Неуловимый для короля

Захар Брон когда-то не прижился в Москве (и хорошо – а то местная профессура затоптала бы), стал преподавать в Новосибирске. Оттуда и пошли первые чудеса – вундеркинды Вадим Репин и Максим Венгеров, ныне занимающие первые позиции в высшей «взрослой» исполнительской лиге.Захар Нухимович – давно профессор Высших школ музыки в Кельне, Цюрихе и Мадриде. Что заставляет его время от времени появляться в Москве – образцовое ли воспитание советского человека и неистребимый патриотизм? Честолюбие артиста и педагога или усилия Владислава Тетерина, главы благотворительного фонда «Мир искусства», держащего под крылом огромное количество талантливых детей с физическими недостатками? Ведь Тетерин не только привозит выступать перед ними звезд, запрашивающих обычно неслыханные гонорары (например, Чечилию Бартоли). Ему удается организовывать совместные концерты, когда дети, обделенные в жизни счастьем, находят его в совместных выступлениях с Монтсеррат Кабалье.В Большом зале консерватории с «Виртуозами Москвы» под управлением Саулюса Сондецкиса питомцы Брона играли на одной сцене с учителем. Начали Концертом для четырех скрипок Вивальди. Кто знает Вивальди, тот поймет, как сладостно у него одна скрипка вторит другой, догоняет ее, а потом смычки сливаются в едином движении, исторгающем робкий счастливый вздох у слушателя. Этот первый номер был наиболее эффектным – как встряска перед парадом виртуозов. Затем Александр Сороков (Австрия) выдает одну из самых остроумных пьес, «Хора Стаккато» Динику, которую на каких только инструментах не играют: это румынский танец, своей веселостью заставляющий забыть о головоломной технике.Юная кореянка Со Йонг Юн исполняет «Размышление» Чайковского с болью, присущей лишь русским самоедам, – ведь Брон не только прививает ученикам тысячи технических приемов, но и гипнотически заражает их самим внутренним образом музыки. Смешно, по-детски отдуваясь, Со Йонг Юн принимается за заводную «Цыганку» Равеля. Здесь явно слышно: ученики Брона две одинаковые фразы одинаково не играют. Вторая обязательно прозвучит отголоском, ответом, логическим перифразом – но это уже из тонкостей педагогической выделки.Страстная японка Майюко Камио на контрасте с предыдущей артисткой играет «Поэму» Шоссона, вполовину скрючившись, на полусогнутых ногах, уходя в звук и нисколько не заботясь об осанке. «Поэма» навеяна прозой Тургенева – ну, даст ли Брон ученикам что-нибудь просто так? Майюко блистает еще в фантазии на темы «Кармен» Бизе-Ваксмана, пропуская удалую «Хабанеру» через игольное ушко легендарной восточной музыкальности. И в то же время показывая, что и она, Майюко, – девушка с характером, не слабее той самой Кармен.Все второе отделение на сцене сам Брон. На пару с Майюко они исполняют ре-минорный Концерт Баха. Затем Брон остается с оркестром один на один.Он играет всегда с закрытыми глазами, зная весь скрипичный репертуар наизусть. Старается и учеников убедить, что это знание в жизни скрипача необходимо. Одномоментно у него занимаются 40–45 учеников, и каждый за свои 5–6–7 лет обучения проходит всего скрипичного Баха, Моцарта, Бетховена, Брамса, Каприсы Паганини, Сонаты Изаи… Что ж удивляться, что именно его выпускники сидят за первыми пультами ведущих оркестров мира.Брон – живое учебное пособие, памятник самому себе – с добродушной улыбкой демонстрирует идеальную, но не жесткую, а все такую же само собой разумеющуюся виртуозность в «Хаванезе» Сен-Санса и разнообразной Сюите Синвинга, прибавляя на бис «Размышление» Массне. Из амфитеатров в ответ доносится, может быть, самое дорогое, что может услышать в благодарность классический музыкант, – детские крики «браво».Нагрянув в Москву из Японии, на следующий день после концерта Брон улетал куда-то на Пиренеи. Может быть, испанскому королю наконец удастся вручить ему орден, а то у Брона никак времени не находится. У таких людей есть дела и поважнее.