Клара Лучко: Из того, что хотела, я не сыграла ничего

[i]Говорят, что российский человек перестал быть советским не после Беловежской Пущи, а когда у него отняли последние советские радости: дефициты — макулатурные книжки, номенклатурные заказы, «жизненные» фильмы, гробовые деньги, державные песни и самое главное — молодость.В поисках утраченного бывшие советские россияне идут кто куда: летом на митинги протеста, зимой на вечера встреч с кумирами своего все еще пламенного сердца.На прошлой неделе я побывала на двух ностальгических концертах — Давида Тухманова и Клары Лучко. На первом, в киноконцертном зале «Россия», овациями встречали «Мой адрес — Советский Союз», «Родина моя», «Я люблю тебя, Россия». И хотя на юбилейном вечере скромной [b]— Клара Степановна, за многие годы работы в кино вы в первые позволили себе провести официальный юбилейный вечер. Я давно не помню, чтобы зрители не только сидели в проходах, на лестнице, но и стояли в течение нескольких часов не шелохнувшись, как часовые у мавзолея.Чем вы это объясните? [/b]— Я сама не ожидала, все даже перепугались — некуда людей сажать, а они идут и идут. Почему? Не знаю, но если в десяти миллионной Москве ко мне хорошо относятся около двух тысяч человек, то это не так уж и много. Мы еще не учли членов Союза кинематографистов. Они ведь проходят по членским билетам, но на творческие вечера своих коллег заглядывают редко.— Вера Петровна Марецкая, вручая мне диплом, сказала: «Вы, как все молодые, думаете, что ваш путь будет усыпан розами. Но всякая красивая роза имеет шипы». Конечно, тогда я в это не поверила. Но очень скоро почувствовала, что шипы, действительно, нещадно ранят на протяжении всего пути. Зато эта боль проходит, забывается, а моя причастность к кинематографу остается. Наше поколение сделало свое кино.Сейчас другая молодежь, у них другие проблемы, идеалы. И они получат в XXI веке тот кинематограф, какой создадут, пропустив через себя и наш опыт. Хотя сейчас редко хороший режиссер или актер доходит до третьей картины. Одни не могут найти денег, другим нечего играть в этом новом кино.— Первый раз я поехала в Канны с картиной «Возвращение Василия Бортникова». Молодая, из себя симпатичная, давала много интервью, писала даже, что за первые три дня фестиваля я превзошла популярностью Мишель Морган. Я в делегации была самая молодая и неопытная. Что с меня взять, кроме внешности. Но были там такие корифеи, как Александров и Орлова. И знаете, практически все другие делегации хотели с нами познакомиться и сфотографироваться. Не знаю, любили нас, не любили или, может быть, боялись — но мы были в центре внимания. И не просто так. Это был великий кинематограф. Наши классики: Довженко, Юткевич, Пудовкин и, конечно, Эйзенштейн были известны там абсолютно всем.— Мы очень любим на ходу меняться, но история все расставляет по своим местам. Вот мы все разрушили и пытаемся создать новый кинематограф.Ругали западные сериалы, а сейчас сами пытаемся снимать такие же. Выходит, отстаем. В начале перестройки на каком-то нашем пленуме один американский продюсер на вопли «Свобода! Будем, наконец, снимать все, что хотим!» — ответил: «Если вы потеряете свой национальный менталитет в кино, ни одной картины не продадите, потому что картина вообще нам не нужна. На свете всего-то шесть-семь сюжетов».— Вообще-то я снялась в одном из первых сериалов: «Цыган», «Возвращение Будулая». Сериалы по сути не смотрю, но мне было интересно понять, почему люди смотрят по 50— 100 серий. В основном это одинокие люди, не имеющие своей жизни.— Это классическая мелодрама, а Будулай — идеальный герой. Судя по страшному количеству писем и мне, и Волонтиру, каждая женщина, оказывается, хотела бы встретить именно такого человека. Они все уверены, что мне невероятно повезло. Куда бы я ни приезжала, меня спрашивали, почему оставила Будулая дома и приехала одна. Они не желали отделять жизнь от кино.— Это что-то страшное! Милиционеры и преступники говорят не только на одном языке, но и в одной манере — бандитской.— Ну и что? Кинематограф, театр, литература должны поднимать культуру и преображать реальность. Разве не так? — В культурном фонде «Слава». Это имеет отношение к экологии и здоровью детей. Меня туда пригласили после смерти Юрия Никулина. Что я особенного могу сделать для детей? У меня есть только имя и болеющее за них сердце… Хотя кое-что могу. Летом в международный День ребенка в Москве всегда проходят детские выставки и фестивали. Мы приглашаем детей из разных городов, в этот раз пригласили из Гомеля. А как нам их привезти — это ведь некоммерческая организация? Идем в министерства, пробиваем, говорим о бедных детях, о радиации. В этот раз над детьми сжалился Аксененко, дал бесплатные вагоны и даже денег на пансионат для проживания. А еще недавно я помогла отстоять помещение Академии детского хорового пения. В таких вещах и пытаюсь быть полезной. Хотя даже не знаю, какая у меня должность.— Верно, я сама казачка. И играла себя, свою жизнь.— Постойте-постойте, нельзя сказать, что это было просто! Когда человека снимают на собственный паспорт, посмотрите, каким он получается: напряжен, глаза расширены, как будто не дышит. Быть самой собой — очень трудно, может труднее всего. Я училась у Сергея Герасимова. Он говорил: смотрите вокруг, запоминайте, ведь те характеры, что вы увидите в жизни, нельзя придумать.— Когда раньше меня спрашивали, кого бы я хотела сыграть, было больно отвечать.Ведь все равно никто не говорил: если хочешь это играть, мы поставим. А вот в Голливуде известная актриса всегда имеет достаточно денег, чтобы выступить собственным продюсером. Она нанимает режиссера, сценариста, они пишут и снимают то, что она хочет сыграть.— Если бы… ох, я уже так много всего переиграла. А из того, что хотела, я не сыграла вообще ничего.— Меня приглашали преподавать во ВГИКе. Но я не считаю, что имею на это право. Когда я училась, у нас преподавали Эйзенштейн, Ромм, Герасимов. Вот они имели право.— Нет, просто большие, но чисто «служебные» роли я уже не хотела играть. Я ждала персонажа с судьбой, а мне предлагали от тех же щей, но пожиже.Я отказывалась и играла в любимом Театре киноактера. Одно дело, когда режиссер после съемки скажет, что вот мол, хорошо получилось и совсем другое, когда слышишь дыхание зала и в ту же секунду ясно, как сыграла сцену... Последняя роль была в пьесе «Ссуда на брак». Я играла героиню, которую, зная меня по кино, никак нельзя со мной соотнести. Если б вы видели, как я смешно танцевала!.. Я вообще-то по натуре оптимист, но оставаться оптимистом в нашей стране очень трудно. Когда что-то хорошее вдруг мелькнет, я начинаю надеяться. Хотя я и теперь надеюсь, что бог даст — все образуется.— Мои родители были атеистами, и я сроду не бывала в церкви. Но как-то так случилось, что почувствовала желание пойти в храм, потом покреститься.— После крещения я спросила у священника: как я теперь должна жить? А он ответил: живи так, чтобы проснувшись утром, не стыдилась того, как жила вчера. Так и стараюсь жить.