Лолуэль

[b]Когда Набокова экранизируют, двумерность киноэкрана становится особенно заметной. Плосковат он для Набокова.И не только: и неистовый немец Райнер Вернер Фассбиндер (экранизация «Отчаяния»), и автор «Сияния» и «Механического апельсина» американец Стенли Кубрик (экранизация «Лолиты», для которой, как ни парадоксально, сценарий написал сам Набоков) столкнулись с непреодолимым: слишком вещественно это искусство — кино. Оно имеет дело с вещами, причем в их твердом состоянии, а набоковская проза — газообразна.[/b]Но кино делает с Набоковым и его неподражаемым языком то же, что его герой Гумберт Гумберт со своей возлюбленной Лолитой, — пытается приручить совращением.Задача ясна — сделать близкой, освоить и присвоить. Но другого пути, кроме как испортить, как бы нет. Этим же комплексом страдает и «Лолита» Лайна.Лайн ради того, чтобы сделать из «Лолиты» фильм — и фильм, который выйдет в прокат, несмотря на протесты моральных ортодоксов, — идет на все: сообщает ей доступный своим современникам жанр — «роуд муви» («фильм дороги»), снимает сложный социальноисторический подтекст, уступает требованиям царящей в США политкорректности. Он сам так и определяет свое создание: «Лолита» эпохи политкорректности». Поэтому пагубная страсть героя к «нимфеткам» в угоду зрителю-обывателю объяснена впрямую, «своими словами» героя за кадром — тоской по утраченной первой любви: возлюбленная Гумберта умерла, когда они оба были еще детьми.Гум-Гум Джереми Айронса — вовсе не образ-символ пожилой анемичной Европы в страсти к юной полнокровной Америке, а просто мужчина в страсти к женской особи. Лолита Доминик Свэйн — уж не 11-летняя девочка-зверек, источающая неодолимую притягательность, а своего рода скаут с целевой установкой на обретение сексуального опыта — скорее, сродни Эммануэль. Этакий гибрид — Лолуэль.В кино в Америке принято ходить семьями, на худой конец стабильными парами. Так что роман Гумберта и его «нимфетки» всерьез романтизирован. Да и такого прекрасного, тонкого, по сути, деликатного персонажа, каким сыграл его Джереми Айронс, на страницах Набокова не обретается.Гум-Гум из романа явный нарцисс с развитой фанаберией. Он равно презирает и взрослых, и детей, и мальчиков, «из-за которых одни скандальчики», и вожделенных «нимфеток». Нет в набоковском герое и той «достоевщинки», которая присутствует в герое Лайна-Айронса — совершить нечто препаскуднейшее, а потом глубоко переживать и ощущать нечистую совесть физически, как больной орган. К тому же все в «Лолите»-первоисточнике протестовало против американской «биг-мак-цивилизации» с ее легкостью потребления. Причем всего — от еды («фаст фуд») и жилья (мотель) до культуры (видимо, Голливуд).Но ведь мы живем во времени, когда все исторически значимое осознается уже случившимся, и потому смерть героини светской хроники воспринимается едва ли не как конец света — см. историю с принцессой Дианой. К тому же наше время — время тотального хэппи-энда. Так что вообще «Лолита» при всей своей ограниченности все же тревожит — просто потому, что речь тут идет об обреченной любви между сорокалетним мужчиной и девочкой-подростком.Этого последнего обстоятельства ныне уже достаточно, чтобы сокрушить основы общественного лицемерия. Что и случилось: некоторое время в США «Лолита» Лайна была под полузапретом. Кажется, чуть ли не церковь выступила с ее осуждением. А надо учесть, что последний раз она занималась гневным кинорецензированием, когда вышел то ли «Франциск Ассизский» Л. Кавани (в 1966 году), то ли фильм П. П. Пазолини «Евангелие от Матфея» (в 1964-м). Так что становится понятным: «Лолите» Лайна все же сопутствует успех — она в ряду поистине божественном.