/b]Боже упаси! Тоже мне зеркало!