Он рассыпался, как снежный ком

Роль очкарика-интеллигента из комедий Леонида Гайдая принесла ему всенародную известность и немало огорчений. Его долго после этого не снимали, потому что считалось, что Шурик не может играть «серьезные роли». Об Александре Демьяненко и последних днях его жизни вспоминает приемная дочь актера [b]актриса Анжелика НЕВОЛИНА.– Лика, когда ваша мама познакомилась с Александром Демьяненко, вам было 13 лет. Вы быстро нашли общий язык с отчимом?[/b]– Ой, нет. Это был очень сложный процесс сближения. Во-первых, дядя Саша очень интеллигентный человек, он в чужие дела вообще не лез. Иногда только мог что-то ненавязчиво посоветовать. Был момент, когда я отвернулась от своего родного отца, и дядя Саша мне сказал: «Лика, запомни на всю жизнь: это твой родной отец и ты обязана с ним общаться». И я запомнила его совет на всю жизнь. Мне кажется, что до тех пор, пока я не окончила театральный институт, он воспринимал меня как обыкновенную девчонку с улицы. А потом посмотрел меня в дипломном спектакле, и я ему понравилась как актриса. И, как ни странно, с этого именно момента у нас завязались дружеские отношения.– Наверное, так, хотя в свое время мать с отчимом меня не пускали в театральный институт. Не то что бы не пускали, но отговаривали просто категорически – и мама, и дядя Саша. Помню, я прошла второй тур, прихожу домой – вся такая счастливая. Дома большая компания, все актеры. Я говорю: «Поздравьте меня, я прошла второй тур!» А Саша: «Самое страшное будет, если ты пройдешь и третий». Я обиделась, конечно, и говорю: «Мама, дай три рубля, я пошла в бар». Оставила их и ушла, вся оскорбленная. Но теперь я их понимаю. Странный фокус: спросите любого актера, и он вам скажет, что обожает свою профессию, но своих детей при этом никто не желает пускать в театр!– Как Александр Сергеевич относился к своей популярности?[/b]– Его очень все это раздражало. Он злился, мог огрызнуться на какую-то грубость или пошлую шутку. А в последнее время уже как-то смирился. Я ему все время говорила: «Дядя Саша, грех вообще обижаться, мало кому так повезло в жизни, как вам». Он очень много работал, не отказывался ни от каких концертов. Но при этом никогда не запрашивал больших денег. То есть предложат приличный гонорар – хорошо, предложат меньше – он все равно работал, потому что понимал, что надо содержать семью. В этом смысле он был настоящий мужчина. Буквально перед смертью куда-то опять поехал. Я говорю: «Мама, зачем? Пусть он откажется, мы же не голодаем». Нет, все равно едет, на поезде или на самолете – к черту на кулички. Я и сама такая (), тоже редко отказываюсь от работы. Может, от него научилась.– Во-первых, он был глубоко интеллигентный человек, и в семье отношения всегда были очень тактичными.Конечно, в этом смысле мне повезло. У мамы с Сашей никогда не было никаких ссор. Не знаю, что это было – любовь сумасшедшая или культура. У каждого ведь свой неудачный брак за плечами. И когда они встретились, то как-то так вцепились друг в друга. Все время поддерживали, называли друг друга ласковыми словами… За все годы я не могу вспомнить ни одной размолвки.– Сначала, когда только он появился у нас, я звала его Александр Сергеевич. Потом дядя Саша. А в последние годы за глаза называла его просто Сашей. У них часто собирались компании – его друзья, мамины подруги, – отмечали все дни рождения, праздники. Как-то так сложилось, что в основном компания собиралась не из родственников, а из друзей.Кстати, дядя Саша никогда не дружил с нужными людьми. Если посмотреть, сколько у него визиток, какие люди давали ему свои телефоны! Он мог позвонить куда угодно и... ничего не делал. Даже когда мамину сестру надо было положить в больницу, я хлопотала об этом. Он сказал: «Если уж у тебя не получится, тогда я оденусь и пойду». Он никогда в жизни не пользовался своими возможностями для себя.Только если кто-то придет и что-то предложит.– Как он проводил свободное время?[/b]– Очень любил читать. Читал он всю свою жизнь очень много. В последнее время с огромным удовольствием слушал классическую музыку. А еще были дача, кот, машина...– Нет, постольку-поскольку. Относился к машине как к средству передвижения и не более. Не мечтал ни о каких иномарках, новых моделях. Для него главным было: есть, на чем доехать – и хорошо. Когда что-то в машине ломалось, он ехал куда-то на станцию, там ему ее чинили. Сам он ничего в этом не понимал, хотя водил очень хорошо. На даче хозяйственными делами тоже не занимался – читал, думал о чем-то своем.– Вы знаете, никогда об этом не говорилось вслух. Было время, насколько я знаю, когда он терпеть не мог детей. Причем главным образом из-за Шурика, из-за того, что его все время дергали, царапали машину, чего только ни делали…Когда его не стало, я очень много думала над тем, как часто мы при жизни стараемся избегать серьезных тем. Конечно, у нас были серьезные разговоры о театре, о литературе, но в душу ему я никогда не лезла. Вообще осталось море недосказанного, за что я себя кляну. Почему же, думаю, я не обняла его в больнице, не сказала: «Дядя Саша, я вас люблю»? Не знаю зачем, но мы делали вид, что все нормально, что он просто болеет. Чтобы не ранить человека? Я все время боялась выдать свою тревогу, боялась, что он в моих глазах увидит: в общем-то, действительно он серьезно болен.– Он умер, когда ему было всего 62 года…[/b]– Конечно, ему надо было делать коронарное шунтирование года за два до этого. Но ни о какой операции на сердце он даже слышать не хотел. Его коллеги-актеры–и Равикович, и Светин– благополучно перенесли такую операцию, они уговаривали его, но он категорически отказывался – просто ни в какую.Инфарктов у него не было, но была стенокардия, и он все время принимал нитросорбит. Постепенно все это накапливалось, накапливалось. В конце концов он все-таки согласился на операцию. В американском медицинском центре сказали: давайте, мы выйдем из отпуска и с новыми силами вас прооперируем. Операция была назначена на первое сентября, а 22 августа дядя Саша умер. Причем он перенес один за другим несколько инфарктов именно в тот последний месяц, когда лежал в больнице в ожидании операции.– Весь ужас-то в том, что на два месяца вся кардиохирургия Санкт-Петербурга по приказу руководства была отпущена в отпуск. И оперировать его было некому. Чудовищная ситуация.Маме потом сказали: а вы думаете, что за эти два месяца только один Александр Сергеевич умер? Знаете, когда сделали вскрытие – мама пошла на это, чтобы выяснить из-за чего все случилось, – врачи сказали, что даже не представляют себе, как он жил с таким сердцем. Они нашли там сплошные зарубцованные инфаркты, о которых никто, даже сам дядя Саша, не знал. Он рассыпался, как снежный ком, просто в считанные дни.