Я сроднился с Мухомором
[b]Когда десять лет назад Андрей Кивинов предложил актеру второго плана Юрию Кузнецову сниматься в телепроекте «Улицы разбитых фонарей», никто не подозревал, чем все это обернется. Актер без колебаний согласился: «Думал, подработаю немного». В результате сериал растянулся на много лет, а его героя Петренко«Мухомора» сегодня знает практически каждый, при этом нередко отождествляя актера с его персонажами.– Юрий Александрович, вы помните свое первое интервью?[/b]– Свое первое интервью я дал еще, будучи молодым артистом, когда работал в Хабаровске. Я ведь во Владивостоке окончил институт и постепенно передвигался на запад: Владивосток–Хабаровск–Омск. И, в конце концов, осел в Санкт-Петербурге.– Да. Вот эта наша троица знаменитая – Миша Пореченков, Костя Хабенский и Миша Трухин, с которым мы недавно виделись, – все перебрались в Москву. Олег Павлович Табаков пригласил их во МХТ – это большая честь, и они очень рады. И я за них безумно рад. И у меня в Москве много знакомых.– Знаете, я долго думал на эту тему. Часто говорят: поезжай в Москву, там ты будешь на уровень выше и намного востребованней, дома днями сидеть не будешь. У меня была возможность переехать в Москву, и даже не на пустое место. Меня приглашали в конкретный театр, звал руководитель этого театра.Но я не склонен к перемене места жительства. Хотя я родился не в Ленинграде, а в Сибири, но корни мои здесь. Дочь Сашенька здесь родилась, жена здесь родилась, и столько уже связано с этим городом. Поэтому я отказался, несмотря даже на то, что была оказия, совершенно четкая, серьезная, основательная.Ну как уехать, когда мы уже прижились здесь: друзья здесь, дом, кров – все вместе. Дочка в школу ходит и ей там нравится, говорит: я эту школу не брошу.– Да, я играл театрального актера, который в театре исполняет роль вождя мирового пролетариата. А Сашенька играла дочь этого актера. В этой картине снималось очень много питерских актеров – Михаил Сергеевич Боярский, его дочь Лиза Боярская, которая сыграла главную роль.Маша Кузнецова, Люба Каширская, Игорь Скляр... Это совершенно необычная картина для Аллы Суриковой. Совсем не комедия. В ней есть какая-то чеховская интонация, более того, там трагический финал. А Балуев там совершенно необыкновенный.– Мне совершенно не приходилось вмешиваться в режиссерский процесс. Да и это было бы глупо, потому что она настолько органично себя вела, что ей не давали никаких указаний и рекомендаций. У нее нет зажима перед объективом, как это чаще всего бывает. Мы, актеры, можем совершенно спокойно разговаривать о чем угодно, не контролируя себя, а когда на тебя нацелен объектив, теряемся. Она все делала так, как ей говорила Алла Ильинична. Причем там у нее есть даже маленькая импровизация. Сначала этот эпизод мало кто заметил, но она мне показала: «Вот, папа, смотри, я это сама придумала…»– О, сейчас идет очень глубокий, как мне кажется, процесс познания жизни. И мы следим за тем, что ее поражает, удивляет, вызывает ответную реакцию. Мне кажется, ей хочется попробовать себя в этой профессии или, по крайней мере, понять, освоить ее умственно.– Когда работаешь, то думаешь о своей роли, как ее выстроить, чем наполнить. И никто, конечно, не предвидел такой фантастический успех и ажиотаж – ни режиссер, ни тем более актеры. Мы делали свое дело и относились к съемкам точно так же, как и ко всем остальным работам. Когда говорят о сериалах, что это легкомысленно и чуть ли не халтура, могу сказать, что это совсем не так. Одиннадцать лет, которые я провел вместе с Мухомором, – это огромный кусок моей жизни. Я с ним сроднился.И не могу сказать, что это халтура или легкомысленная роль. Это совершенно серьезная работа, и я к ней отношусь так же ответственно, как и ко всем остальным. Как к тому же «Острову», который снимали на Белом море, в условиях, приближенным к боевым. Кругом была полумгла. Нет, никакого предчувствия будущего успеха у нас совершенно не было.– В том году, у меня было пять или шесть экранных картин, но тем не менее я понимал, насколько это серьезно, насколько это глубоко психологически. Сыграть роль человека, который встречает своего врага. Несмотря на то, что прошло огромное количество лет, он узнает человека, который в него стрелял, и в то же время он благодарен ему за то, что тот спас его дочь. Как это совместить? Последняя сцена трудно давалась, и мы вместе с Павлом Семеновичем Лунгиным думали лишь о том, как бы не смягчить ситуацию, как бы не увести ее в плоскость житейской мудрости, мол, ну что же, дескать, жизнь есть жизнь, бывает…– Нет. Он уходит, не простив ему прошлого предательства. Да, он благодарен старцу за спасение дочери, но это уже было отыграно раньше. А в последнем кадре он прощается холодно, не обнимая его, и это очень правильно.– Нет и нет. Конечно, смотря какие обстоятельства. Но тут, видимо, не выбираешь: вот такие обстоятельства, значит, можно простить. А тут нельзя. Но этакое всепрощение – бьют по левой, подставляй правую, – не для меня. Особенно когда предают родные и близкие люди, какие бы взаимоотношения до этого ни были, простить этого не могу. Мне кажется, справедливость должна торжествовать, другое дело, в какой форме она выражается.– Да, мне, конечно, приходится частенько бывать в Москве. Раньше ездил на «Красной стреле», сейчас из Питера в Москву и обратно ходит хороший поезд «Гранд экспресс». А вот как столица? Вы знаете, я не знаю, что сказать, потому что мне не удается сходить ни в театр, ни в музей, ни на Красную площадь.Обычно, я приезжаю на три дня и мне ставят 27 смен в день. И вижу я Москву только по дороге от гостиницы до съемочной площадки. Остальное время зубрю текст. Помните, была такая картина «Щит и меч», там Любшин играет разведчика, который зрительно «фотографировал» столбики цифр. Вот и мне почти так же приходится работать. Потому что столько текста и нужно все это успеть выучить и по меньшей мере органично сыграть – это, конечно, большая напряженка.И вот что я вам еще скажу. Хотя у меня работы достаточно и в Питере, но если нет звонка из Москвы неделю, две недели, не дай бог, месяц, если я не услышу в трубке, мол, Юрий Александрович, у нас есть хороший сценарий, как у вас со временем, а не могли бы вы посмотреть, то становится жутко. Думаешь: что это, они вообще уже забыли, что ли, о моем существовании? Так что привет Москве.